Читать книгу "Пространство мышления. Соображения - Андрей Курпатов"

Хорошо известная нам «умственная жвачка» – это продумывание наших отношений с другими людьми (что случилось у нас с ними в прошлом и что нам следует сделать в связи с этим в будущем). Вот почему главной особенностью этого «мышления покоя» считается его социальность. Как пишет гарвардский исследователь Джейсон Митчелл, «предоставленный самому себе человеческий мозг естественным образом включается в размышления о социальных отношениях»[47]. Иными словами, любая такая представляемая нами ситуация всегда есть некая картина, специфическую пространственную форму которой придают «другие люди» – те самые «специальные интеллектуальные объекты» нашего индивидуального мира интеллектуальной функции, о которых мы говорили.

Когда мы что-то вспоминаем, представляем себе или воображаем, нам может казаться, что мы думаем о тех или иных событиях, но на самом деле мы в этот момент все думаем о «других людях». Другие люди, а точнее – их потенциальные оценки наших действий всегда имплицитно включены во все наши рассуждения о собственных поступках.

Когда вы одеваетесь, вы, возможно, даже не осознавая этого, думаете о том, как будете выглядеть в глазах других людей, а когда получаете какую-то информацию – о том, что это может значить для ваших отношений с тем или иным человеком или с кем вы можете этой информацией поделиться. И даже когда вы просто покупаете что-то в магазине, вы думаете, как среагируют на эту покупку члены вашей семьи, ваши знакомые, коллеги или на худой конец продавец на кассе. Наше «пассивное мышление» настолько социально, и мы настолько привыкли к этим «социальным теням», сопровождающим каждый наш шаг, что уже совершенно их не замечаем.

«Другие люди», живущие в наших головах, в каком-то смысле склеивают все наши рассуждения, превращая их в большой социальный ландшафт, который по сути и является ландшафтом нашего мышления. Мы думаем о тех, от кого зависим, о тех, кто нам важен, о тех, кого боимся, о тех, кто нас обидел, о тех, от кого ждем поддержки и внимания, о тех, кто как-то оценивает наши действия, о тех, чье признание нам важно и т. д. и т. п. То есть если приглядеться внимательно, мы осуществляем постоянное своего рода «социальное поведение», но не в фактической стае, как, надо полагать, делают наши эволюционные предки, а в стае виртуальной – социуме, который расположился непосредственно в нашей голове, то есть в нашем внутреннем психическом пространстве.

Причем это, судя по всему, те самые 150–200 человек Робина Дамбара. Они организуют и направляют наш мыслительный процесс, определяют наши поведенческие стратегии (планы на будущее) и побуждают нас поступать так, а не иначе (воспоминания о прошлых событиях)[48]. Мы живем в этой виртуальной «стае», которая живет в нас, причем не только живет, но и говорит, действует, как-то к нам относится. Заставить же ее замолчать, чтобы проявить свою собственную активность, мы можем лишь одним-единственным способом – целенаправленно сосредоточив на чем-то внимание (и не важно – медитация ли это, как предлагает, например, Норман Фарб, или решение какой-то конкретной задачи, позволяющее нам не видеть эту «гориллу»). Впрочем, и в этом случае «другие люди» из нашей головы не исчезнут, а лишь в зависимости от решаемых нами задач будут функционировать в ней как-то иначе.

Однако если дело действительно обстоит таким образом, то всё это очень напоминает ситуацию с броуновским телом Роберта Броуна и Альберта Эйнштейна: мы сами[49] – как те пассивные тела Броуна – находимся в поле собственных интеллектуальных объектов «другие люди», а наша динамика определяется не тем, что мы – как «мы сами» – думаем, считаем, решаем и т. п., но тем, с какими самодвижущимися «частицами» поля нашего внутреннего психического пространства мы сейчас сталкиваемся, впав в ДСМ-состояние, то есть отпустив вожжи своего целенаправленного внимания.

Причем все эти «частицы» (интеллектуальные объекты «другие люди»), вроде бы, и созданы нами, да и происходит всё, вроде бы, внутри нашей собственной головы (в нашем внутреннем психическом пространстве), но движутся они – эти «частицы» – в нас произвольно и даже навязчиво, и точно не потому, что мы сознательно задали им соответствующие траектории.

То есть, когда мы находимся в ДСМ-состоянии, наши мысли пускаются то в одном направлении, то в другом не потому, что мы «хотим» или «решили» о том или этом подумать, а потому, что те или иные наши отношения с «другими людьми» (этими интеллектуальными объектами нашего же собственного внутреннего психического пространства) не разрешены – представляют собой некие «актуальные доминанты» [А. А. Ухтомский], «незавершенные ситуации», «незакрытые гештальты» [Ф. Пёрлз].

Иными словами, наше собственное мышление – не есть собственно наше мышление (по крайней мере, если речь идет о непроизвольной мыслительной деятельности человека – в состоянии активизации «дефолт-системы мозга»), а есть вынужденный процесс, происходящий под действием вполне определенных сил. И силы эти отнюдь не мистического происхождения и не метафизического свойства, а так организованные в нас наши собственные фактические отношения с «другими людьми», где, впрочем, и мы сами, и эти «другие люди» – лишь интеллектуальные объекты нашего внутреннего психического пространства.

Невозможность недумания[50], таким образом, обусловлена не просто какой-то спонтанной активностью нашего мозга (порожденной, допустим, пейсмейкерной активностью клеток ретикулярной формации), а тем, что он постоянно занят решением социальных задач, пусть и представленных таким вот странным образом.

Впрочем, нужно признать, что вся эта, по существу, псевдосоциальная деятельность, выглядит, как минимум, нелогично. Понятно, что когда мы находимся в непосредственном отношении с другими людьми, вполне естественно думать о них, выстраивать с ними некую коммуникацию. Но если их нет рядом, если они в данный момент отсутствуют (а может быть, даже уже умерли – ведь и с такими персонажами мы можем вести разговоры в собственной голове), то почему мы продолжаем с ними говорить?