Читать книгу "Когда зацветет сакура… - Алексей Воронков"

К этому костюму они тогда прикупили несколько сорочек и галстуков, и теперь Жакову уже не стыдно было пойти в гости. А то ведь первое время он чертовски неуютно чувствовал себя в своем тесном кителе среди этой разодетой в бостоны и шелка публики. А когда себя чувствуешь неловко в гостях, то это уже не отдых, а настоящая каторга.

У Алексея в доме был свой кабинет, где он работал по ночам. Ничего особенного: письменный двухтумбовый стол с массивной столешницей, книжный шкаф, кожаное кресло да теплый коврик под ногами, который заботливо положила ему Нина. Этот кабинет был единственным местом, где он мог спрятаться и побыть наедине со своими мыслями, где его никто не тревожил, разве что какая заблудившаяся муха, случайно залетевшая в приоткрытое седзи. Порой, не желая отрываться от дел, он отказывался идти в столовую и просил, чтобы еду ему принесли прямо сюда. Чаще это делала жена, но, когда она задерживалась на работе или ее вызывали к больному, этим занимался повар Ким Ден Сан. Готовил он отменно. При этом знал не только корейскую, но и японскую кухню, потому как раньше, по его словам, он работал в японском ресторане. Жаковым все его блюда казались экзотическими. Нина больше теперь налегала на фрукты и на шоколад, который, чтобы подкормить жену, Алексей покупал целыми килограммами. Сам же с удовольствием ел все, что ему подадут, будь то домбури с сушеной рыбкой, сашими или же суси. В доме теперь постоянно стоял могучий дух восточных гастрономических ароматов. Нине это не особо нравилось. Дескать, неудобно перед гостями. А Алексей ей: да ведь здесь в каждом доме так. Одна кимчхи чего стоит! Ну а ты, мол, сама знаешь, что ни один кореец не сядет есть, пока ему эту вонючую капусту, заквашенную на рыбе с душком, не подадут.

Теперь самым притягательным местом в доме была кухня, где целыми днями колдовал Ким Ден Сан. Жаков, будучи человеком интересующимся, любил порой заглянуть к нему на огонек, чтобы понаблюдать за тем, как он работает. Грузный и, казалось, малоподвижный, тот на удивление ловко орудовал всеми этими многочисленными столовыми ножиками, сковородочками и кастрюльками. Однако самое интересное было то, как он управлялся с хибати – металлической жаровней, в которой, изредка постреливая и попыхивая дымком, лениво ворочался горящий древесный уголь. После того как Алексей в первый раз отведал блюдо, приготовленное на этих углях, он перестал признавать обыкновенную плиту. Этак вкуснее получался и приготовленный на японский манер рис – домбури, и якина – жареное мясо, и омурэцу – омлет, и нидзакана – отварная рыба…

К этим блюдам Ким обычно ставил на стол острые закуски из лобы, моркови и обязательно сеу – соевый соус.

Как правило, за продуктами на рынок он отправлялся сам, прихватив с собой ординарца Васю. Тот был у него и за носильщика, и за консультанта – кто лучше него мог ведать о вкусах своего начальника?

После таких походов на столе капитана, бывало, появлялся какой-нибудь экзотический продукт, о котором тот раньше и не слыхивал. Так он узнал, что такое лобстер, шейки лангуста, криль, кальмары… А еще были какие-то диковинные рыбы, коренья, растения, были изумительно вкусные фрукты, названия которых ничего им с женой не говорили. Как и названия некоторых десертов, таких как, например, «барсучьи мандзю». Эти пирожки с фасолевой начинкой, по словам Ли Ден Чера, обожали японцы, оставившие после себя их рецепт корейским кондитерам.

Ким вечно был готов услужить капитану, стараясь полностью освободить хозяйку дома от кухни. Он ее и в кабинет-то к мужу с подносом не пускал – сам все хотел сделать. Однако Алексей в силу своей профессии был человеком осторожным, испытывающим некоторое недоверие ко всем этим местным, – кто знает, что там у них на уме! – поэтому не хотел, чтобы кто-то из посторонних входил в его кабинет. Ведь у него на столе постоянно лежали секретные документы, которые он приносил с собой, чтобы поработать с ними ночью.

