Читать книгу "Счастливые девочки не умирают - Джессика Кнолл"

У столика вышла заминка: мы решали, кому занять угловой диванчик. Люк предложил усадить на него «девочек» – ведь мы обе такие миниатюрные («Мне кажется, Ани, это был комплимент», – захихикала Уитни), а этот столик, как многое другое в Нью-Йорке, – почти игрушечный. В конце концов поэтому все и уезжают. Появляются дети, а с ними – необъятные сумки для покупок, мокрые зимние ботинки и коробки с дешевыми новогодними украшениями, которые месяцами пылятся в коридоре, пока кто-нибудь не грохнется на пол, зацепившись за ручку пакета. Так происходит великое переселение в Вестчестер или Коннектикут. Ну и валите на фиг (на этом месте Люк всегда смотрит на меня с упреком). А я хочу остаться здесь, обедать втридорога в тесных ресторанах, ездить на метро вместе с городскими сумасшедшими, работать в стеклянной башне, где размещается редакция «Женского» и обманчиво амбициозные редакторы женского глянца выбивают из авторов больше серьезных статьей и меньше клубнички. «И что теперь прикажете делать? Удавиться резинкой для волос, которой мы советовали читательницам перевязать атрибуты своих благоверных? – взревела однажды Лоло, когда ей не предложили ни одной идеи для статьи на тему орального секса. – Секс повышает продажи!» Возможно, Нью-Йорк не казался бы таким игрушечным, если бы в нем поубавилось охотниц на мужиков. Сразу стало бы легче дышать и проще ездить по городу. Впрочем, думается мне, за это я и люблю Нью-Йорк – здесь надо драться за место под солнцем. И я буду драться, никого не щадя.

Мы расселись. Я оказалась напротив Эндрю, Люк – напротив Уитни. На предложение пересесть Люк ответил заезженной шуткой, что ему не придется, как тому незадачливому любовнику из анекдота, сползать под стол, если в дверях ресторана покажется мой муж. Эндрю то и дело задевал мое колено своим, хотя я изо всех сил вжалась в спинку дивана. Мне хотелось разом оборвать это светское щебетание и плоские остроты, чтобы в тишине взглянуть Эндрю в лицо и спросить: «Это действительно вы?»

– Извините, – начал Эндрю, и я решила, что он просит прощения за тесноту. – Просто вы мне кое-кого напоминаете.

Не сводя с меня глаз и приоткрыв губы, он пытался разглядеть что-то за моей теперешней маской: заостренные скулы, карамельные пряди, оттеняющие, а не подчиняющие себе копну темных, как стигийские воды, волос. «Ох, девочка моя», – чуть не прослезился Рубен, мой стилист, когда я впервые села перед ним в кресло. Он повертел в пальцах пучок желтоватой соломы, в которую превратились мои волосы, и брезгливо поморщился.

Люк разворачивал полотняную салфетку, но перевел взгляд на Эндрю и застыл.

Настал тот редкий момент, когда с ошеломляющей ясностью понимаешь, что вот-вот произойдет нечто очень важное, судьбоносное. Подобное случалось со мной дважды. Во второй раз – когда Люк сделал мне предложение.

– Не хочу показаться бестактной, – просипела я и прокашлялась, – но… вы, случайно, не мистер Ларсон?

– Мистер Ларсон? – повторила Уитни и приглушенно вскрикнула, допетрив: – Вы у него учились?

Видимо, он постригся, когда ушел из Брэдли, но стоит мысленно сорвать с него маску финансиста, смягчить контуры лица и обозначить нижнюю челюсть – и перед вами мистер Ларсон. Как правило, догадаться, что человек улыбается, можно по форме его глаз. В уголках глаз мистера Ларсона навсегда засели глубокие морщинки, как будто он только что смеялся от души.

– Как тесен мир, – улыбнулся мистер Ларсон, с изумлением глядя на меня. – Значит, теперь ты Ани?

Люк сидел с кислым выражением лица, тогда как мистер Ларсон светился от удовольствия. Мы как будто находились за разными столиками в разных мирах.

– Просто надоело отвечать, как пишется «Тифани» – с одной «ф» или двумя, – отшутилась я.

– Невероятно, – проговорила Уитни, оглядывая нас по очереди. Она задержала взгляд на Люке, и ее как будто осенило. – Значит, вы учились в Брэдли… – Запнувшись на полуслове, она все-таки закончила мысль: – Все ясно, вы – Тифани.

Мы все прятали друг от друга глаза. К нам подошла официантка – она даже не представляла себе, как ей рады, – и осведомилась, не станем ли мы возражать, если нам принесут воду из-под крана. Разумеется, возражать мы не стали.

– Разве не поразительно, что водопроводная вода в Нью-Йорке едва ли не самая чистая в мире? – Уитни умело вывернулась из неловкого положения, переведя ход разговора в прежнее русло. – В таком-то загазованном городе?

Мы дружно закивали. Да, поразительно.

– Какой предмет? – неожиданно спросил Люк и, не получив ответа, уточнил: – Какой предмет вы преподавали?

– Английскую литературу, углубленный курс, – ответил мистер Ларсон, подперев рукой голову. – Я отработал в школе два года, сразу после колледжа, когда жизнь без летних каникул представлялась чем-то немыслимым. Помнишь, Уитни?

Они заговорщицки рассмеялись, и этот смех ранил меня.

– А как же, – усмехнулась она, разглаживая салфетку. – Ты долго не мог от этого отвыкнуть.

– Кстати говоря, Ани была моей лучшей ученицей, – сказал Эндрю, бросив взгляд в мою сторону.

– Так уж и лучшей, – промямлила я, усердно расправляя складки на салфетке. Мы оба знали, как я его разочаровала.

– А сейчас Ани – одна из лучших колумнисток «Женского журнала», – заявил Люк с отеческой гордостью.

Ну и фрукт! Можно подумать, для него моя «карьера» – не просто способ занять себя, пока не пойдут дети.

Люк перегнулся через стол и накрыл мою руку своей.

– Она проделала большой путь.

Это был предупредительный выстрел. Люк ненавидит обсуждать школу Брэдли. Раньше мне казалось, что он хочет оградить меня от неприятных воспоминаний, и я таяла от нежности. Со временем я поняла: Люку просто хочется, чтобы об этом поскорей забыли. Он против того, чтобы я снималась в документальном фильме. Он так и не смог – или не захотел – внятно объяснить почему. Но я знаю, о чем он думал. «Не позорься». В мире Харрисонов только ледяной стоицизм достоин восхищения.

– Хм, «Женский журнал»? – Уитни задумчиво приложила палец к губам. – Знакомое название.

Так отвечают все охотницы за мужьями, когда узнают, где я работаю. И это не комплимент.

– Я и не знал, что тебя занесло так высоко, – сказал мистер Ларсон. – Замечательно!

И он очаровательно улыбнулся.

Заметив это, Уитни сказала:

– Сто лет его не листала. Хотя раньше, до встречи с Эндрю, он был мне вместо Библии. Кстати, его ведь так и называют – «Женская Библия»? – Она делано рассмеялась и добавила: – Наверное, моя дочка тоже будет тайком его почитывать, как я в свое время!

Люк вежливо усмехнулся, но мистер Ларсон промолчал. Я изобразила на губах улыбку, которой обычно пользуюсь, когда разговор заходит о детях.

– Сколько лет вашей девочке?

– Пять, – сказала Уитни. – Ее зовут Элспет. А ее братику – мы назвали его Бут – скоро годик. – Она выкатила глаза на Эндрю и с умилением просюсюкала: – Мой маленький мужчина.