Читать книгу "Столыпин - Святослав Рыбас"

Менее затруднительно было бы распределить другие портфели.

Очень важно было бы включить в министерство Шилова, так как он пользуется большим влиянием среди известных социальных кругов, которые весьма разнообразны по своим политическим симпатиям, и так как он олицетворяет собою движение, имеющее только немногих представителей в Думе, но чрезвычайно влиятельное среди членов земства. Кузьмин-Караваев может быть назначен министром юстиции. Участие в министерстве Милюкова было бы особенно желательно, так как, хотя он и не является членом Думы, его влияние в общественных кругах и в Думе чрезвычайно значительно. Несмотря на все его недостатки – громадное самолюбие и известную склонность к интригам, – он обладает острым умом и чрезвычайно редким политическим чутьем. Его вхождение в министерство являлось бы даже незаменимым, так как он мог бы стать наиболее сильным защитником министерства от нападок на правительство крайне левых.

Участие членов Думы в министерстве не только выразится в замене настоящих министров новыми людьми, но передаст инициативу реформ из рук Думы в руки правительства. Только те мероприятия, целью которых будет парирование ударов революции, будут исходить от исполнительной власти. Этот порядок должен быть принят со всем мужеством и решительностью».

После этой записки все должно было решиться. Удастся ли вторая попытка объединиться власти и обществу?

Извольский: «Через несколько дней после представления докладной записки я был призван императором, который сказал мне, что он прочел ее с интересом и был поражен силой и справедливостью аргументов, содержащихся в ней… „Единственной целью, которую я и мои политические друзья имеют в виду, – сказал я, – является укрепление исполнительной власти, угрожающе потрясенной революционным движением и ошибками, совершенными кабинетом. Не бойтесь доверять нам, даже если мы покажемся вам сторонниками слишком либеральных идей. Ничто так не умеряет радикализм, как ответственность, связанная с властью…“» (Цит. по: Рыбас С., Тараканова Л. Указ. соч. С. 56).

Николай II слушал, не перебивая.

Министр продолжал: «…за границей единодушно осуждается политика кабинета Горемыкина, и никто не ожидает восстановления нормального положения в России помимо призвания к власти новых людей и изменения политики. Это мешает нам предпринимать различные шаги во внешних делах и, как несомненно подтвердит министр финансов, подрывает наш финансовый кредит».

Николай II, безусловно, помнил страшное финансовое давление со стороны Франции во время октябрьской стачки 1905 года, когда России грозило банкротство и когда министр финансов предложил прекратить размен бумажных денег. Тогда рухнула дипломатическая идея Витте о посредничестве во франко-германском споре по поводу Марокко. Витте надеялся заключить финансовый заем при помощи международного финансового консорциума, чтобы не зависеть от Антанты и не обострять отношений с Германией. В разгар стачки в Петербург прибыли представители консорциума, увидали смуту и отказались вести дело. Заем был получен от Франции позже, уже в апреле, ценой обострения отношений с Германией.

Поэтому Николай II прекрасно понимал, что стои́т за замечанием Извольского об осуждении горемыкинского кабинета за границей. Как ни оскорбительно слушать такое, а надо прислушаться, ибо ни хозяйственных, ни военных сил у России в запасе не было. Тем не менее государь возражал. По его мнению, «в Думе господствовали наиболее крайние элементы, и она больше походила на революционный митинг, чем на парламентское собрание… Не могла ли подобная уступка быть расценена как доказательство слабости со стороны монархической власти и не вынудило ли бы это в самое короткое время приступить к энергичным мерам?»

Извольский стоял на своем. Последний его довод звучал так: пусть даже попытка будет неудачной, но тогда ответственность за это несла бы Дума.

Они разговаривали час. Николай II, не принимая окончательного решения, уполномочил Извольского вести переговоры о создании коалиционного правительства. Отдельно было названо имя Столыпина. Царь написал ему записку, приглашая его помочь Извольскому.

Казалось бы, зачем приглашать того, кто и так уже действует?

Но Извольский явно не стал обнаруживать участия Петра Аркадьевича в переговорах, чтобы не создавать у царя мысли о широком тайном заговоре. Или, возможно, чтобы не засвечивать раньше времени Столыпина.

Теперь у Столыпина развязаны руки. Он живо включается в подготовку небывалого явления, каким может стать многопартийное правительство. Извольский секретно встречается с влиятельными думцами, затем с ними встречается Столыпин, составляются варианты кабинета, куда должны войти Муромцев, Милюков, Шипов.

Дальше события разворачиваются по двум направлениям.

В них вмешивается и генерал Трепов, дворцовый комендант, человек правых взглядов, как говорилось в левой печати, реакционер. Трепов тоже намеревается организовать чисто кадетское правительство и ведет с ними, кадетами, переговоры. Зачем убежденному монархисту, храброму до самозабвения, сотрудничать с партией, которая стремилась к конституционным свободам? Нет, он не изменил своим взглядам, не стал сторонником оппозиции. Его план был прост, как двухходовая комбинация. Для того чтобы помешать Извольскому и Столыпину в составлении жизнеспособной коалиции, он собирался составить однопартийный кадетский кабинет, который с первых же шагов должен был вступить в борьбу с верховной властью. Вместо гражданского мира – война. Это был бы конец всяким демократическим попыткам. И для установления порядка Трепов с помощью столичного гарнизона установил бы военную диктатуру.

Николай II, надо признать, тоже знал о переговорах своего дворцового коменданта с кадетскими лидерами. Он выбирал, что лучше.

Выбирали и кадеты.

Выбирала и история.

Как чаще всего бывает в таких случаях, ни одно ни другое направление не получило развития, а случилось нечто третье.

Дума приступила к обсуждению обращения к народу по земельному вопросу. Что должно было делать правительство? Допустить обращение? Запретить его? Но как запретить депутатам?

Пока же напряжение нарастало.

Столыпин встречался с Милюковым, обсуждал план создания думского кабинета на следующих условиях: назначение министров двора, военного, морского, иностранных и внутренних дел, должно остаться за царем. Милюков соглашался на все, кроме последнего. Столыпин доказывал, что кадеты не справятся с удержанием порядка и революционным движением. Милюков возражал: «Этого мы не боимся. Если надо будет, мы поставим гильотины на площадях и будем беспощадно расправляться со всеми, кто ведет борьбу против опирающегося на народное доверие правительства».

Напряжение делалось нестерпимым.

Смертельный пост

Сейчас мы знаем, чем закончились те попытки объединить противоборствующие силы. Ничего не вышло. Ничего. Сейчас мы тоже уповаем на консолидацию, на согласие во имя спасения многострадальной родины – и что же? Сильно ли мы продвинулись с начала века? Мы вглядываемся, вглядываемся вдаль, ожидая ответа…