Читать книгу "Че Гевара. Важна только Революция - Джон Ли Андерсон"

«Танцы ни в коей мере не интересовали Гевару», — вспоминал его близкий друг Карлос Фигероа. По его словам, в то время Эрнесто был «бесстыжим нахалом», бездушным и безжалостным соблазнителем, поэтому единственной целью, с которой он ходил на танцы, было подобраться поближе к жертве. Мало что могло остановить его в желании соблазнить женщину, а внешность и разница в возрасте были ему безразличны.

Лишь некоторые из друзей и родственников Эрнесто были посвящены в его похождения. Как сообщает его кузен Марио Саравиа, Эрнесто «за тарелку еды был готов на все». В качестве примера он приводит связь Гевары со служанкой его родителей, индианкой из Боливии. Звали ее Сабина Португаль, ей было под сорок, и в Буэнос-Айресе Эрнесто регулярно спал с ней. «Это была самая безобразная женщина, какую я видел в жизни, — говорил Саравиа, — но стоило Сабине позвать Эрнесто, как он шел к ней в комнату».

Эрнесто очень непринужденно общался с родителями, ласково называя их «старушка» и «старичок», и спокойно воспринимал шутливые прозвища в свой адрес. Особенно его веселила новая кличка Чанчо (Свин), потому что она вызывала дикий гнев его отца, беспокоившегося о мнении окружающих. Когда Гевара Линч узнал, что позорное прозвище придумал Карлос Фигероа, он яростно набросился на него, так как считал подобное проявлением неуважения к семье.

Несмотря на недовольство отца, а может быть как раз именно из-за него, Эрнесто благожелательно принял эту кличку и в основанном им журнале «Тэкл», посвященном регби и выдержавшем одиннадцать выпусков, подписывал свои статьи псевдонимом Чанг-Чо. В журнале этом Эрнесто разбирал матчи по косточкам, сочиняя статьи в энергичном стиле спортивного журналиста и сдабривая их специальной английской терминологией.

И если с отцом у него время от времени возникали конфликты, то к матери Эрнесто становился все внимательнее, причиной чему было ее слабое здоровье. В 1946 г. у Селии обнаружили рак груди, и она перенесла операцию. Эрнесто опасался рецидива болезни. Их «особенные отношения» были замечены друзьями семьи. Некоторые считали, что союз матери и сына так тесен, что прочие дети из него исключаются. Кое-кто, например, сочувствовал Роберто. Будучи лучше развит физически, хотя он и был двумя годами младше Эрнесто, Роберто в конце концов превзошел того в игре в регби. Но для семьи его успехи по-прежнему стояли ниже успехов старшего брата, так как считалось, что Эрнесто «перебарывает» астму. По словам родственников, у Роберто немало лет ушло на то, чтобы преодолеть чувство обиды, которое он с детства ощущал по отношению к брату.

В семье старались не замечать, что Гевара Линч и Селия не спят вместе. Со временем все уже привыкли к тому, что Гевара Линч приходит домой поздно вечером и, не обращая внимания ни на кого и ни на что вокруг, заваливается на диван спать. Так как ему были свойственны и другие странности, такое поведение казалось вполне естественным.

А надо сказать, что Гевару-старшего всегда отличала склонность к страхам и суевериям, которая со временем усугубилась. Он никогда не уходил из дома, не «забыв» там преднамеренно что-нибудь, например ключи, чтобы был повод вернуться. Не вернуться — это «дурной знак». Он маниакально следовал этому ритуалу. Если кто-нибудь за обеденным столом произносил слово «змея», Гевара Линч сразу же говорил «кабан» — своего рода противоядие, нейтрализующее зло, влекомое сказанным словом.

Селия тем временем по-прежнему старалась, чтобы ее дом был «салоном». Она часами раскладывала на обеденном столе пасьянсы, к которым — как и к курению — крепко пристрастилась, но всегда готова была принять у себя кого-нибудь из молодежи.

