Читать книгу "На службе в сталинской разведке. Тайны русских спецлужб от бывшего шефа советской разведки в Западной Европе - Вальтер Кривицкий"

До этого времени я посвящал почти все мои силы нашей разведывательной сети в нацистской Германии. Сталин все еще не мог добиться взаимопонимания с Гитлером, и Кремль был крайне озабочен германо-японским пактом, который обсуждался на переговорах в Берлине. Я много занимался именно этими секретными переговорами, о чем я рассказывал в другой главе.

Как только раздался первый гром пушек за Пиренеями, я направил своего агента в Анде, что на французско-испанской границе, а другого послал в Лиссабон, чтобы создать секретную информационную службу на территории Франко.

Это были простые рутинные шаги. Я не получал никаких инструкций в отношении Испании из Москвы, в то время мои агенты не имели никаких контактов с правительством в Мадриде. Будучи руководителем нашей разведки в Европе, я просто занимался сбором общей информации для передачи ее Кремлю.

Наши агенты в Берлине и Риме, Гамбурге и Генуе, Бремене и Неаполе регулярно докладывали о существенной помощи, которую Франко получал из Италии и Германии. Эту информацию я переправлял в Москву, но там хранили молчание. У меня все еще не было секретных инструкций по поводу Испании. Советское правительство также не делало и публичных заявлений.

Конечно, Коминтерн поднял страшный шум, но никто из нас, людей практического склада, не воспринимал это всерьез. Эта организация, получившая презрительное прозвище «лавочка», переехала в тихий пригород Москвы и теперь уже не являлась ярким факелом интернациональной революции, а стала просто придатком сталинской внешней политики, который иногда использовался косвенно и был полезен, а иногда воспринимался как досадный и надоедливый раздражитель.

Его величайшей заслугой было проведение на международной арене политики так называемого Народного фронта. Она означала, что в любой демократической стране послушные приказам своих правящих органов члены коммунистической партии при необходимости и во имя «демократии» должны отказаться от оппозиции по отношению к властям и объединить свои силы с другими политическими партиями. Предполагалось, что с помощью разного рода «попутчиков» и просто одураченных людей в правительство будут попадать те, кто дружественно настроен к Советскому Союзу. В нескольких странах такая тактика уже не раз шла на благо Кремлю. Например, во Франции Народный фронт привел во власть умеренного социалиста Леона Блюма. Но во время испанского кризиса, когда Коминтерн поднял крик в защиту республики и истошно призывал бороться с Франко, премьер-министр Блюм при поддержке Лондона объявил политику невмешательства в дела Испании.

В самой Испании крики Коминтерна оказались и еще более бесполезными, поскольку количество приверженцев этой организации исчислялось всего тремя тысячами членов коммунистической партии. Испанские профсоюзы и все сильные революционные группировки, такие как синдикалисты, анархисты, Партия марксистского единства и социалисты, продолжали твердо стоять на антикоммунистических позициях. После пяти лет своего существования Испанская республика все еще отказывалась признавать советское правительство и не имела дипломатических отношений с Москвой.

Несмотря на это, Коминтерн организовывал массовые митинги и сбор средств по всему миру в пользу Испанской республики. Из Советского Союза десятки иностранных коммунистов ехали сражаться в Испанию. Объявленные вне закона в своих странах, они жили в России на положении беженцев. Сталин был только рад избавиться от них.

Для некоторых немногих ветеранов Коминтерна, все еще преданных идеалам мировой революции, битва в Испании стала новой надеждой. Эти старые революционеры на самом деле верили, что испанская гражданская война станет той искрой, которая может воспламенить мир. Но их энтузиазм не превращался в боеприпасы, танки, самолеты или в военное снаряжение, которым фашистские государства поддерживали Франко. Реальная функция Коминтерна в тот момент заключалась в том, чтобы вносить суматоху и создавать громкий шум, который мог бы замаскировать молчание Сталина.

Казалось, что ни разговоры об открытой помощи Германии и Италии режиму Франко, ни отчаянные мольбы вождей испанской революции о помощи не проникают за пределы кремлевских стен. Гражданская война в Испании превратилась в огромный пожар, а Сталин не предпринимал никаких шагов. Страшные доклады шли и шли ко мне в Гаагу, а я постоянно пересылал их в Москву. Хотя в распоряжении испанского правительства в Мадриде было 700 000 000 долларов золотого резерва в Банке Испании, его попытки купить оружие у «Виккерс» в Англии, у «Шкоды» в Чехословакии, у «Шнейдер» во Франции или у крупных немецких производителей вооружения не увенчались успехом из-за политики невмешательства. А я все еще не получил ни одной инструкции от своего правительства.

Только в конце августа, когда отлично организованные войска успешно двигались к Мадриду, трех высокопоставленных чиновников Испанской республики смогли в конце концов принять в России. Они приехали закупать военное снаряжение и боеприпасы в обмен на огромные суммы в испанском золоте. Однако и в тот момент их не допускали Москву: они жили инкогнито в гостинице в Одессе. В пятницу 28 августа, стремясь сохранить секретность операции, Сталин выпустил декрет через комиссара внешней торговли, запрещающий «экспорт, реэкспорт или транзит в Испанию всех видов оружия, амуниции, военного снаряжения, самолетов и военных кораблей». В следующий понедельник этот декрет был опубликован, и о нем объявили во всем мире. Сочувствующие Коминтерну и поднятая им общественность, в дружеском кругу уже выражавшие свое смятение относительно того, что Сталин не оказывает помощь Испанской республике, теперь поняли, что он присоединился к политике невмешательства Леона Блюма. На самом деле Сталин медленно и аккуратно шел к поддержке Испанской республики. Пока высокопоставленные чиновники ждали в Одессе, Сталин созвал внеочередное заседание политбюро, где и представил свой план осторожного вмешательства в Испанскую гражданскую войну – и все это под покровом его заявлений о нейтралитете.

Сталин заявил, что старой Испании больше нет и что новая страна не должна оставаться одна. Ей следует присоединиться либо к лагерю Италии и Германии, либо к группе их противников. Сталин сказал, что ни Франция, ни Великобритания не хотят, чтобы Рим или Берлин контролировали Испанию, имеющую ключевые порты на Средиземном море. Парижу и Лондону была крайне необходима дружественная им Испания. Сталин же рассчитывал, публично не вмешиваясь в дела этой страны, но ловко используя свое положение поставщика оружия и боеприпасов, создать в Испании подконтрольный ему режим. Сделав это, он мог бы диктовать свою волю Франции и Англии, добиться от них реального союза (тогда бы только он решал, принять его или нет) и тогда уже добиться осуществления своей главной цели тесного контакта с Германией.

Таковы были в общих чертах мысли Сталина об интервенции в Испании. Однако им также двигала необходимость как-то ответить своим зарубежным друзьям, которые были потрясены великой чисткой рядов и расстрелами его старых друзей-большевиков. Западный мир не понимал, как тяжело было Сталину удерживать власть в то время и как было важно для его существования как диктатора, чтобы иностранные коммунисты и знаменитые попутчики вроде Ромена Роллана защищали эти кровавые акты. Сказать, что их поддержка была ему крайне необходимой, – значит ничего не сказать. А его неудача с поддержкой Испанской республики в сочетании с шоком от великой чистки и судебных процессов могла стоить ему этой поддержки.