Читать книгу "Сумерки волков - Ольга Погодина-Кузмина"

— Ты должен знать, я полностью доверял своей жене. Тебе я доверяю тоже, — Володя сделал паузу. — Но есть еще Феликс, Алена, Глеб. У них на этот счет свое мнение.

— Не сомневаюсь, — произнес Георгий, выдерживая взгляд его серо-коричневых глаз с пятнами на радужной оболочке.

— Я все время слышу, что Измайлов забрал много власти. Что Измайлов принимает рискованные решения. Что из-за тебя мы теряем доходы. Что тебя нужно остановить.

— И что ты думаешь по этому поводу?

— Я думаю, когда у человека слишком много власти, значит, он в состоянии эту власть удержать. Значит, он на своем месте.

— Просто когда человек что-то делает, он совершает ошибки. А чтобы подмечать чужие ошибки, не надо большого ума.

Володя неопределенно кивнул. Заметив на столе каталог с выставки этрусской бронзы, протянул руку, начал рассеянно листать страницы.

— Ты записываешь наш разговор?

Георгий попытался пошутить.

— Для истории?

— Я бы на твоем месте записывал все. Аппаратура стоит копейки, — он поднял глаза. — Это правда, что у тебя хранятся секретные тетради Майкла Коваля?

Первая мысль была: «Дать Саше по рогам», но тут же Георгий сообразил, что информация могла дойти до политика и другими путями. Например, из Лондона.

— Я раздобыл кое-какие документы, но ничего секретного там нет. Ты знаешь, тяжба с фондом Коваля началась еще при Ларисе, сейчас его дела ведет Азарий Слезник. Почему ты спрашиваешь?

Владимир Львович взял рюмку, сделал глоток. Прополоскал рот и горло яблочным коньяком.

— Послушай, что я думаю об этом. Майкл Коваль — ленточный глист, вылезший из кишок перестройки. На твоем месте я бы тоже его ненавидел. Нет, я бы вырвал ему яйца и затолкал в глотку. Смешно? А я не шучу. Но ты не первый в очереди из тех, кому он остался должен. У всех есть наследники. У всех сыновья.

Политик ткнул пальцем в одну из фотографий каталога. Там была изображена статуэтка женщины со змеями на голове.

— Медуза, богиня подземного царства. Она карает человека за чрезмерную уверенность в себе. За презрение к богам и традициям предков…

Георгий терпеть не мог его иносказаний, он прямо уточнил:

— Ты что, Володя, пугаешь меня? Так я не Юра-музыкант, я срок мотал.

Владимир Львович изобразил удивление:

— Это так теперь называется? До следствия на белой хате. Сервелат, шоколад.

— Понимаю, многим хочется отправить меня лет на десять шить рукавицы под Воркутой.

Он усмехнулся:

— Ты слышал про Царские градусы на карте Москвы? Москва-сити, тринадцать-тринадцать под градусом Скорпиона, — Володя притопнул ногой, словно пытаясь вдавить каблук в землю, игнорируя то обстоятельство, что под его подошвами лежал пробковый пол и еще двадцать этажей бетонных перекрытий. — Место силы, здесь людям открываются тайные законы вселенной.

Было трудно понять, верит ли он сам в то, что говорит, или просто забавляется произведенным впечатлением. Он поднес рюмку ко рту:

— Теперь все собирают магические камни, обереги. Египет, Шумеры, Древний Китай. Драконы, жабы, единороги. Деньги, власть, здоровье. Артрит, невроз. Все лечатся у колдунов.

— Я не верю ни в магию, ни в колдунов, — проговорил Георгий. — Просто антиквариат — неплохое вложение.

— Зато ты веришь в любовь. Это ведь тоже магия своего рода. Правда, что документы Коваля украл для тебя твой мальчик?

С того дня, как Георгий согласился войти в ближний круг Владимира Львовича, его не покидало чувство, что политик держит его словно крючьями под ребра. Максим нуждался в защите. Игорь, на которого Коваль повесил убийство вора в законе, был готовой жертвой. Расследование было прекращено, но Георгий понимал, как просто было возобновить уголовное дело.

При этом сам Володя обходился без корней и привязанностей. Его партийное окружение, дочери, жена, погибшая внезапно и странно, его белокурые мальчишки-охранники были лишь фрагментами пейзажа и значили для него не больше, чем химический состав его мочи. Владимир Львович привычно купался в роскоши, но лично не имел касательства к деньгам и почти не интересовался источником их поступления. Он был изнежен и, очевидно, как всякий живой, боялся боли. В теории его можно было подвергнуть пыткам и унижению. Но мистический купол власти защищал от подобной угрозы.

«Да ты сам как медуза, бесформенный и скользкий».

— Поделись, кому так интересны документы Коваля? Просто хочется знать.

Взгляд Владимира Львовича потух, лицо постепенно обретало привычное выражение брезгливой усталости.

— А мне хочется отдать тебя на съедение гигантским улиткам.

Володя уставился на него своими выпученными ледяными глазами, а затем громко засмеялся, заставляя Георгия подумать о том, что у неприятных людей смех тоже всегда бывает вымученным, деревянным, неблагозвучным.

— Ведь ты живешь где-то рядом? Напротив, в той башне? Любопытно заглянуть к тебе в гости.

— В любое время, — проговорил Георгий, с отвращением ощущая свои влажные от пота подмышки, тесноту новых туфель, хлопотливость лица.

— Как-нибудь вечером. Твой Игорь придет ко мне голый и сделает массаж ступней?

Человек-медуза смотрел ему в лицо беспощадным взглядом, словно сжимал мошонку железными клещами. Запах чужого страха возбуждал его, как наркотик. К нему снова вернулась веселость, разноцветные зрачки вспыхнули лукавым блеском.

— Шучу. Жертва всегда должна быть добровольной. Жертва — это тайна.

Наслаждаясь минутным оцепенением Георгия, он прошелся по кабинету, провел чуткими пальцами по корешкам энциклопедий:

— Кстати, как ты смотришь на то, чтобы снова устроить на Красной площади лобное место для публичных казней?

— И кого ты собираешься казнить?

— Разумеется, врагов Отечества.

Сделав в воздухе неопределенный жест, человек-медуза попрощался кивком и вышел к ожидавшей его за дверью охране.

Марков позвонил минут через пять.

— Народ на ушах. Чего хотел, зачем приезжал?

Георгий налил себе и выпил один вторую рюмку коньяка. Он чувствовал злость на себя за минутную слабость, за потные подмышки и поджатую мошонку. Подумал: «Я тебе запомню этот массаж ступней», вслух сказал:

— Все то же, импортозамещение. Давай до завтра. Не телефонный разговор.

— Понял. Базар фильтруем, как и воду, меньше проблем с почками.

Георгий Максимович попросил секретаршу перенести на утро совещание с аналитическим отделом. Можно было до ужина заглянуть в бассейн, обычно в шесть часов там было пусто. Про Майкла Коваля и Глеба Румянцева Георгий решил подумать завтра, на свежую голову. Он не верил в мистическую чепуху, но не первый раз замечал, каким обессиленным чувствует себя после каждого разговора с Володей.