Читать книгу "Астрид и Вероника - Линда Олссон"

…В ванной я пустила струю воды в раковину и минуту-другую глядела, как она течет. На крючках висело два полотенца, одно использованное, другое явно только что вынули из шкафа и повесили, даже складки на нем еще не расправились. Я старательно умылась холодной водой и насухо вытерла лицо чистым полотенцем.

Мы расселись по своим обычным местам — Йохан у стены, я спиной к комнате. Вдруг я спохватилась, где же кошка.

— А где Лоа? — спросила я. Йохан накладывал рыбу и не ответил. — Ты же не усыпил ее? Нет?

Он поднял на меня серые глаза.

— Ну что ты такое говоришь. Конечно нет. — Он поставил миску с рыбой на стол, положил на тарелку пюре и лишь потом договорил: — Просто она ужасно маялась, тосковала. Как и я. Все ходила кругами по квартире, искала тебя по всем углам — и так каждый вечер, и каждый раз не верила, что ты уехала. И я вел себя точно так же, как кошка. Приходил, кружил по квартире, каждый раз верил, что, когда я вернусь, обнаружу тебя в постели. И стоило мне на минуту отогнать эти надежды, откуда-то выскальзывала кошка и смотрела на меня с глубоким упреком. Если мне не спалось, я тормошил и будил ее. Если спал я, она будила меня, без конца шебурша по углам. Мы все время напоминали друг другу, как нам тоскливо. — Йохан разлил по бокалам вино. — Так что я отвез кошку к маме на остров. Две пожилые дамы, обе трезво смотрят на жизнь — им вдвоем отлично. — Он улыбнулся. — Если ты останешься, привезем кошку обратно.

Я не ответила, подняла бокал. Йохан поднял свой, а свободной рукой накрыл мою.

— В любом случае на Рождество все увидитесь. Мама пригласила нас на традиционный рождественский обед, вегетарианский. Окорока никакого не будет, зато вина вдоволь. Поедем с ночевкой. Правда, будет тесновато, вдевятером в небольшом домике, но зато все в сборе. Из Умео приедут Мария с Тобиасом, и еще мама пригласила свою старую подругу Бригитту и ее сына Фредерика. А я — Симона и Петру. Мы с Симоном пытались как-то держать группу на плаву, но последние полгода времени не хватало. — Он прислонился к стене. — Поедем? Конечно, если у тебя нет других планов, — добавил он извиняющимся тоном. Казалось, Йохан смущен, что так разговорился.

— Нет-нет, никаких других планов. Едем, отлично. Спасибо тебе! — Я отхлебнула вина, вслушиваясь в знакомую мелодию.

Поев, мы вместе убрали со стола и вымыли посуду, Йохан, как всегда, мыл, а я вытирала. Он сварил кофе, мы вернулись в комнату. Молча сидели в зыбком мерцании свечей, а за темным окном сеялся снег. Йохан подался вперед через стол и взял мои руки в свои.

— Я так рад, что ты приехала, Вероника. И неважно, что будет завтра, главное, сейчас ты здесь. И я с тобой. Это такое счастье…

Перед сном, когда я вышла из ванной, Йохан приоткрыл окно. Снежинки впархивали в комнату и таяли на полу. Я улеглась в постель. Темноту комнаты рассеивали только уличные фонари да отсветы догорающих углей в печке. Теперь в ванную ушел Йохан, а я лежала неподвижно и созерцала снег.

Вернувшись, он закрыл окно и заслонку в печке. Под одеяло он юркнул легко и беззвучно, как кот. Я отвернулась к стене. От Йохана слегка пахнуло зубной пастой. Мы оба лежали неподвижно, потом он прикоснулся к моей спине. Не настойчиво. Просто медленно провел ладонью вдоль позвоночника. А потом лег спиной ко мне так, что соприкасались даже наши пятки.

