Читать книгу "Правда о Первой Мировой войне - Бэзил Генри Лиддел Гарт"

Поспешный откат левого фланга французов наконец-то открыл Жоффру глаза на истинное положение вещей и на полный провал плана «XVII».

Из обломков рухнувшего плана он попытался создать новый. Жоффр решил оттянуть назад свой центр и правый фланг, сделав осью этого движения Верден, а за это время снять войска с правого фланга в Эльзасе и, сформировав новую 6-ю армию на левом фланге, снова перейти в наступление.

Если бы не ошибки германцев, то оптимизм Жоффра (который, кстати, должен был скоро пройти) мог вновь сослужить ему плохую службу. Первой германской ошибкой было безумное решение Мольтке выделить 7 дивизий для захвата Мобежа и Живе и наблюдения за Антверпеном вместо того, чтобы использовать для этого войска ландвера и эрзаца так, как это намечал Шлиффен. Еще чудовищнее было его решение 25 августа послать 4 дивизии в Восточную Пруссию, чтобы остановить наступление русских. Дивизии эти тоже были взяты с правого фланга (фактически из отряда, осаждавшего Намюр). Его оправдания, которые он дал позднее, очень слабы. Германское командование, видите ли, полагало, что решающая победа на западе уже достигнута. Наконец, германское командование потеряло связь с наступавшими армиями, и движения последних не могли быть согласованы.

Остановка 2-го британского корпуса у Ле-Като (что было сделано Смит-Дориеном против воли его начальника) и контратака Ланрезака у Пои (в которой Френч запретил даже участвовать своему 1 – му корпусу) – все эти факторы также задержали германское охватывающее наступление. Но каждый из них имел еще и значительно более важные косвенные последствия. Ле-Като, например, убедило командующего 1-й германской армией Клука, что можно легко ликвидировать здесь британскую армию, а Пои заставил Бюлова обратиться к Клуку за поддержкой. Вследствие этого Клук повернул, заходя внутрь, думая этим сбить левый фланг французов. Идея Седана преследовала германцев и заставляла их рвать еще не созревшие плоды. Преждевременный поворот задолго до Парижа являлся отказом от плана Шлиффена и обнажал германский правый фланг, содействуя его контрохвату.

Все это быстро развивалось в то время, когда Мольтке также приносил в жертву мечте о Седане план Шлиффена – но уже на другом участке фронта. Центр и левый фланг получили приказ сомкнуться, как клещи с обеих сторон Вердена, а правый фланг должен был завернуть наружу и двигаться фронтом на Париж, прикрывая эти клещи. Эта внезапная перемена направления и изменение ролей напоминали безумие шофера, который на скользкой дороге, нажав на все тормоза, резко под прямым углом поворачивает передние колеса машины.

Надо остановиться еще и на другом факторе, быть может, наиболее значительном из всех: германцы наступали слишком быстро, опережая свое расписание, и снабжение не поспевало за ними. Усталость войск увеличивалась голодом. Когда дело доходило до столкновений с противником, то боеспособность войск фактически оказывалась подорванной их физическим переутомлением. Это становилось тем более опасным, что французы, отступая, тщательно уничтожали все запасы. Таким образом, в германскую машину попало столько песчинок, что достаточно было небольшого разлада, чтобы она сломалась. Это и сделало Марнское сражение.

Прилив отхлынул

Возможность использовать обстановку была замечена не Жоффром, отдавшим приказ о продолжении отступления, а военным губернатором Парижа, где собиралась заслоном вновь формируемая 6-я армия. 3 сентября Галлиени, разгадав значение захождения Клука внутрь, отдал распоряжение 6-й армии (Монури), чтобы она подготовилась для удара по обнажившемуся правому флангу германцев. На другой день Галлиени с трудом добился на это согласия Жоффра. Раз проникшись убеждением, Жоффр действовал с решимостью. Всему левому флангу было приказано повернуть кругом и подготовиться к общему наступлению, которое было назначено на 6 сентября. Монури был на месте уже 6 сентября, и под его натиском на обнаженный фланг германцев Клук вынужден был оттянуть вначале часть, а затем и всю свою армию, чтобы прикрыть и укрепить свой фланг. Этим был создан 30-километровый разрыв между армиями Клука и Бюлова. Разрыв этот был прикрыт только кавалерийской завесой.

Клук пошел на такой риск потому, что британцы, находившиеся против него, быстро отступали, повернув спину этому обнаженному сектору. Даже 5 сентября, когда французы на обоих флангах англичан повернули и стали наступать, британцы все еще продолжали свое отступление к югу.

Но в этом поспешном отступлении, скорее «исчезновении», британцев неявно таилась причина победы. Когда британцы повернули вспять, донесение о наступлении их колонн в секторе разрыва заставило Бюлова 9 сентября дать приказ об отступлении своей армии. Временное преимущество, которого 1-я армия Клука (изолированная теперь благодаря своему маневру) добилась против Монури, было тем самым сведено к нулю, и Клук в тот же день отступил. К 11 сентября отступление распространилось – отчасти самостоятельно, отчасти по приказу Мольтке – на все германские армии.

Попытка частичного охвата, осью захождения которого служил Верден, больше не могла иметь успеха; клещи, образованные 6– й и 7-й армиями, просто сломались бы на оборонительных сооружениях французской восточной границы. Атака 6-й армией Гран-Куроннэ (прикрывавшего Нанси) стоила слишком дорого. Трудно понять, как германское командование могло решиться действовать импровизированно и идти теперь на то, что при хладнокровных расчетах перед войной казалось совершенно безнадежным и привело их к единственно возможному для них решению наступать через Бельгию.

Таким образом, Марнское сражение было обусловлено несогласованностью действий и трещиной во фронте наступления германцев.

Атака Монури по германскому правому флангу вызвала трещину в слабом стыке германского фронта, а просачивание противника в эту трещину в свою очередь надломило волю германского командования.

Результатом было стратегическое, а не тактическое поражение. Германский правый фланг оказался в состоянии срастись и твердо закрепиться на линии реки Эн. Сравнительная слабость фланговой атаки Монури, а отчасти и неумение британцев и французской 5-й армии (теперь под начальством Франшэ д’Эсперэ) быстро пройти сквозь брешь, пока она ничем не была прикрыта, привели к тому, что союзникам не удалось извлечь больших выгод из своей победы.

Направление движения войск вело через район, изрезанный реками. Преграды эти становились еще значительнее от недостатка порыва и воодушевления командиров: каждый вежливо оглядывался на соседа и пугливо – на свои фланги. Чувства их очень удачно могут быть переданы ироническим стихом:

Лорд Чатам, вынув меч из ножен,Ждет для боя Ричарда Страхан.Сэр Ричард, стремясь всей душой в бой,Ждет… кого же?., да лорда Чатэм!..

По-видимому, большие результаты были бы достигнуты, если бы было сделано больше усилий (как этого требовал Галлиени), чтобы ударить германцам в их отдаленный, а не близкий фланг, и для этой цели направить подкрепления к северо-западу от Парижа. В этом мнении нас укрепляет и крайняя чувствительность германцев к донесениям о высадках на бельгийском побережье, которые могли угрожать их коммуникациям. Тревога, вызванная этими донесениями, заставила германское командование даже считаться с возможностью отступления своего правого фланга раньше, чем началось Марнское сражение. Если сравнить моральное действие этих призрачных, не существовавших сил с материальным эффектом, выразившимся в оставлении части германских сил в Бельгии из-за боязни возможного выхода бельгийцев из Антверпена, то баланс, видимо, сильно склонится в пользу стратегии, которую отстаивал Робертс. Придерживаясь этой стратегии, британские войска могли иметь не только косвенное, но и прямое влияние на борьбу, и успех Марнского сражения оказался бы не только стратегическим, но и тактическим.