Читать книгу "Все наши ложные "сегодня" - Элан Мэстай"

Повторяю, все перестало иметь какое-либо значение, поскольку в буквальном смысле слова стало нематериальным.

А ведь мы могли сделать очень много. Мы могли принести сюда новую жизнь. Это, вероятно, изменило бы нас обоих, сделало нас лучше, починив в наших мозгах сломанные механизмы, которые не позволяли нам стать счастливыми, когда до счастья было рукой подать. Однако дело было не только в искорке жизни, которая зародилась в Пенелопе. Одновременно с этим в реальности возникало место – некое укрытие, – где мы оба могли бы освободиться от самих себя, сбросить личины нашего прошлого и давящего на нас будущего. Такова магия создания жизни: она подбирает все неверные решения, которые ты принял на ее протяжении, и превращает их в необходимые шаги на тропе, ведущей к твоему дому.

Знаете, в тот день я на микроскопическую секунду обрел дом. Он был размером с одну-единственную клетку, но туда вместилось все, чего я когда-либо желал.

Я бессильно опустился на пол и молча уставился на Пенелопу. А Пенелопа смотрела на меня.

Она прикоснулась к своему животу. Мне хочется думать, что в тот миг она пожалела о своем поступке, решила сохранить нашего ребенка и создать семью.

Но увы, было слишком поздно. Даже если бы Пенелопа и собралась вернуться в дефазикационную сферу и запустить процесс в обратную сторону, она бы вообще ничего не смогла. Она потеряла способность двигаться и начала распадаться. Ее нейроны не могли отдавать команды мускулам, те были неспособны проворачивать кости – да и кости стремительно истаивали. Само сердце Пенелопы не могло забиться, как и сердце нашего нерожденного ребенка тоже никогда бы не могло забиться в материнской утробе – той попросту не было.

Пенелопа истаивала в воздухе. Нет, они оба. Они оба развеивались прямо передо мной. Ее ладонь, прижатая к животу. Ее глаза, замершие в ужасе, сожалении, печали. И точно такие же – мои.

Я пытался запомнить каждую мельчайшую деталь ее облика, пока она еще сохраняла его, но был не в силах оторваться от ее глаз. Ее молекулы разделялись, расплывались во всех направлениях, через стены, потолок, пол.

Вскоре от Пенелопы не осталось ничего.

34

Не скажу, что мой мир идеален. Людей все еще гнетут тревога, и стресс, и разбалансированность нервной системы. Фармацевтические препараты используются с бешеным размахом. Постоянная паника из-за оценки своего общественного статуса доводит кое-кого до истерик. Власти коррумпированы, неверность сильно ранит, а браки часто рушатся. Любовь бывает безответной. Детство может проходить либо на игровой площадке, либо в темнице. Бывает, что люди от природы мало на что способны в постели, и это не исправить никаким валом интерактивной порнографии.

Зато у нас есть явные преимущества. В мире, построенном на безграничной энергии, вырабатываемой Двигателем Гоеттрейдера, нефть почти ничего не значит, других ресурсов – в избытке, и каждый имеет доступ к всевозможным благам, включая и пресловутые технические достижения. Не все соглашаются жить в глобальной техноутопии, и не сказать, чтобы между странами не было напряженных разногласий и дипломатических демаршей, но оружие столь замысловато, а жизнь так комфортабельна, что за три десятка лет настоящих геополитических конфликтов в принципе не случилось.

За что воевать-то?

Очень жаль, если это кажется наивным или удручающим, но что есть, то есть.

Доминирующим социальным мотивом стали научные открытия, ведь при неограниченных ресурсах можно воплотить в реальность даже самую причудливую теорию.

Для религии в общественной жизни осталось мало места. Сотни миллионов еще считали себя религиозными, что относилось, скорее, к культурно-имитационной сфере. Вроде народных танцев и вареников.

Этика не скатилась к нигилизму. В моем мире попадались люди добрые и грубые, щедрые и жадные, смелые и трусливые, проницательные и тупоумные, самоотверженные и склонные к саморазрушению, волевые и бездеятельные, радостные и печальные. Можно и на драку нарваться, если скажешь что-то не то – не тому человеку и не в том баре.

Ущербные личности порой принимают дурные решения, а умники делают глупости. Но место в мире находится для каждого, кто захочет.

Что такое религия? А философия, а искусство?

Зачем это? Вот главный вопрос…

Если живешь в жалком мирке, основанном на несправедливости и ядовитых вожделениях, ответ будет уклончивым и разочаровывающим. И всегда найдется некое «потому», из-за которого и происходят беды человечества. Но ведь такова наша природа. Всем нужны деньги. Правительство себе на уме.

Нас вечно дергают за ниточки волшебники-кукловоды, прячущиеся в убежище среди звезд. И словечко «потому» никогда не дает ответа на вопрос «зачем».

Экзистенциальное различие между моим прежним миром и этим миром заключается в том, что там, откуда я пришел, «потому» было очевидно – достаточно посмотреть вокруг. Никому не требовалось задаваться вопросом «зачем?». Мы и так знали ответ. Мы были счастливы. Наша цель состояла в том, чтобы поддерживать такое блаженное состояние, а если возникала возможность, мы вносили какие-нибудь коррективы или улучшения для тех, кто придет после нас. Точно так же поступали и наши предки.

Думаю, я дал здесь неплохое рабочее определение идеологии – системы верований столь всестороннего охвата, что вопросы в ней становятся несущественными, поскольку ответы на них очевидны.

Но тот мир не был идеальным. Там делались ошибки. Происходили несчастные случаи. Сталкивались амбиции. Страдали люди. Умирали матери. Сыновья не могли понять, почему отцы не любят их. Женщины беременели и не желали детей. Случались самоубийства.

Но это был хороший и здоровый мир, в котором достойную жизнь вели миллиарды людей: и эгоисты, и альтруисты, а большинство – серединка на половинку. Никто из них не заслуживал того, что я сделал с ними.

35

Я очнулся в больнице. В голове еле-еле шевелились спутанные мысли. Сначала я подумал, что оглох, но это просто работала система звукоподавления в моем стерильном боксе восстановительной терапии. Мне долго не удавалось сфокусировать зрение, как будто световые волны, возбуждавшие мои зрительные нервы, разлохматились по дороге. Похоже, я был в очень плохом состоянии, если меня до предела накачали психотропными препаратами.

Вероятно, причиной всего, что произошло позже, стала ошибка врачей в дозировке. Может, неврологические сканеры неверно определили у меня состояние эндокринной регуляции. А может, у меня просто не было иного выбора.

И снова попробуем понять: является ли каждый сделанный нами выбор действительно выбором? Мозг можно уподобить постоянной буре с огромными волнами, молниями и громом. И этот самый шторм разыгрывается в трех фунтах сырого мяса. Существуют ли вообще сознательные решения или наши действия представляют собой инстинктивную реакцию, приукрашенную дурно оформленной логикой?