Читать книгу "Пока течет река - Диана Сеттерфилд"

Он еще долго продолжал в том же духе. Пытался нащупать разумный подход, ухватить логическую нить, но фразы сменяли одна другую, а разум и логика не желали иметь с ними ничего общего; он чувствовал, что с каждым словом все дальше и дальше отклоняется от того, что хотел сказать изначально.

Пока он говорил, серые глаза невозмутимо смотрели ему в лицо, и, хотя миссис Константайн не улыбалась, ему чудилось нечто ободряющее в этих выразительных морщинках вокруг ее глаз. Запутавшись окончательно, он умолк.

– Понимаю, – сказала она, кивнув. – Вы не думали беспокоить меня визитом сегодня, а всего лишь прогуливались по этим улицам и захотели уточнить, правильный ли вам дали адрес…

– Совершенно верно!

Обрадованный тем, что все так легко разъяснилось, и теперь готовый откланяться, он ждал только ее слов, обычно предваряющих вежливое прощание. Он уже видел себя в прихожей со шляпой на голове и саквояжем в руке. Он уже видел себя в дверях, видел свои ноги на плиточной дорожке перед домом, видел свою руку на щеколде калитки. Но потом он увидел деловитую сосредоточенность в этих спокойных серых глазах.

– Однако так уж вышло, что теперь вы здесь, – произнесла она.

Теперь он был здесь. Да. И он вдруг очень явственно ощутил свое присутствие здесь. Казалось, вся комната наполняется этим ощущением, как и он сам.

– Почему бы вам не присесть, мистер?..

– Воган, – сказал он.

По глазам невозможно было понять, знакомо ли ей это имя; она лишь продолжала смотреть на него все с тем же ненавязчивым вниманием. Он сел.

Миссис Константайн налила из графинчика стакан воды, поставила его на столик рядом с Воганом и тоже села – в кресло, расположенное под углом к дивану. И выжидающе улыбнулась.

– Мне нужна ваша помощь, – признался он. – Это касается моей жены.

Ее лицо смягчилось выражением скорбного сочувствия.

– Мне очень жаль. Позвольте выразить мои соболезнования…

– Нет! Я не это имел в виду!

Голос его зазвучал раздраженно. И он действительно был раздражен.

– Простите меня, мистер Воган. Дело в том, что незнакомцы обычно появляются здесь после смерти кого-то из близких.

Выражение ее лица не изменилось; оно оставалось спокойным, но не сказать чтобы безучастным, – более того, оно было вполне дружелюбным, однако миссис Константайн всем своим видом давала понять, что посетителю пора бы уже перейти к сути дела.

Он вздохнул:

– Видите ли, мы потеряли дочь.

– Потеряли?

– Точнее, нас лишили дочери.

– Простите меня, мистер Воган, но в английском языке очень много обтекаемых выражений и слов, касающихся смерти. «Потеряли, пропала…» Это можно понять по-разному. Я только что неверно истолковала ваши слова насчет жены и не хочу повторять эту ошибку.

Мистер Воган сглотнул и посмотрел на свою руку, лежавшую на подлокотнике зеленого бархатного дивана. Провел ногтем по материи, оставив полоску на ворсе.

– Возможно, вам известна эта история, если вы читаете газеты. Но даже если не читаете, разговоры шли по всему графству. Это случилось два года назад. В Баскоте.

Она отвела взгляд от собеседника и направила его в пространство, сверяясь со своей памятью. Воган провел пальцем по бархату, заглаживая ворс, так что полоска исчезла. Он ждал, давая ей время вспомнить.

Миссис Константайн вновь посмотрела ему в лицо:

– Думаю, будет лучше, если вы расскажете мне об этом сами.

Плечи Вогана напряглись.

– Я не могу сказать вам больше того, что известно всем.

– Мм… – Звук был неопределенным по интонации: не подтверждал и не противоречил, а лишь обозначал ее участие в разговоре.

Теперь очередь снова была за Воганом.

А он-то рассчитывал, что ему не придется лишний раз это рассказывать. За прошедшие два года у него создалось впечатление, что все и так уже в курсе. Это была одна из тех историй, что с поразительной быстротой распространяются по округе и далеко за ее пределами. Сплошь и рядом на самых разных мероприятиях: деловых встречах, собеседованиях с желающими поступить к нему на службу, собраниях местных землевладельцев, светских раутах в Оксфорде или в Лондоне – при первом появлении в комнате он по взглядам незнакомых ему людей догадывался, что они знают не только его самого, но и его историю. Потом он уже перестал удивляться, хотя привыкнуть к этому так и не смог. «Ужасное несчастье…» – бормотал какой-нибудь имярек, когда их представляли друг другу, и Воган со временем усвоил манеру принимать соболезнования так, что его вежливый ответ одновременно означал: «И больше об этом ни слова».

В первые дни ему пришлось без конца повторяться, описывая те события. В самый первый раз, подняв на ноги слуг, он обрушил на них целый шквал неразборчивых, яростных и стремительных звуков, как будто его слова сами неслись галопом в погоню за похитителями и за его пропавшей дочерью. Соседям, которые прибыли помочь с поисками, он рассказывал о случившемся отрывистыми фразами, испытывая боль в груди при каждом вдохе. В следующие несколько часов он рассказывал это снова и снова, каждому мужчине, каждой женщине, каждому ребенку, которых встречал во время скачки по сельским дорогам: «Мою дочь похитили! Вы видели здесь чужаков, видели кого-нибудь подозрительного с двухлетней девочкой?» На другой день он рассказал это своему банкиру, к которому примчался за деньгами для выкупа, а позднее полицейскому, прибывшему из Криклейда. Только в последнем случае удалось наконец должным образом восстановить последовательность событий. Они с женой все еще были как в бреду, но в этот раз Хелена приняла участие в разговоре. Они оба ходили туда-сюда по комнате, присаживались, вскакивали и вновь начинали ходить, говорили то по очереди, то одновременно, а порой оба умолкали и глядели друг на друга, не находя слов. Был один эпизод, который он впоследствии очень старался забыть. Хелена описывала момент, когда обнаружилась пропажа их дочери: «Я открыла дверь, вошла, а ее там не было. Ее там не было! Ее там не было!» Она с изумлением, как заводная, повторяла фразу «Ее там не было!», вертя головой по сторонам и обшаривая взглядом верхние углы комнаты, словно малютка могла быть спрятана в стыках перекрытий или где-то за ними, в закутке под стропилами, однако ее не было и там. Казалось, осознание потери затапливало Хелену изнутри, затапливало их обоих, и они пытались с помощью слов вычерпать все это из себя. Но слова были как яичные рюмки, а то, что ими описывалось, было размером с океан, слишком большой, чтобы справиться с ним столь жалкими средствами. Она черпала и черпала, но, сколько бы ни старалась, все усилия были напрасны. «Ее там не было!» – безостановочно повторяла она голосом, какого ему не доводилось слышать ни от одного человеческого существа. Она тонула в своей утрате, а он был словно парализован и не мог ничего сделать или сказать, чтобы ее спасти. К счастью, выручил полисмен. Это он бросил ей спасательный круг, за который утопающая смогла ухватиться; это он вытянул ее на поверхность своим следующим вопросом: