Читать книгу "Кочевые народы степей и Киевская Русь - Петр Толочко"

Торческие военные дружины и позже привлекались русскими князьями для походов на половцев, но, как и прежде, не были особенно надежными союзниками и подданными. Так, во время похода в 1192 г. черные клобуки, под предлогом невозможности воевать со своими родственниками, возвратились в Поросье. «Черные же Клобуци не восхотѣша ехати за Днѣпръ, бяхуть бо сватове имъ сѣдяще за Днепромъ близь, и распрѣвшеся и возвратишася восвяси»[144].

О каких «сватах» здесь речь, неизвестно. Это могли быть половцы, которые этнически и по языку близки к торкам, печенегам, и берендеи, а также, что более вероятно, торческо-печенежское население, обитавшее в пределах Белой Кумании.

Кроме коллективной службы Руси черные клобуки несли также и индивидуальную. Многие их представители поступали на службу к русским князьям, что и зафиксировано в летописи. Нередко они выполняли самую «грязную работу», которой не желали компрометировать себя православные русичи. Так, в 1015 г. повар «именем Торчин» зарезал своего князя Глеба Владимировича, в 1095 г. коварное приглашение половецкому хану Итларю в баню передал отрок Мономаха Баидюк, в 1097 г. теребовльского князя Василька ослепил «Торчин именем Береньди».

У киевского князя Мстислава Изяславича служил некий Олбырь Шерошевич, выполнявший в 1159 г. его поручение на переговорах с черноклобукскими вельможами. На службе у русских князей находились также Кулмей (1097), Судимир Кучебич (1147).

Проживание в пределах Руси, нередко чересполосно с русичами, наложило отпечаток на экономику, культуру и быт торческих племен. От кочевий они переходили к оседлому образу жизни. Торческая знать стремилась во всем походить на русских князей и бояр, обзаводилась собственными укрепленными городками. Иногда требование получить во владение тот или иной город в Поросье служило условием службы великому князю. В 1159 г. черноклобукские предводители Тудор Сатмазович, Каракоз Мнюзович и Карас Кокей потребовали от князя Мстислава Изяславича, чтобы он не только любил их, как его отец, но и дал им «по лепшему» городу. При этом пригрозили, что от них может исходить «как добро, так и зло». Мстислав решил не искушать судьбу и согласился выполнить все их условия: «Яся имъ по всю волю ихъ».

Выше уже шла речь о том, что примирившийся с киевскими князьями Рюриком и Святославом «лепший муж» или князь черных клобуков Кундувдый получил во владение город Дверей. Поросский городок Чюрнаев получил название по имени его владетеля Чюрная, черноклобукского князя. Аналогичное происхождение имело также название поросского городка Кюльдеюрева.

Не исключено, что черноклобукская знать заимствовала у русских не только стиль жизни, но и их веру. Прямых свидетельств этому нет, но тот факт, что летопись именует «лепших мужей» черноклобукских по имени и отчеству (Тудор Сатмазович, Ольстин Алексич, Роман Нездилович) и одно из имен несомненно христианское, позволяет предполагать это с большой долей вероятности. На распространение христианства среди поросского черноклобукского населения указывает и то, что в Юрьеве уже в XI в. была основана специальная епископская кафедра. Однако в массе своей черные клобуки оставались язычниками.

Археологически торческое население Руси известно недостаточно. В конце XIX — начале XX в. значительные работы осуществил в Поросье Н. Е. Бранденбург. Всего ему удалось раскопать 117 кочевнических погребений, из них 56 — подкурганные и 61 — впускные в насыпи предыдущих эпох. Исследованные курганы в подавляющем большинстве принадлежали кочевникам XII–XIII вв. В основном в них покоились останки торков и печенегов. Обряд погребения — трупоположение на спине, головой на запад. Рядом с покойником, как правило, лежит чучело коня, представленное взнузданной мордой и костями ног.

С. А. Плетнева выделила девять групп погребений, которые, несмотря на отличия в деталях, в целом близки между собой. Отчетные данные Н. Е. Бранденбурга позволяют утверждать, что большинство захоронений совершено либо в деревянных гробах — сбитых из толстых досок большими гвоздями или костылями, либо в саркофагах-колодах[145]. Среди сопровождающего материала нередко встречаются обычные древнерусские горшки, из предметов вооружения — луки, колчаны со стрелами, наконечники копий, сабли, кольчуги, шлемы, личины. В женских погребениях находят зеркала, серьги, бусины, в мужских — ножи, кресала, точильные бруски. В богатых захоронениях выявлены золотые и серебряные украшения.

Подавляющее большинство находок в погребениях датируется XI первой половиной XIII в. Отдельные вещи имели широкое распространение и в монгольское время, что не исключает их более раннего возникновения.

Особый интерес представляет богатое мужское захоронение у села Таганчи, на Каневщине, выявленное в конце XIX в. Совершено оно в подкурганной яме по обряду трупоположения. Покойник лежал головой на запад, рядом с ним находилась целая туша коня. Инвентарь погребения богат и разнообразен — узда, седло, сабля, копье, щит, булава, кольчуга, шлем, серебряные наконечники и серебряная чаша, медальончик с изображением Христа. Датируется погребение концом XI–XII в.

Языческий обряд захоронения, как и весь комплекс сопровождающего инвентаря, указывают на то, что перед нами — захоронение знатного тюрка. В пользу этого говорит и место захоронения — село Таганча имеет явно тюркское название. Длительное время исследователи (исключая И. А. Хойновского) именно так интерпретировали его этническую принадлежность. С. А. Плетнева поставила под сомнение это определение. Основываясь на том, что антропологически череп относится к европеоидному типу, она высказала предположение, что погребенный принадлежал к русской княжеской семье[146].

Вывод этот не кажется убедительным. Предполагать язычника в княжеской семье XI–XII вв. невероятно. Но кто бы ни был погребен у села Таганчи, он похоронен как кочевник, и в этом плане мы имеем наглядное представление о черноклобукском обряде захоронения богатых воинов.

Близкое к описанному погребение знатного тюрка было обнаружено в 1997 г. между селами Малополовецкое и Яхны Фастовского района Киевской области. Это впущенное в курган эпохи ранней бронзы трупоположение в прямоугольной яме 3 х 4 м. Покойник лежал на спине головой на запад, руки вытянуты вдоль туловища. Слева от него находился скелет лошади, также ориентированный головой на запад. Лошадь взнуздана, в ее зубах — железные удила, с правой стороны морды лежал железный псалий с кольцом, ближе к холке удалось выявить железную пряжку и стремя.

Погребение всадника сопровождено относительно богатым инвентарем. Это железная сабля в деревянных ножнах, окованных железом и обшитых кожей, наконечник пики с конической втулкой, железный нож с костяной рукояткой, железное кресало и кремень, ряд других вещей. Голова погребенного покоилась на седле, от которого сохранились незначительные следы. Типологически обнаруженные вещи могут быть продатированы концом XI — началом XIII в.