Читать книгу "Почти семейный детектив - Людмила Мартова"

Она рано овдовела, больше замуж так и не вышла, хотя предложений было хоть отбавляй. Стройная, кареглазая, с изящным, тонкой лепки лицом, она нравилась мужчинам. За ней ходили толпы поклонников, но ни одному из них она не ответила взаимностью, оставшись верна памяти покойного мужа.

Сына она обожала, но не баловала, и он вырос таким, как она и загадывала — самостоятельным, успешным, добивающимся поставленной цели, настоящим мужчиной. Состоявшимся, богатым и отчего-то глубоко несчастным. Лучше всего к нему подходило слово «неприкаянный».

Именно из-за Ильи она сейчас испытывала тревогу. Мощную, материнскую… С ее мальчиком что-то происходило, и он, обычно довольно открытый, прятал свои печали от нее, видимо, чтобы не расстраивать. Глупый мальчишка, как будто она не замечает, что он сам не свой.

Причиной его хандры не мог стать приезд Вовы. К младшему сыну Илья относился нежно, но довольно спокойно. Так уж случилось, что мальчишка не вырос на глазах отца и бабушки. Эсфирь Григорьевна вообще узнала о его существовании, когда внуку исполнилось восемь лет.

Илья всегда делился с ней успехами своего издательства, а она гордилась, что привила мальчику любовь к литературе, которую он, благодаря своим деловым качествам, сумел монетизировать. Однажды он пришел задумчивым, а когда она начала расспрашивать, то сказал, что нашел удивительного автора там, где и не думал искать.

— И что же это за автор? — с интересом спросила Эсфирь Григорьевна.

— Ее зовут Ганна Друбич, она живет в провинции и пишет психологические детективы, которые точно будут читать.

— И что же тебя в этом удивляет?

— Да то, что я знаю ее кучу лет. У меня был с ней роман, она растит моего сына, но о том, что она хорошо пишет, я узнал только тогда, когда она решилась прислать мне свою книгу. Столько лет впустую ушло, вот что жалко.

— Твоего сына? — Из полученной информации Эсфирь Григорьевна вычленила именно то, что действительно важно. — И ты так спокойно об этом говоришь? Как так получилось, что у тебя есть еще один сын, а я про это даже не знаю?

— Мамочка, — он подошел к ее креслу, сел на пол, обнял ее за колени и зарылся лицом в юбку, он всегда так делал, когда был маленьким и нуждался в материнском утешении. — Я никогда тебе об этом не рассказывал, потому что сам старался все эти годы про это не думать. Ганна — удивительный человек, мне очень жаль, что у меня с ней не вышло ничего стоящего. Она из тех редких женщин, с которыми хочется встретиться однажды и на всю жизнь. Но не получилось, не срослось. И видеть меня в своей жизни и в жизни сына она категорически не захотела. Но ты не думай, я ей материально помогаю. С самого начала помогал.

— Илюша, Илюша, — Эсфирь Григорьевна потрепала густую шевелюру сына, как делала в минуты самой большой нежности. — Бизнес тебя испортил. Ты всерьез уверен, что деньги заменяют все. Как хоть его зовут, этого твоего внезапного сына?

— Вовка, — Илья поднял голову и улыбнулся маме. — Ганна назвала его так, как звали моего отца, хотя она никогда не интересовалась моим отчеством.

— Твое отчество есть в Интернете…

— Убежден, что она про это даже не думала. Когда она ходила беременная, то сказала, что физически ощущает, что в животе у нее растет Вовик. Так что это одно из тех удивительных совпадений, на которые щедра Ганна.

— Необычное имя, — мама пожала плечами. — Я про Ганну, не про Вовика.

— Ее родители из Белоруссии, там в таком имени не видят ничего удивительного, — ответил Галицкий, но мама его перебила.

— Вот что, Илюша, что бы ни было между вами и чем бы это ни кончилось, сейчас вы все равно будете общаться, потому что эта самая Ганна Друбич — твой перспективный автор. Поэтому ты должен убедить ее привезти в Москву сына и позволить вам общаться. Не дело, что мальчик растет без отца.

— Кабы я был уверен, что она согласится, то сразу бы попробовал, — уныло сказал Илья, но Эсфирь Григорьевне удалось взять с него слово, что он переговорит с Ганной.

К его удивлению, та согласилась. И два года назад Вова впервые переступил порог квартиры Эсфирь Григорьевны Галицкой. Та влюбилась в младшего внука с первого взгляда, потому что внешностью, статью, серьезностью рассуждений он был похож на ее покойного мужа, с которым волею судьбы оказался тезкой.

— Если бы мальчик взял твою фамилию, — как-то робко сказала она, понимая, что сын рассердится. Его отношения с этой самой Ганной, которую она видела всего один раз, были какими-то ненормальными, болезненными и раздражающими обеих, — у нас в семье снова был бы Владимир Галицкий. Я бы очень хотела дожить до этого момента.

Илья действительно рассердился. И расстроился, поэтому больше столь мучительную для него тему Эсфирь Григорьевна не заводила. Вова теперь приезжал к ней три-четыре раза в год, и ей этого было вполне достаточно. Если бы еще Илья был не так несчастен…

Но сейчас к его постоянному внутреннему одиночеству примешивалось что-то еще, чему Эсфирь Григорьевна не знала названия, а спросить не решалась. Почему-то впервые в жизни она робела перед сыном, ставшим слишком суровым. Черты лица его заострились, стали резче, грубее, между бровями залегла глубокая морщина, будто он все время хмурился, думая о чем-то неприятном. И еще он уже несколько дней не жил дома, предпочитая ночевать с Вовкой на одной кровати, той самой, на которой спал в детстве.

— Ты поссорился с Миленой? — невзначай спросила Эсфирь Григорьевна, которая не любила непонятных ситуаций.

— Нет, мы не ссорились, — ответил Илья. Расспрашивать дальше она не стала, но тревожилась все сильнее. Мальчик (да-да, сорокавосьмилетний, но для нее все еще мальчик) не находил себе места, и это было неправильно.

Глава восьмая
Дорога в детство

По несчастью или к счастью, истина проста, Никогда не возвращайся в прежние места. Даже если пепелище выглядит вполне, Не найти того, что ищем, ни тебе, ни мне…

Эти строки из стихотворения Геннадия Шпаликова крутились в голове у Ганны всю дорогу из Лепеля. Когда она продумывала предстоящую поездку в Белоруссию, то, закрывая глаза, представляла, как пройдет по улице Володарского от редакции, где работал дед, до дома, где они жили с бабушкой. Зайдет во двор, общий с домом мадам Щукиной. По тропинке, петляющей между огородов, выйдет на параллельную улицу, к речке Улле, в просторечии называемой Ульянкой, прямо к плотине неработающей ГЭС, по которой можно перебраться на другой берег, а оттуда уже рукой подать до прекрасного прозрачного озера, на которое она в детстве бегала купаться.

От него вела в лес вымощенная булыжниками дорога к военному госпиталю, городскому кладбищу со старыми, еще дореволюционными надгробиями, полянам, заросшим земляникой. Туда, в земляничный рай, Ганна частенько ходила вместе с дедом. Она никак не думала, что за двадцать с лишним лет, которые она не была в Лепеле, городок ее детства так неузнаваемо изменится.