Читать книгу "Дорога на эшафот - Вячеслав Софронов"

Неожиданно Екатерина Алексеевна звонко рассмеялась, как-то по-детски хлопнула себя ладонями по бедрам и, продолжая заливаться смехом, пояснила:

– Я просила нашего нерасторопного гофмейстера поменять всю мебель, а он непонятно чем занят все время и, как всегда, забыл это сделать. Моя бы воля, прогнала бы его, как это по-русски…?

– Взашей, – тут же подсказала Апраксина, осторожно осматривая зацепившееся за предательскую пружину платье и пытаясь определить, насколько велик ущерб и можно ли будет оставаться в нем и далее или следует переодеться.

– Вот-вот, – подхватила Екатерина Алексеевна, – вза-шей!! И не жалей! Правильно говорю?

– Верно, ваше высочество, – согласилась Апраксина, так и не решившая, оставаться ей в том же наряде или попросить разрешения на его замену.

– Сейчас мы поглядим, что за конфузия у вас случилась, – подбежала к ней Екатерина, чуть нагнулась и осмотрела повреждение. – Ничего страшного, как мне кажется. Я вам помогу наложить небольшой… – Она на минутку запнулась, вспоминая нужное слово, и произнесла его по-немецки: – Naht[4]. Да?

– Совершенно верно, – согласилась графиня Апраксина, хотя имела об иностранной речи весьма отдаленное представление, но она была рада на что угодно, лишь бы скорее прикрыть свой конфуз.

– Шоф, – неожиданно вспомнила ускользнувшее от нее слово Екатерина. – И все будет выглядеть вполне пристойно. Подождите минутку… – И она умчалась в ту же дверь, оставив графиню в полном недоумении.

Та не решилась повторить неудавшуюся попытку сесть в кресло и решила стоя дожидаться возвращения Екатерины Алексеевны. Но прошла минутка, за ней другая, а та все не возвращалась. Вдруг наверху раздались громкие шаги, а потом на лестнице показались высоченные сапоги с прицепленными к ним шпорами. Сапоги неуверенно ступали по косым прогнутым степеням, и наконец показался сам их обладатель. То был Петр Федорович собственной персоной. Апраксина сделала легкий книксен и отступила назад, в результате чего неустойчивое кресло тут же рухнуло на пол. Она побледнела, не знала, куда ей деваться после случившихся неприятностей, и хотела выскочить за дверь.

Но Петр Федорович, как галантный кавалер, ловко подскочил к ней, причем ростом он оказался ровно по ушко бравой фельдмаршальше, одной рукой подхватил с пола злосчастное кресло и поставил его к стене, а потом попытался усадить на него даму.

– Покорнейше благодарю, ваше высочество, – отказывалась графиня, памятуя о предательских пружинах и не желая окончательно оскандалиться.

– Нет, это я вас прошу присесть. Не будем же мы, как на смотру, стоять напротив друг друга. Мне же неловко сидеть в присутствии столь высокочтимой особы…

От этих слов Аграфена Леонтьевна расцвела, зарделась и изобразила полное расположение к особе наследника, но… сесть не решилась.

Обескураженный Петр Федорович отошел к столу, где ему под руку попалась подзорная труба, и он, найдя в том спасительный выход из создавшегося положения, схватил ее, раздвинул почти до предела, подошел к окну и поманил графиню к себе.

Ей не оставалось ничего другого, как повиноваться, и она, осторожно ступая, встала рядом с наследником, с боязнью поглядывая то на него, то на окуляр трубы, который он начал протирать обшлагом своего камзола. Потом он навел ее куда-то вдаль через полузамерзшее окно. Прищурив один глаз, подкрутил настройку и несколько мгновений выискивал что-то вдалеке, недоступное для взора графини. Вдруг он громко рассмеялся лающим смехом и воскликнул:

– Так и есть, плохо караул несут! Ну, теперь я им задам! Прогоню сквозь строй, чтоб не болтали меж собой во время службы. Нет, вы только гляньте, – с этими словами он подал трубу Апраксиной, придерживая левой рукой прибор по центру, а другой, полуобняв Аграфену Леонтьевну, приблизил окуляр к ее глазу. Она с испугу зажмурилась, тем более не знала, что там может увидеть. А вдруг что-то не совсем приличное?

Ее муж, Степан Федорович, возвращаясь из похода, всегда убирал подальше и свою шпагу, и пистолеты, а уж подзорную трубу, которой он дорожил пуще всего остального, и вовсе запирал в дубовый секретер. И сколько малолетний сынок их ни просил «глянуть в небо» через нее, он упорно ему в том отказывал.

– Теперь видите? – настойчиво спросил Петр Федорович. – Каковы бестии! Им положено стоять, не шелохнувшись, а они сидят на корточках, да еще и трубочку покуривают. Вы будете моей свидетельницей, когда я сегодня же после смены караула вызову этих паршивцев к себе.

Аграфена Леонтьевна тихо охнула, представив, насколько может затянуться этот процесс, и, чтобы как-то улизнуть от расследования, растерянно сказала:

– Ваше высочество, не по глазам мне трубка ваша, ничего не видела, вот вам крест. Вы уж меня увольте от подобных расстройств.

Петр Федорович что-то презрительно хмыкнул. У него, как видно, пропал всякий интерес к собеседнице, и он, положив трубу обратно на стол, не попрощавшись, вышел вон. Апраксина облегченно вздохнула, что все обошлось, и тут в комнату впорхнула Екатерина Алексеевна вместе с нарядно одетой девушкой, что несла на вытянутых руках рукодельные принадлежности.

– Тысяча извинений, что заставила вас, графиня, так долго ждать. С ног сбились, пока Настуся, – она кивнула в сторону миловидной девушки, – нашла все необходимое. Сама я редко теперь рукоделием занимаюсь, потому и не знаю, где что лежит. Noch eine Bestellung oder in einem Palast oder in Russland…[5] – добавила она по-немецки.

Потом она вместе с девушкой подобрала нужного цвета нить, вдела ее в иголку, предварительно увлажнив ее кончик своими ярко-красными губками, и принялась быстро зашивать порванное место. Девушка, которую она назвала Настусей, за это время не произнесла ни слова и лишь помогала наследнице расправлять умело сделанные ей стежки.

– Ну вот, полюбуйтесь: никаких следов, – наконец поднялась с колен Екатерина Алексеевна. – И в следующий раз, будучи в наших покоях, – слово «покои» она произнесла с выразительной гримасой, – не садитесь сразу в кресло, а лучше спросите моего совета.

– Ваше высочество, я, право, не знаю, чем заслужила такую милость от вас. Да я теперь это платье буду хранить, как… – Она не могла подобрать нужного слова и продолжила дальше: – Всей родне и знакомцам нашим показывать стану, какая вы мастерица.

Наследница при этих словах лукаво сощурилась и покачала головой:

– А вот этого я не рекомендовала бы вам делать, а то, знаете, пойдут расспросы, разговоры, и вы не только себя, но и меня поставите в неловкое положение. Вы согласны, мадам?

Аграфена Леонтьевна, до которой не сразу дошел смысл сказанного, замахала в ответ руками, словно комаров отгоняла, и подобострастно согласилась, стараясь всем своим видом показать свою несообразительность: