Читать книгу "Право на месть - Сара Пинборо"

Я набираю полную грудь воздуха, снимаю напряжение с шеи и плеч и закрываю глаза. Голова еще побаливает, и я позволяю мыслям плыть, точно они клочки облаков в небе в ясный день. Солнце греет все сильнее, и даже на ветру мою кожу не покалывает. Прекрасный, идеальный день.

Поначалу мне кажется, что пронзительный звук – это мой будильник. Меня сморил сон – приснились экзамены и школа, будто я опаздываю, и вдруг этот ужасный звук врезается в мою погоню за автобусом, а когда я открываю глаза и сажусь, то не сразу соображаю, где я. Фестиваль. Суббота. Экзамены позади. И это не будильник, это крик, и, хотя через солнцезащитные очки я вижу все как в тумане, а во рту у меня сушь, я вдруг понимаю, что вскочила на ноги. Мое сердце бьется как сумасшедшее, я окончательно просыпаюсь.

– Боже мой! Кто-нибудь! Мой мальчик! Бен! Бен! Кто-нибудь, пожалуйста! Сделайте что-нибудь!

Я оглядываюсь в поисках Андж, но ее нет, и я вижу, как толпа собирается на берегу. Толстый мужик, скидывает с себя туфли. Я смотрю на воду.

Маленькая рука. Испуганные всплески. Клочок волос. Кожа. Близко к противоположному берегу. Толстый туда не доплывет. Течение сильное, водоросли, ноги у него опустятся слишком низко, и когда он доберется до другого берега, то скорее увлечет мальчишку под воду, а не спасет.

Все эти мысли мелькают у меня в голове параллельно с мыслью: где же Андж, черт ее побери? И я уже пробегаю несколько футов до берега, прыгаю вниз бомбочкой, сгибая ноги в коленях, на тот случай, если там мелко. Крики и визг становятся глуше. Вода охрененно холодная и воняет, и я чувствую какую-то грязь во рту, но мои сильные ноги выпрямляются и начинают работать, я двигаюсь поперек потока, который утащит ребенка к плотине. Выныриваю на поверхность и плыву.

20

Лиза

Я все еще улыбаюсь. Солнце светит, погода великолепная, и Ава была в таком чудном настроении сегодня утром – я словно заглянула в будущее, в котором я дружу со своей дочерью, мы разговариваем, смеемся вместе. Это было чудно.

Саймон к завтраку прислал эсэмэску – он в восторге от нашего ужина и в отчаянии от мысли, что наступающий день ему придется провести в помещении, тогда как он мог бы развлекаться со мной. Прочтя это, я почувствовала обычный прилив беспокойства, но потом на меня нахлынула всеподавляющая волна радости. Может, дело в погоде или в том, что экзамены Авы позади, но я и в самом деле чувствую себя лучше. Тот страх по-прежнему остается, он никогда не пройдет, и я еще не отделалась толком от тревоги, снедавшей меня на прошлой неделе, – это был не Кролик Питер, а песня оказалась случайным совпадением, – но я стала крепче, решительнее. Могу жить настоящим. Может быть, позволить себе снова быть счастливой?

– Держи, – говорит Ричард и дает мне мороженое-трубочку. – Я не попросил обсыпку, потому что мы взрослые.

Он подмигивает мне, и я улыбаюсь. Мороженое уже тает на солнце, и я начинаю лизать сверху.

– Господи боже, – ужасается Мэрилин, – не следовало это делать. Я в этом месяце каким-то образом прибавила два фунта.

– Не говори ерунды. – Ричард сильной рукой обхватывает ее за талию. – Ты прекрасна.

– Ну, тогда буду продолжать. – Поколебавшись, она берет трубочку.

Мэрилин весело улыбается, а я ловлю себя на том, что воображаю себя с Саймоном на свидании вчетвером – с ними. Обнял бы он меня вот так же – любяще и заботливо? Мэрилин не спрашивала, как прошел ужин, – вероятно, ради меня скрывает это от Ричарда. Ради меня или ради себя. Она очень хочет, чтобы я была счастлива, и знает меня достаточно хорошо, знает, как быстро я могу закрыться. Чуть больше разговоров о том, что, может, вот оно… и с меня станется убежать даже после всех этих лет вызывающего одиночества.

Но пока я горю желанием поговорить с ней об этом. Может, нам удастся ускользнуть попозже и тогда я смогу с ней поделиться. Не то чтобы мне было особо что сказать, просто я хочу пережить это заново. Услышать ее мнение о нем, обо всем. Господи, я как девчонка – сплошные нервы и горячечное возбуждение из-за мальчика.

– Что там за чертовщина такая? – Улыбка на лице Ричарда сменяется тревогой – он смотрит через мое плечо. – На реке.

Я поворачиваюсь, как и все остальные в небольшой группке у фургона с мороженым. Словно рябь по воде, ощущение чего-то чрезвычайного передается от человека к человеку. Я щурюсь – солнце светит слишком ярко. Вдали толпа на берегу реки. Там, где люди лежали или сидели на подстилках, теперь все стоят, смотрят на реку. Матери крепче прижимают к себе малышей. По крепости их хватки я и отсюда могу судить, какое чувство облегчения и вины они испытывают. Оно словно кричит: «Слава богу, это не мой ребенок».

«Ребенок… река… девушка прыгнула… ктонибудь уже вызвал „скорую“… господи, куда же мать смотрела… что такое с людьми происходит…»

Слова доносятся до нас, испорченный телефон работает на поле, и я вдруг знаю, я точно знаю, Ава где-то там, за этими людьми, она в центре происходящего.

Я бросаю мороженое и припускаю бегом.

– Лиза! – недоуменно кричит мне вслед Мэрилин. Я ее едва слышу – меня охватывает паника. Это моя вина, все моя вина – и гордость, и падения, счастье, утрата; и я бегу, бегу, проталкиваюсь сквозь толпу к эпицентру. «Господи, пожалуйста, пусть с моей деткой ничего не случится, пусть с ней ничего не случится…» Мой мозг выкрикивает слова молитвы какому-то Богу, но Он – я знаю – не слушает, и в моих глазах те слезы, которые рождает ужас.

Я прорываюсь сквозь последний ряд людей и первое, что я вижу, – фельдшеров из больницы Святого Иоанна, крупные фигуры в зеленых одеждах закрывают мне обзор. Серебряная фольга одеяла отражает солнечные зайчики, и несколько секунд все сверкает, ослепляя меня, а потом она встает – я вижу ее. Моя детка. Вся мокрая, но живая.

Я подбегаю к ней, обнимаю, зарываюсь лицом в ее напитавшиеся какой-то вонью волосы. Господи, она жива! Она в безопасности. Моя детка в безопасности.

– Все в порядке, мама. Я в порядке.

Ава неуверенно улыбается мне, я неуверенно смеюсь в ответ, но это не смех, а почти рыдание. И тут вдруг появляются ее друзья, и мы образуем горстку любви вокруг нее, все их молодые голоса, звонкие, высокие, звучат в моих ушах: «Что случилось… я только-только… боже мой, не могу поверить… господи, Ава, ты его спасла… рехнуться можно…» Я цепляюсь за дочь, за всех них, не доверяю своему голосу, у меня от облегчения все тело дрожит.

Тянется женская рука, находит Аву, и мы расширяем круг. Я вижу отражение моего собственного страха и облегчения на лице молодой женщины. Ей не больше двадцати пяти. Сегодня что-то появилось на ее лице. Что-то такое, чего не было на нем раньше.

– Спасибо, – говорит она сквозь слезы. – Спасибо. Я не знаю, как он там оказался, должен был быть вместе со всеми…

Она крепко прижимает его к себе. Маленький мальчик, завернутый, как и моя маленькая девочка, в серебряное одеяло. Смотрит большими глазами. Не плачет. Он слишком занят – осмысляет случившееся своей маленькой головкой. Опасность. Мое сердце останавливается на миг. Сколько ему? Два или три? Возраст Даниеля. Столько же было и Даниелю. Мир вокруг меня снова взрывается, разлетаются прочь мои семена счастья. «Вот что бывает, как только ты расслабляешься, – говорит мне внутренний голос. – Вот что бывает, когда ты позволяешь себе быть счастливой».