Когда я проснулась, постель была пуста, но подушка Йохана еще хранила его тепло. Йохан возился в кухне, оттуда пахло свежими тостами. Я закуталась в одеяло и прошла в кухню. С минуту стояла на пороге, наблюдая, как он расставляет на подносе чашки, масленку, тарелки, корзинку с хлебом, джем, сыр. Он не видел меня — стоял спиной. На столе в комнате вновь горели свечи. Кофе тихонько сочился в чашку из электрической кофеварки. Босой Йохан надел свой старый зеленый халат и линялые пижамные шорты. Я подошла к нему сзади и обняла. Он не произнес ни слова, лишь замер на мгновение с хлебной корзинкой в руках.

— Мне скоро надо идти, — предупредил он, когда мы сели завтракать. Который час, я не понимала — за окном была сплошная темень. — Просто подбираю хвосты, у меня последний рабочий день перед Рождеством. Завтра можем ехать первым же утренним паромом.

Я подула на обжигающий кофе.

— Хорошо, а я тогда пробегусь по магазинам, — ответила я. И на мгновение мне передалась радость Йохана.

Когда я вышла из дома, то попала в приглушенный, сумеречный мир, где прохожие брели по щиколотку в снегу, высоко задирая ноги, будто болотные птицы. Хотя время близилось к десяти утра, фонари еще не гасили.

Я миновала Стюрегатан, перешла Стюреплан и двинулась по Библиотексгатан. Магазины постепенно открывались, витрины сияли рождественским убранством. На площади Нормальмсторг разворачивала свои ряды рождественская ярмарка — в предпраздничные дни шла самая лихорадочная торговля.

Стоило мне войти в универмаг, как зазвонил мобильник. Я завертелась волчком, путаясь в лямках рюкзака и извлекая телефон, и едва успела ответить, не взглянув на дисплей. Кто бы это мог быть?

— Вероника, — растерянно произнесла я в трубку, прикрывая свободной рукой ухо.

— Это Джеймс!

Наступила пауза. Может, связь прервалась? Но нет, он заговорил снова.

— Я соскучился.

Я стояла на входе в магазин, и в спину мне дул горячий воздух из калорифера, а в лицо — снежный ветер с улицы.

— Джеймс…

Я смотрела на улицу, где медлительными огромными рыбами плыли сквозь метель машины. Перед каждой двигались световые столбы — свет фар, и в нем кружился снег.

— Ты где? — спросил Джеймс.

— В Стокгольме. Тут Рождество, — добавила я, понимая, что звучит это глупо. — Решила съездить домой на праздники.

Он засмеялся, и я вспомнила, какой у него чудесный смех. И каково это — смеяться самой.

— Приезжай в Новую Зеландию, Вероника. Приезжай ко мне! — предложил он. — У нас тут тоже Рождество. Раз в году. Да и в остальное время тут неплохо. Приезжай и будешь со мной жить в совсем новом мире.

Я отняла телефон от уха и посмотрела на дисплей. Похоже, Джеймс отрастил волосы. Я подняла голову и ощутила, как снежинки покалывают кожу.

Когда Джеймс заговорил вновь, я уже приняла решение.

Я двинулась через сад Кунгстрэд-горден, где вязы маячили белыми кораллами, опушенные снегом. Маленький каток был полон фигуристов, которые ловко кружились под музыку, что лилась из репродуктора. А над ними кружились снежинки. Я миновала Оперный театр, перешла по мосту, в Старый город. Над водой зыбился белый пар, утки и лебеди теснились на тонком льду, окружавшем прорубь, переминались с лапки на лапку и ждали от прохожих подачки.

На площади Сторторгет было многолюдно. Над рынком витали запахи глинтвейна, горячих пряников, свечей, копченостей. В центре площади, сбившись тесной кучкой, маленький хор выводил рождественские песнопения без аккомпанемента, а капелла, и с каждой нотой над головами поющих взлетали облачка белого пара.