Что же касается бытовых сторон жизни, то Селия была выше них. Она понятия не имела, что происходит у нее на кухне, а когда у кухарки был выходной, наспех готовила обед из того, что оказывалось в холодильнике, не заморачиваясь рецептами. И совершенно не беспокоилась, если не обнаруживала в холодильнике вообще ничего.

Все гости дома замечали, что в нем не хватает некоторых предметов мебели, украшений, картин на стенах, но, с другой стороны, их поражало великое множество книг, которыми было буквально забито все вокруг. Имелись и иные интересные особенности: «по вине» кухонной плиты постоянно происходили замыкания и стены были «живыми», они одаривали электрическим током всякого, кто по неосторожности к ним прислонялся.

Так же как Эрнесто уходил заниматься в квартиру Беатрис или в библиотеку, где находил необходимую тишину и уединение, его отец стал удаляться в обретенное им недавно убежище: съемную квартиру-студию на улице Парагвай. У него появился новый деловой партнер, вместе с которым они организовали контору, сочетавшую в себе агентство недвижимости и фирму, занимающуюся строительными подрядами. Организация называлась «Гевара Линч и Фербрух». Вскоре они нашли клиентов в городе, но, как всегда случалось у Гевары Линча, предприятие на ноги толком не встало. Линчу фатально не везло с партнерами: как только дела пошли на лад, Фербрух вышел из бизнеса из-за трагедии в личной жизни, впав в глубокую и продолжительную депрессию. Впоследствии Гевара Линч нашел другого партнера, Росси. Их компания удержалась на плаву, хотя пережила как взлеты, так и падения, и просуществовала до 1976 г., когда после военного переворота Гевара Линч вынужден был бежать из страны.

В студии имелась спальня, но Гевара Линч поставил в ней письменные и чертежные столы, а потому продолжал ночевать на диване на улице Араос или в квартире своей сестры Беатрис.

Однако, поскольку дом на улице Араос был всегда переполнен, студия эта с неизбежностью превратилась в место занятий младших членов семьи и их друзей. «Старичок» Гевара сделал дополнительные ключи, и дети приходили туда, когда хотели. Эрнесто зубрил там билеты перед экзаменами, равно как и Роберто, учившийся на юридическом факультете. Селия-младшая и Ана Мария со своим приятелем Карлосом Лино (эти трое изучали архитектуру) регулярно работали там над своими проектами, а какое-то время студия служила редакцией недолго просуществовавшего журнала «Тэкл».

В надежде заработать денег, которых вечно не хватало, Эрнесто не раз затевал коммерческие проекты, которые были столь же малоосуществимы, сколь и оригинальны. В этих авантюрах как правило участвовал его старый друг Карлос Фигероа, который к тому времени стал учиться на юриста и тоже постоянно нуждался в наличных. Вдохновителем первого их предприятия был Эрнесто. Он пришел к выводу, что «Гамексан», инсектицид, применяемый против саранчи, можно успешно использовать для борьбы с домашними тараканами. Молодой человек провел испытания средства в своем квартале, посчитал результаты удовлетворительными и решил начать производство. Вместе с Фигероа и еще одним товарищем, пациентом доктора Пизани, они стали смешивать средство с тальком и упаковывать в коробки в гараже собственного дома.

Эрнесто хотел зарегистрировать порошок под торговой маркой «Аль Капоне», но ему сказали, что в этом случае нужно будет получить согласие семьи Капоне. Тогда он придумал название «Аттила», по имени предводителя гуннов: идея была в том, что средство «убивает все на своем пути». Однако выяснилось, что продукт с таким названием уже существует. В итоге Эрнесто остановился на названии «Вендаваль», что по-испански означает «мощный ветер, дующий с юга», и получил на него патент. В восторге от успехов сына, Гевара Линч предложил познакомить его с потенциальным инвестором, но Эрнесто, у которого уже сформировалось предубеждение против деловых партнеров отца, отказался со словами: «Папаша, неужели ты считаешь, что я позволю твоим друзьям меня сожрать?»