Читать книгу "Прекрасная Джоан - Молли Хейкрафт"

Мне показалось, что болезнь вызвала у Рика скорее досаду.

– Что за неподходящее время для болезни! – воскликнул он, поприветствовав нас. – Хорошими же крестоносцами оказались мы с Филиппом!

Беренгария удивила меня: она бросилась на колени перед его кроватью и взяла его руку в свою.

– Что с вами, милорд? – спросила она. – Что беспокоит вас?

– Язвы, – с горечью отвечал он. – Рот мой изъязвлен, и говорят, я потеряю волосы и ногти. Но волнует меня другое: после приступов лихорадки я становлюсь слабым, как котенок. Не могу ни есть, ни пить ничего, кроме грязной теплой воды, которая только и имеется в лагере. Я выпил глоток вина, и мне стало хуже, чем если бы я проглотил нож!

– Мы найдем вам свежего молока, – пообещала Беренгария, – и яиц. А сейчас отдыхайте – не тратьте силы на разговоры.

– Милорд король очень страдает, – сказал нам личный врач Ричарда, когда мы вышли из палатки. – Его болезнь протекает тяжелее, чем у короля Филиппа. Но если он некоторое время побудет в покое, то вскоре поправится.

Беренгария, обрадовавшись возможности чем-то помочь, послала людей на поиски молока и яиц. Где они их достали, мы не знаем. Молодая жена Рика взбила их в серебряной миске и приготовила смягчающий и укрепляющий напиток. Однако со слов врача мы поняли, что не одну Беренгарию заботило здоровье короля. Саладин, узнав о болезни своего врага, прислал гонца с большой чашей, наполненной спелыми персиками на снегу. За снегом его воины пробрались высоко в горы. Попробовав лакомство, Рик вскоре почувствовал значительное облегчение. Хотя он был еще слишком слаб и не мог ходить, он велел, чтобы его носили по территории лагеря на носилках. Когда же к его страданиям добавился приступ малярии и его бросало то в жар, то в холод, он просто укрывал ноги шелковым покрывалом. С носилок он руководил сборкой осадной башни и даже принял участие в вылазке по отражению атаки воинов Саладина.

Населению Акры не было нужды слать к Саладину гонцов за помощью; им нужно было лишь производить побольше шума – бить в металлические сковороды, кричать, дуть в трубы, – и стрелы неверных обрушивались на наших солдат.

Так прошел июнь; для нас время тянулось медленно. Наши друзья были так заняты, что редко навещали нас, поэтому приходилось занимать себя самим. Блондель, который приходил к нам, когда его отпускал Ричард, принес нам красивую доску и фигурки для игры в шарики. Хотя мы пытались обучить Бургинь этой несложной игре, глупая девица так и не поняла ее сути. Поскольку мы с Беренгарией были хорошо знакомы с игрой, то сражались целыми днями, проигрывая и выигрывая огромные суммы денег – разумеется, воображаемые.

Блондель был единственным, кто рассказывал нам о том, что происходит за пределами нашего шатра. Король Филипп и брат продолжали тайное соперничество; каждому хотелось в одиночку взять Акру. Рик, используя болезнь как предлог, предпочитал выжидать и давал отдохнуть своим людям, Филипп же, который уже поправился, несколько раз пытался штурмовать осажденную крепость. Ричард также подкупил пизанцев, дабы те покинули знамена Филиппа и сражались в его войске; он дал нашему племяннику, Генриху Шампанскому, четыре тысячи фунтов, лошадей и провизию для его солдат, чтобы заручиться его поддержкой. И использовал любой случай, чтобы принизить значение короля Филиппа и возвысить себя, короля Англии, как вождя крестоносцев.

Я, конечно, сочувствовала стремлениям брата, но, будучи женщиной, в то же время мечтала, чтобы осада поскорее закончилась. Меня заботило не только положение наших крестоносцев; сердце мое болело, когда я вспоминала о голодающих жителях Акры, отрезанных от всех припасов и лишенных надежды на спасение. Я невольно восхищалась ими: они продолжали защищать свой город, отказываясь, несмотря ни на что, от безоговорочной капитуляции.

3 июля Филипп, наконец, пробил брешь в городской стене. И все же его атака была отбита, и на следующее утро мы узнали, что отважные горожане за ночь починили пролом. Но всем было ясно: скоро конец. Меньше чем через неделю Ричард, еще такой слабый, что не мог надеть тяжелую кольчугу, решил, наконец, иозглавить атакующих крестоносцев.

Он приказал отнести себя под навес, расположенный на расстоянии полета стрелы от городских стен. Я пришла к нему и спросила, можно ли нам с Беренгарией смотреть на бой из другого укрытия.

– Вот почему женщин нельзя пускать в Крестовые походы! – ответил он. – Даже от лучших из вас уйма неприятностей. Нет, Джоан, туда может долететь шальная стрела.

Раймонд де Сен-Жиль, стоявший у постели брата, понял, как я огорчена.

– Но дамы могут надеть хактоны,[1] – сказал он, – а к их убежищу можно приставить охрану.

Я немедленно согласилась. В толстых куртках нам, конечно, будет невыносимо жарко, но зато стрела, пущенная с большого расстояния, их не пробьет.

Ричард метнул гневный взгляд на графа Раймонда:

– Охраняй их сам, Раймонд, я и слова не скажу против! У тебя рука на перевязи; значит, ты в любом случае не сможешь принять участия в битве.

Вспыхнув, Раймонд принялся уверять, что сумеет удержать секиру.

– Нет, до тех пор, пока у меня остаются солдаты с двумя руками, – заявил брат. – Нет, нет, Раймонд. Сегодня у тебя другая обязанность: защищать наших дам. В бой ты пойдешь потом. Как тебе известно, мы только начинаем сражение.

Вскоре граф Раймонд повел нас на башенку, затянутую холстом. Поднявшись, мы увидели скамьи, приготовленные для нас. Раймонд выставил вокруг башенки охрану.

Вначале мы не видели ничего, кроме постоянно снующих людей, которые тащили все, что только возможно, – камни, оружие, лестницы; они толкали тараны и только что собранные осадные башни – на замену сожженным прошлой ночью. Вскоре я поняла, что все стягиваются в одно место, под высокую башню на стене. Раймонд сообщил, что Рик очень надеется снести ее.

– Мы называем ее «Проклятая башня», – пояснил он, – потому что оттуда неверные льют на головы наших людей кипящую смолу. Если вы посмотрите внимательно, вы увидите место, куда вломились люди короля Филиппа, оно с той стороны. Пролом починили, но здесь стена немного тоньше… – Затем Раймонд показал на носилки, в которых несли Ричарда. – Он направляется туда, ваше величество. А его новое убежище вон там, за теми таранами.

И вот, наконец, наши воины пошли на штурм. До сих пор шум, царящий внизу, казался мне ужасным; сейчас же мне почудилось, будто от рева тысяч голосов, труб, топота ног, ударов камней по стенам и стонов первых раненых разверзлись небеса.

Наши солдаты, словно огромная волна прилива, подкатились к стене города; те, кому удалось перебраться через отвратительный ров, начали подрывать фундамент башни.

– Матерь Божья! – простонал рядом со мной граф Раймонд, натянутый, как струна. – Давайте же, вперед!

Малышка Бургинь, протиснувшись между ним и Беренгарией, спросила, что они делают.