Читать книгу "Книга о бамбуке - Владислав Баяц"

Сунг и раньше чувствовал симпатию, которую питал к нему государь, но то, что он услышал, превосходило все его представления.

— Мы в основном договорились о самом важном. В твоем распоряжении будет мой гонец. Используй его без стеснения. Это верный человек и хорошо вознагражденный, что очень важно. Поскольку ты мой первый посланник за много лет, тебе придется вытерпеть церемонию приема у сёгуна Бондзона.

Сунг побледнел. Он рассчитывал остаться в тени, занимаясь своим делом и совершенно не соприкасаясь с двором. А теперь, оказывается, его увидит вся придворная свита, хорошо ему знакомая! Да это означает подписать себе смертный приговор во второй раз!

— Государь, я не могу пойти на встречу с сёгуном и придворными. Не проси у меня объяснений. Я не в состоянии дать их тебе. Ни за что.

— Предвидя твой возможный страх, я думал о том, как тебя от него избавить, — сказал император. — И вот что я придумал. Мы изменим твою внешность. Тебя никто не узнает. Кроме того, я пошлю сёгуну в качестве главного подарка малую панду, для которой ты будешь самым лучшим защитником. Ты знаешь, что мы, как и наши соседи, уже несколько десятков лет боремся за сохранение панд. Благодаря тебе мы знаем, в чем причина их вымирания. Но соседи не знают. Поэтому я пошлю им животное, при помощи которого ты откроешь им тайну существования этого вида. Они будут благодарны тебе лично. Можно себе представить, как полезен ты им окажешься.

Срок власти одного человека зависит от правильного распределения маленьких частиц мудрости, а не от ее величины, подумал Сунг, выходя от государя.

XXIX

— Проклятые монахи! Каждый раз делают из меня дурака! У них нет никакого почтения к сёгуну. Почему он им это позволяет?

Мено ехал верхом и разговаривал сам с собой. Начальник его охраны, самурай, хотя ничего не понимал, считал своим долгом после каждых нескольких слов господина выразить свое согласие. Это продолжалось, пока Мено не сообразил, что говорит вслух и не замолк.

Тогда он продолжил более спокойно размышлять о прошедшей встрече. Кто этот монах рядом с роси, изрекший загадочную фразу, которую он, Мено, не понял? Эти слишком знакомые глаза. Не очень то уютно Мено себя чувствовал на проклятой церемонии чаепития. Лучше поскорее забыть об этом!

У бывшего слуги Осана от подобных мыслей было одно лекарство, действовавшее моментально: ему нужно было только подумать о своем успешном деле по продаже ассамского бамбука, — а оно процветало!

На этот раз Мено решил, что лишь официально доложит сёгуну о поездке, и ни в коем случае не будет жаловаться на негостеприимных хозяев. Он найдет лучший способ отплатить им.

Показалась хижина Обуто Нисана, Мено разрешил охране отдохнуть. Сам он в сопровождении своего писаря направился к хижине. Когда Мено решительно отворил дверь, она угрожающе заскрипела, словно сопротивлялась. Сопротивление на миг остановило Мено на пороге. Он не мог объяснить неожиданную дрожь в ногах. Велел писарю поднять деревянные жалюзи. Свет поспешил рассеять темноту и прогнать сомнения. Ничего удивительного Мено не увидел. Это была обыкновенная хижина бедняка. Но именно здесь началась трагедия его молодого господина Осона Младшего!

Осмотрев жилище, Мено продиктовал писарю, что потребуется сделать, чтобы будущему гостю из Китая было удобно работать и жить в этих краях. С комнатного алтаря он поднял и прочитал свиток с текстом, в котором говорилось о двух личностях в одной или об одной в двух — он так и не понял. Из суеверия он положил свиток на место.

Находясь в хижине, Мено не мог не думать о своем бывшем господине: и его вновь одолевали вопросы, на которые не находилось ответов. Молодой господин большую часть своего недолгого правления провел именно в этом таинственном месте. Младший Осон упорно пытался добиться благосклонности несуженой принцессы, забросив все свои дела. Это продолжалось до тех пор, пока против него не начался мятеж. Если подумать, то другого исхода и быть не могло.

Мено приказал писарю описать все предметы, находящиеся в хижине. Вышел и направился к бамбуковым зарослям.

Он увидел перед собой целую армию бамбуковых стволов. Она была расставлена в четком порядке, разделена по цвету, высоте, внешнему виду. Стебли бамбука застыли в безветрии, словно копейщики в строю, ждущие клича полководца, чтобы двинуться в атаку.

А когда Мено услышал и этот клич, он поспешил назад в хижину. Попытался спрятаться от собственных видений. И приказал слугам поскорее собираться.

XXX

От меня не ускользнула тень удивления на лице Тэцудзиро, когда я попросил его о встрече с нашим поваром. Моя просьба означала то, что я желаю церемониальной встречи, а это в свою очередь значило, что я хочу некоторое время поработать на кухне. Поскольку о таких вещах следовало сначала посоветоваться с роси, дайси обещал вскоре объявить мне о решении учителя.

Чего я хотел достичь этим? На самом деле — ничего особенного, просто я следил за своим дыханием, а оно говорило мне, что нужно ненадолго прекратить повторение одних и тех же ежедневных занятий. Работа на кухне освободила бы меня от большинства привычных монастырских обязанностей. Кроме того, мне казалось, что именно такая работа помогла бы мне больше сосредоточиться на размышлениях о выбранном пути.

Дайси словно радовался за меня, когда сообщил, что мне предстоит встреча с поваром Чунгом. Это был очень молчаливый, постоянно погруженный в себя человек. Он был уже в преклонных летах. Я часто слышал, как ученики говорят между собой об огромном доверии, которое выказывал роси старому повару. Я слышал также о том, что учитель не раз просил у Чунга совета. Честно говоря, такое отношение к людям еще больше влекло меня к моему учителю, не скрывавшему, что более всего он ценит простоту, которую в том или ином человеке найти даже сложнее, чем мудрость. Перед встречей с Чунгом я спросил роси, что он имеет в виду, когда говорит о простоте. Учитель ответил:

— Самые ценные вещи в жизни созданы из самых обычных свойств. Простота редко кому дается. Это как раз тот дар, которого не достигнуть ни умением, ни настойчивостью. А мудрость, каким бы редким возвышенным качеством немногих она ни была, получаема лишь дополнительно к тому, что мы носим в себе. Так что Чунг многому тебя научит.

* * *

Тэцудзиро оказал большую честь мне и повару, явившись прислуживать при чайной церемонии, которая должна была отметить начало моего обучения искусству приготовления пищи. Когда дайси покинул нас, Чунг произнес одну-единственную фразу:

— Цао, будешь смотреть, как я работаю, и все повторять за мной.

На следующее утро я готовил вместе с ним завтрак. Это было простейшее блюдо, которое я умел делать и раньше. По крайней мере, я так считал. Рис варился в котле, стоявшем на горящих углях, а затем процеживался и раскладывался в большие деревянные посудины, которые самые молодые ученики уносили в трапезную. В то утро я завтракал паром. Я столько его наглотался, что у меня не было ни малейшего аппетита. Чунг не определил точное время варки о-каю и ни разу не подошел к котлу, чтобы проверить, готово ли блюдо. На мой вопрос, как определить, когда рис сварился, он сказал: «По запаху». Он, разумеется, ничего мне этим не объяснил, поскольку для меня запах был почти одинаковым от начала и до завершения готовки. Мне пришлось поверить ему.