Читать книгу "Книги в огне - Люсьен Поластрон"

Рейхлин употребляет слово «консивы», сограждане: он приступает к своему доказательству с посылкой, что евреи — слуги императора и пользуются защитой закона. Опираясь на трезвый рационализм, он устранил суеверный туман, окутывавший их литературу, и обрисовал ее полную панораму: Писания, комментарии, глоссы, проповеди, трактаты по философии и разным наукам и затем, наконец, стихотворения, сказки и сатиры. Быть может, уступает он, в этом последнем жанре, если хорошенько поискать, и можно найти антихристианское высказывание, но тогда речь будет идти об одной конкретной книге, со «своим собственным названием, как автор это задумал», и личное самовыражение одного человека не должно повлечь за собой беды для всего народа. В том, что касается остального, Рейхлин сослался на Аристотеля и святого Иеронима: как можно восставать против того, что не понимаешь? «Если кому-то взбрело в голову написать что-то против математиков и если он не знает математики, даже арифметики, не станет ли он для всех посмешищем?» И тут он увлекает слушателей в сферы лингвистики и определения верного и неверного, а потом к диалекту Бога: само собой, это иврит. Пусть сначала доминиканцы его выучат, а потом он с ними поспорит. После чего можно озвучить весомый аргумент: если бы были причины сжечь Талмуд, наши предки сделали бы это несколько веков назад, поскольку у них было больше усердия к христианской вере, чем у нас. Эта выдающаяся защитная речь была одним из первых текстов, для которых использовали потрясающую новинку — книгопечатание, и ее публикация не замедлила принести плоды: еще больше еврейских книг изымалось и уничтожалось, сочинения Рейхлина сжег инквизитор Кёльна в 1514 г., а он сам избежал еретического костра только благодаря своей смерти в 1522 г. Но первая атака на повсеместный антисемитизм состоялась. Современный редактор замечает, кстати, что самым изящным аргументом в этом тонком «Указании» был в действительности самый первый, поскольку он заставлял думать, что германское право отличается от римского католического закона. Одного из самых внимательных читателей Рейхлина звали Лютер.

В Венеции в 1500-х гг. различали восточных евреев, у которых были гражданские права, северных евреев, на которых на тот момент уже скорее смотрели косо, и «понентинов», которых называли так, потому что они приходили с запада, то есть из Испании, которая от них избавлялась.

Они, будучи самыми неимущими, жили в гетто; именно на них в первую очередь обрушилась беда, когда стали защищать христианство от нападок еврейской веры и распространявших ее книг. «Палачи богохульства» имели право рыться в домах и книжных лавках, чтобы изымать оттуда осужденные книги и без разбору приносить их на аутодафе, которые случались не один раз. Так за несколько месяцев были сожжены сотни тысяч книг на территории вплоть до Крита, который тогда был доминионом Венеции. Но в самой Венеции их уничтожили больше, чем где-либо еще, поскольку именно там их выпускали: такие люди, как Даниэль Бомберг, христианин из Антверпена, или представители знатного рода Густиниати, платили целые состояния в налоговую казну, чтобы иметь право заниматься издательским делом. Кстати, как раз могущественные книгопечатники Светлейшей республики добились от папы смягчения антиеврейских директив в 1554 г.: полное и систематическое уничтожение заменили на жесткую предварительную цензуру. Но ее не замедлили обойти, поскольку в 1568 г. «палачи» снова сожгли на площади Сан-Марко десятки тысяч книг, изъятых со складов, и приговорили издателя-печатника к суровым штрафам. Тем не менее торговля этими изданиями была такой прибыльной, что печатные станки перевезли на остров Цефалонию, и установился значительный подпольный книгооборот.

Поскольку еврейскому алфавиту приписывалась божественная сущность, главным аспектом всей еврейской литературы является, по-видимому, сакрализация всего написанного, каково бы оно ни было. Откуда и возникает эта пещера Али-Бабы для исследователя и объект непредвиденных размышлений для философа, которыми оказывается «гениза»: хранилище, в котором нужно сложить, сберечь, предать забвению или даже заключить в одиночную камеру, как это произошло с Торой, вышедшие из употребления книги либо, в силу широты толкования или лени, любые рукописные или печатные документы. Но главное, не выбросить, и уж тем более не бросить в огонь. Таким образом, можно представить себе, какое особенно болезненное воздействие могли оказать на историю бесчисленные аутодафе древнееврейской литературы. 6 декабря 167 г. до начала христианской эры сирийский царь Антиох IV Епифан стал инициатором радикальной попытки элленизации евреев. «Разорвать и затем бросить в огонь» — уничтожение книг в Иерусалиме и в Палестине стало таким значительным событием, что вызвало восстание Маккавеев. Другие случаи уничтожения книг, которые мы находим в череде веков, раз за разом приобретают все более садистическую окраску.

