Читать книгу "Убийство. Кто убил Нанну Бирк-Ларсен? - Дэвид Хьюсон"

— Тайс, — позвал Скербек.

На него обратились узкие глаза. Зрачки — черные и остекленелые, такие же глубокие и непроницаемые, как вода в канале.

— Боже мой, что ты наделал на этот раз?

Парень с дурацкими усами оставил в покое девушку, вытащил из кармана бутылку и, хлебнув пива, передал ее Тайсу Бирк-Ларсену.

Скербек перехватил бутылку, отшвырнул ее, заорал на них. Но смысла в его крике не было. Девушка была мертва, а эти двое затерялись в зыбком мире «кислоты», где не существовало реальности.

Развилки на пути…

Он хотел уехать, оставить их самих выбираться из беды. Впервые за свою недолгую и бесполезную жизнь хотел вызвать полицию.

Но он был в долгу. Его грызла совесть.

Вокруг лежала пустошь Кальвебод-Фэллед, местность, куда никто не забредал, где можно спрятать все, что угодно. Выбор был сделан.

И Скербек отправился к фургону, пролез мимо «триумфа» и «хонды» вглубь кузова, отыскал полиэтилен и упаковочный скотч. Отпихнул прочь идиота-усача, когда тот начал возражать. И обматывал, обматывал, обматывал мертвую девушку, завязывал крепко-накрепко, как свернутый рулоном ковер, перевозимый в другой дом.

Сбросил ее в глубокий канал. Вернулся и орал на них, пока они не побрели к фургону.

Незнакомца звали Йон. Он вообще не желал уезжать. Он готов был остаться там, вытащить мертвое тело из воды, достать его из тесной упаковки с логотипом «Меркур» и начать все сначала.

К тому времени как Скербеку удалось погрузить их в фургон, стояла уже непроглядная ночь, сырая и студеная.

Он никогда не сможет забыть, Вагн Скербек понимал это. И еще понимал, что стал соучастником. Стал таким же.

Там, где начиналось асфальтовое покрытие и несколько фонарей освещали строящуюся станцию метро, он остановил фургон и велел им вылезать. Угрожая и матерясь, заставил их вывернуть карманы и выбросил все — траву, смолу, таблетки, порошок. Еще через двадцать минут пути на подъезде к Христиании он ссадил Йона с его помятой «хондой» и подумал про себя: «Я не видел твоей рожи до сегодняшнего дня и молю Бога, чтобы больше никогда не увидеть».

Затем он поехал в Вестербро под мычание крупного мужчины, который скорчился на пассажирском сиденье от стыда и ужаса совершенного.

— Я не смогу спасать тебя каждый раз.

Под ногами Бирк-Ларсена хлюпала блевотина, его рвало несколько раз.

— Я серьезно, Тайс. Ты должен прекратить это. Не путайся ты с этими бандитами, лучше сойдись с той девчонкой, что вздыхает по тебе.

Нет ответа.

Он вырулил к обочине где-то недалеко от моста Дюббёльсбро. Там уже собирались к ночи проститутки, выставляя ноги перед проезжающими машинами.

— А если не одумаешься, ты сдохнешь, — обернулся он к обмякшей фигуре справа от себя. — Пропадешь, как еще один никчемный кусок дерьма из Вестербро.

На него смотрели узкие непроницаемые глаза.

Скербек никогда не умел их читать. Он опустил окно, выпустил рвотную вонь в холодный зимний воздух. Покопавшись в кармане, вытащил вещицу, снятую им с шеи мертвой девушки.

— На, — сказал он, вкладывая в окровавленную ладонь Бирк-Ларсена дешевую цепочку со стеклянным кулоном в форме черного сердца. — Теперь это твое. Я хочу, чтобы ты помнил. Я хочу, чтобы ты думал о ней и молился, чтобы ничего подобного никогда… — Он был страшно зол. Не мог не кричать на Бирк-Ларсена. — Никогда не повторилось! Чтобы не пришлось за это платить. Я не смогу спасти тебя дважды, даже если бы хотел.

По стеклу забарабанили. В окно заглядывало изможденное худое лицо, когда-то миловидное. Эту женщину Скербек пару раз, кажется, видел в Вестербро.

— Ты что, плачешь? — удивилась она.

Он включил скорость, увел фургон оттуда. Бирк-Ларсен сидел рядом с ним, сжимая в кулаке цепочку, уставясь на черное сердечко.

— Спрячь в карман, — сказал ему Скербек и проследил, чтобы это было сделано. — Храни его. А когда опять появится какой-нибудь мудак и забьет дурью твою безмозглую башку, достань его и посмотри. И подумай…

Долги делаются, долги возвращаются. Они оба выросли в Вестербро и всю жизнь ходили по краю, ничто этого не изменит. И тем важнее было помнить о том, как легко соскользнуть и пропасть навсегда.

— Знай, что, если ты потеряешь когда-нибудь эту штуку, мы снова вернемся в этот кошмар. Потому что ты выпустишь зверя на волю.

И опять остаются без ответа его слова.

Мы не такие, как тот тип, думал Скербек. Не совсем.

Вестербро. Грязные улочки, дешевые дома, проститутки и наркотики — мир оставался таким, каким был. А черное стеклянное сердце, так похожее на цыганское проклятие, пусть Бирк-Ларсен заберет с собой в могилу.

— Тебе не понравится, если это случится, — говорил Вагн Скербек, ведя фургон по тряской брусчатке, вглядываясь в унылый пейзаж перед собой. — Никому не понравится.

На стоянке возле станции Лунд села на прокатный велосипед и крутила педали под ледяным дождем до тех пор, пока не добралась до болот и границы леса. Нашла низкий металлический мост, села на бетонные плиты перекрытия. Руки просунула между прутьями решетки и свесила ноги над каналом — примерно так же, как неделю назад сидел здесь Амир эль-Намен с грустным букетом, брошенным за спиной, роняя слезы в черную воду, где умерла Нанна.

Об этом свидетельствовали все фотографии и документы, которые собрал для нее Янсен. Их вполне достаточно. И Майер ей на самом деле не нужен, она решила поговорить с ним потому, что струсила. Даже Брикс прислушался бы, если только она сумеет заставить его слушать. Если только…

Она отложила это решение на потом и стала считать то, что знала.

Нанна убегала из дома, беря с собой воспоминания о детстве. И наверняка взяла что-нибудь вещественное, что напоминало бы ей семью, отца.

Он никогда не закатывал рукава, когда работал или мыл посуду, никогда не обнажал руки в присутствии полиции. Но ребенок мог видеть эти старые татуировки. Ребенок мог связать эти татуировки с кулоном в форме черного сердца, который нашел в запертом ящике. И любящая дочь-беглянка не могла бы покинуть дом, не взяв ничего на память.

Вагн сделал то, что он сделал, потому что таков он был: человек, который решал проблемы, который следил за тем, чтобы колеса вращались.

Нанна исчезла из Хумлебю. В подвале была кровь, и она вела прямиком в лес Пинсесковен.

Они все были бродяги, так говорила дочь Лонструпа. Все они ходили одними и теми же дорогами, таскали мебель, проворачивали сомнительные делишки — и Тайс, и Вагн, и это чудовище Йон Люнге, их первый подозреваемый, которого они преследовали, а потом отпустили, все они бились как могли, чтобы выжить в теневом мире Вестербро.

Она засунула руку в широкий карман синей ветровки. Моросящий дождь оседал на ней жидким льдом и раздумывал, не превратиться ли в снег. Лицо замерзло, волосы, стянутые в хвост, мокрой веревкой прилипли к шее.