Читать книгу "Метро 2033: Изоляция - Мария Стрелова"

– Тихо! – шикнул Миша. – Разговоры потом.

– Это называется ядерной зимой, – негромко ответила Марина. – Я читала, что такой снег очень опасен. Он – как кислотный дождь. Миш! Не стоит ходить по поверхности.

– Что, Марина? Что тебе не нравится?

– Кислотный снег, к примеру. Не знаю, есть ли такое слово.

– У нас же «химза»!

– Никто не знает, как она себя поведет. Вдруг – растворится к чертовой матери!

Обзор в противогазе был маленький, бокового зрения – никакого. У Марины тотчас заслезились глаза, заломило виски. Щеки чесались и опухали от едкой противогазной присыпки. Тяжеленная химзащита была явно велика миниатюрной девушке, капюшон постоянно надвигался на лицо, закрывая плексиглас, снижая видимость. Больше всего Алексеевой хотелось скинуть это все.

– И пойти под ядовитый снег в обычной одежде, чтобы через десять минут умереть мучительной и жестокой смертью, – пробормотала Марина, успокаивая саму себя.

– Так, надо обследовать здание. Может, удастся принести что-нибудь.

– Мне нужно… Мне идти нужно! – выдавила Алексеева.

– Куда? – удивился Михаил.

– В лабораторию. Это тут, через две улицы, где-то километр по Мичуринскому.

– Растворишься на…!

– Мне надо. Идите. А я сама. – Каждое слово давалось с трудом. И, кажется, приближалась неизбежная истерика.

– Так, за старшего в первом отряде Кирилл. Бери остальных, дуйте осматривать здание. Через полчаса сбор здесь, на поверхности, у выхода с парковки. Мы с Мариной скоро вернемся, спецзадание от Николаича, – бросил Миша тоном, не терпящим возражений.

Юноша нетерпеливо махнул рукой товарищам и уверенно зашагал по проспекту. Марина едва успевала за ним, с трудом переставляя ноги в тяжелых сапогах «химзы».

Какой же страшной была дорога! Тротуар превратился в месиво из асфальтной крошки, земли и обломков кирпичей от разрушенных домов. Верхние этажи элитных высоток смело подчистую. Нижние выгорели в пламени страшного пожара. На искореженном проспекте в пробке навеки застыли автомобили. Страшные, обгоревшие кузова без стекол; почерневшие, скорчившиеся тела.

– Ударная волна? – тихо спросила Марина.

– Скорее, тепловая, – ответил Миша. – Такая бывает при взрыве, все сметает.

Дальше молчали – берегли силы. В тяжелой химзащите по пересеченной местности идти было тяжело, а сверху падал и падал снег.

Марина вытащила из нагрудного кармана карту с пометками начальника бункера, завернутую в полиэтиленовый пакет. Нужно было свернуть во дворы и пройти узкой тропинкой между остовами жилых домов. Правительственный НИИ был хорошо спрятан от внешних глаз. Трехэтажное здание без вывески не привлекало внимания москвичей, как и сотни других, подобных ему, а вход внутрь осуществлялся строго по пропускам.

Двор между тремя домами был перегорожен машинами. Несчастные жители пытались сбежать из огненного кошмара и навсегда остались погребенными под обломками в собственных машинах.

Миша подал девушке руку. Друзья взобрались на остов иномарки, оглядывая раскинувшуюся перед ними картину. Марина тяжело дышала сквозь фильтр противогаза. Ей было страшно до потери рассудка. Ее любимый город погиб. Погиб навсегда и безвозвратно. Даже если когда-то человечество вернется на поверхность из темных казематов бункеров и убежищ, им никогда не возродить из руин славный город Москву…

Научно-исследовательский институт, неприметный и серый, выглядел плачевно. Стекла осыпались, но крепкое здание не рухнуло, лишь покосилось, готовое слиться с землей в любой момент.

– Тебе туда точно надо? – спросил Миша. Его голос прозвучал хрипло и напуганно.

Марина кивнула.

– Подожди меня здесь. Мне нужно наверх. Не ходи за мной.

Девушка торопливо дернула дверь и застыла на пороге, не решаясь пойти дальше.

– Миша… – из последних сил позвала она, привалившись к косяку.

Повсюду лежали трупы. Так как в здание не было доступа, ни бродячие собаки, ни дождь и ветер не тронули тела несчастных медиков. Они так и остались лежать на полу, скорчившись, покрытые лоскутами истлевшей одежды, почерневшие, с полопавшейся кожей.

– Идем.

Миша взял Марину за руку и потащил к лестнице, перешагивая через умерших.

– Куда дальше? Мы тут год бродить будем, – проворчал разведчик, оглядывая длинный коридор. Распахнутые двери кабинетов и лабораторий зияли черными провалами. Кое-где сохранились таблички с фамилиями.

Девушка медленно пошла вглубь здания, заглядывая в распахнутые двери. Стены толстым слоем покрывала копоть. Здесь пылал пожар, унося в небытие многолетние разработки лекарств, способных спасти жизни последним уцелевшим жителям мегаполиса.

– Тут ничего нет. Даже если бы что-то было, все равно сгорело или поплавилось, – заметил Михаил, пробираясь между обугленными остовами мебели.

– Значит, надо идти выше, – ответила Марина, с каждым шагом все больше убеждаясь в безнадежности их поисков.

– Я одного не пойму, неужели тут нет никакого бункера? – Михаила потянуло на пространные размышления. Слова, глухие, гулкие из-за фильтров противогаза, но все же живые, помогали справиться с первобытным ужасом неизвестности.

– Если и был, то соединялся с метро. Тут никого не осталось. Если кто-то и есть под землей, то университетские, из МГУ. Может быть, они выйдут с нами на связь. Если остались живы, – тихо заметила девушка. – Идем выше. Может, там нам повезет больше.

На третьем этаже было не так страшно – все умерли внизу, у выхода из здания. Кроме того, верхний этаж меньше пострадал от пожара. Коридор был завален осколками кирпича и стекла, пол усыпали потемневшие от жара бумаги и папки.

– Разделимся, чтобы сэкономить время. Иди в правое крыло, я отправлюсь в левое. Через пять минут встретимся тут, – велела Марина. Миша пожал плечами и без возражений отправился в сумрак коридора, заглядывая в двери кабинетов.

Алексеева поторопилась вперед.

В левом крыле оказалась только одна металлическая дверь, в отличие от всех остальных, плотно закрытая. Табличка на стене гласила «Лаборатория экспериментальной геронтологии и фармацевтики. Посторонним вход воспрещен. Отв. Кругликова О. Е.». У стены лежала мумия женщины в истлевшем белом халате. В руках она сжимала пластиковую папку, на которой было написано черным маркером «Зав. лаб. геронтологии, профессор Кругликова». Как капитан корабля, ученая дама осталась на тонущем судне до конца и приняла смерть у дверей своей лаборатории, но не оставила ее.

– Покойтесь с миром, – прошептала Марина и вошла в небольшое помещение с надписью «Не входить». Разбитые банки, препараты, растекшиеся по полу и оставившие после себя разноцветные высохшие полосы и лужи. Где-то резиновые коврики, устилающие пол, были прожжены до дыр – видимо, из колб со стойки текла кислота.