Таким образом, книги «’ам ха-сефер», народа Книги, регулярно заигрывают с огнем. Иногда по незначительным поводам — так, Ирод Великий велел сжечь все письменные источники, чтобы скрыть свое арабское происхождение, что в результате уничтожило также прошлое и других родов, восходящих к корням нации, — но чаще из мистических соображений. Или даже относящихся к чистой мифологии: есть поверье, согласно которому эта Книга не есть истинная Книга: все, что могло соперничать с этой фальшивкой, предали огню. Такие же представления существуют и о Коране, а также, согласно некоторым, и о Евангелиях на иврите, которые Церковь уничтожила, чтобы дать шансы на существование только плохим греческим переводам. Итак, аутодафе, по-видимому, существует с тех пор, как появился монотеизм, каким его основал Эхнатон? От этого до утверждения, что нельзя представить себе монотеизм без нетерпимости, остался только один шаг, от которого, однако, многие воздерживаются.

История еврейской мысли не только омыта огнем, она еще и отличается своеобразием своих аутодафе. То, жертвой которого в Монпелье в 1233 г. стал Маймонид, примечательно тем, что правоверные сами постучали в дверь инквизиции и та, потирая руки, сложила огромный костер из сочинений, которые были еретическими в глазах евреев, а затем, по некотором размышлении, и из всех еврейских книг, включая Талмуд.

Мессианские движения, порожденные иудаизмом, по глупости ничуть не уступали христианским. Саббатай Цеви, Варух Руссо и Якоб Франк в принципе заронили семена энтузиазма и безумия, абсолютно понятных в обществе, культура которого замкнулась в своих табу и запретах. «Будь благословен, ты, который разрешает то, что запрещено» — это было лейтмотивом и достаточным символом веры. Гаремы юных девственниц, инцесты, разнообразные надругательства и нарушение всех основополагающих ограничений были типичными обрядами. Частью учения было и уничтожение Книги и всех книг: например, в 1757 г. на городской площади в Подолье сожгли тысячи произведений, а на истинном франкисте во время церемоний были сандалии, вырезанные из пергамента Торы. Так что не стоит удивляться, что сегодня в Сети можно обнаружить многочисленные сайты, на которых эти оппортунистические отклонения принимаются всерьез. С этими отклонениями не стоит смешивать самый запутанный из подобных случаев, а именно историю хасида Нахмана из Брацлава. О нем не известно ничего или почти ничего: он родился в 1772 г., умер от туберкулеза в 1811 г., свою короткую жизнь провел в скитаниях, перемене мест, письменных объявлениях себя Мессией и навлечении на себя проклятий. Как это часто бывает с «великими просветленными», остальное сделали его последователи. В данном случае оригинальное учение экзальтированного раввина, сущность которого заключалась в одержимости необходимостью уничтожения книг, впоследствии распропагандировал его секретарь Натан. Его построения были вариациями на тему понятия «сефир ха-нисраф», сожженной книги, — он потом написал трактат под таким названием, который с безукоризненной последовательностью предал огню в 1808 г. Он показывал своим ученикам лист бумаги, покрытый написанными его собственной рукой заметками, и говорил: «Многочисленны уроки, которые может преподать эта страница, и многочисленны миры, которые питаются ее дымом», после чего сжигал ее; совершенно очевидным образом, сделать это «означает привнести в мир свет». Сегодня эта майевтика не может произвести впечатление ни на кого, кто хоть раз выходил из дома, но в то время она наделала много шуму, настолько, что Нахман дошел до заявлений, что необходимо бросить в огонь все священные книги, так как они, точно так же, как и еретические книги, делают «невозможным приблизиться к благословенному Имени». Этого человека сейчас считают святым; сотни тысяч его приверженцев во всем мире, среди которых есть экстремисты иудаизма, клянутся ему в самом необычайном благочестии, но при этом, насколько нам известно, не доходят до того, чтобы взять коробок спичек. Как также утверждал его секретарь, который, возможно, все выдумал, на экстремальной оконечности своей политической доктрины он воздвиг красивую теорию «сефер ха-ганоуз»: за сожженной книгой скрывается абсолютная Книга. «Ее не касалась ничья рука и не видели ничьи глаза».