Но Нина и сама была рада поухаживать за мужем. Соскучилась по семейным обязанностям. До войны-то каждый день этим занималась. Но вот наконец все возвратилось на круги своя.

Обычно принесет поднос с едой, оставит его на рабочем столе Алексея и сама тихонько ретируется, задвинув фусума. Порой он даже поблагодарить ее забудет, а если и поблагодарит, то машинально. Потому как с головой уходил в работу. «Ну и ладно, – вздохнет Нина. – Такова жизнь. Вот вернемся домой – там, глядишь, и изменится все». А пока и ей, и мужу приходится нелегко. Конечно, на фронте было гораздо тяжелее, но и эту жизнь нельзя назвать сахарной. Ни днем, ни ночью им покоя не давали. То Алексея куда-то вызовут среди ночи, то ее… Лечить-то приходится не только своих, но и местных. Отсюда и это уважение к ней. Только и слышно: «Мадам! Комапсым нида!» То есть «спасибо». А то, по старой привычке, и по-японски произнесут: «Аригато!» Так и мешают корейские слова с японскими. Японский у них по-прежнему в ходу. Когда здесь хозяйничали оккупанты, они требовали, чтобы корейцы обращались к ним только по-японски. И документы все печатались на японском, и афиши, и газеты…

Весть об искусном русском докторе быстро разлетелась по городу. И потянулись люди к небольшому одноэтажному зданию, где Нина вела прием. Приходили взрослые, приводили детей, и она всем помогала. А порой люди приходили просто для того, чтобы полюбоваться этой красивой «мадам». Нина, попав наконец в спокойную обстановку, расцвела. Она стала женственной, у нее появился тот довоенный шарм, который заставлял мужчин останавливаться на улице и долго смотреть ей вслед. Белолицая, с чуть приметным румянцем и нежными ямочками на щеках, она не оставляла никого равнодушным. Но больше всего поражала ее неправдоподобно тонкая талия, такая тонкая, что многие офицеры из местного гарнизона стали уверять, что она носит корсет. Другие же настаивали, что это не так, что это у нее от природы. Бывало, что и пари заключали. Однако как проверить? Спросить – неудобно. Да и в баню с ней не пойдешь, так что одна надежда на пляж… Но там военврач Жакова никогда не появлялась – времени не было. Так что спорщикам оставалось лишь надеяться на случай.

Но обо всем этом Нина не знала. Только когда она шла по городу, останавливались рикши; замирали с открытыми ртами прохожие. «О, мадам!» – только и слышно было вокруг. Если же она заходила в лавку, чтобы купить зелень или фрукты, ее тут же окружали женщины и дети. Они с любопытством рассматривали ее, а самые смелые даже пытались до нее дотронуться. «О, мадам! Танъсин арымдаун!» – какая же вы, мол, красивая.

Алексею было приятно видеть, как люди тянутся к Нине. У нее, как и у него, появилось много знакомых среди корейцев. Их стали приглашать в гости. Чаще всего это были известные в городе люди: политические деятели, богатые предприниматели, известные врачи, профессора. Нина всегда была украшением вечера. Мужчины смотрели на нее с легким смущением, а то и восторгом. Женщины тоже были благосклонны к ней, помня, что это жена одного из руководителей советской военной администрации, по сути, хозяина города, от которого сейчас многое зависело – вплоть до назначения властных структур и распределения заказов на поставку продовольствия, топлива и товаров народного потребления.

Скорее всего, именно последнее стало причиной того, что Жаковых пытались всячески привечать. При этом, видимо, кто-то решил, что для этого сгодится все – и званые ужины, и подарки, и авансы с намеком… Дескать, у этих за душой ничего нет. Воевали-воевали, а ничего и не навоевали. Всего-то в наличии один немецкий трофейный аккордеон, фонарик да еще какая-то мелочь. А они им предложат деньги и золото – ну кто от такого откажется?