Читать книгу "Дочь - Джессика Дюрлахер"

Разглядывая ее лицо, я всегда пытался понять ее. Но ни разу не смог. Кто она, на кого похожа, что делало ее красивой, кроме больших глаз и длинных бровей? Что она была за человек? Выражало ли ее лицо то, чем она была? Понятия не имею.

Одно я знал точно, Сабина это мне много раз говорила: она никогда не перестанет меня любить. Никогда. Это давало мне такую свободу, что я обнаглел. В то время я все еще считал, что не слишком сильно люблю ее. Слабое оправдание, к тому же это не было правдой.

А теперь она еще и книгу опубликовала! (Всего лишь книгу фотографий, но…) Увидев этот огромный портрет, я вдруг почувствовал, что она снова, незаметно и мучительно, проникает в меня, словно вирус болезни, дождавшийся момента, когда организм потеряет способность сопротивляться.

5

Первым ощущением было — как будто у меня что-то украли, и я не могу поверить этому. Должно быть, я плохо искал. Она где-то здесь. Она все еще была в моем доме, только я не мог ее видеть.

Это должно быть… шутка?

— В Фордене нет никаких Эдельштайнов, — противным голосом ответила телефонная справочная. Но они жили там? Что Сабина говорила? Ее папа давал уроки в средней школе. Какая школа, по какому предмету? История? Голландский? Классические языки?

Почему я не был хоть чуть-чуть любопытнее? Или я плохо слушал? Почему?

Почему я никогда не обращал внимания на ее рассказы?

Зита! Зита, подруга Сабины. Она тоже работала в Доме Анны Франк. Я позвонил в музей. Там меня знали.

— Привет Макс, тебе нужна Сабина? Ты разве не знаешь, что она сегодня не работает?

— Мне нужна Зита.

— Все ушли домой, Макс, а Зиты вообще сегодня не было.

— Вы не знаете ее телефона?

— Мы вообще-то не даем телефоны, и тебе это известно.

— У меня срочное дело, дайте мне, пожалуйста, ее телефон.

— Что нибудь случилось? Сабина заболела? Или вы поссорились?

— Будьте добры, пожалуйста, дайте мне телефон Зиты.

— Дом Анны Франк — не справочная для ссорящихся влюбленных, Макс.

— Пожалуйста. Будьте добры, пожалуйста, дайте мне ее телефон.

Это была уже мольба, и секретарша ее услышала. Поколебалась. И дала мне телефон.

Зита не брала трубку. Я оставил путаное сообщение на автоответчике.

Бывала ли Сабина у своих родителей? Кажется, два раза за последний год. Она часто звонила матери, жаловалась на свою жизнь и спрашивала, что ей делать. И правильно ли она поступила, выбрав фотоакадемию. Неопределенное нытье по телефону раздражало меня, я чувствовал себя лишним.

Судя по телефонным счетам, она старалась звонить, когда меня не было дома.

Я не интересовался этим, но то, как спокойно, тоном старшей сестры она разговаривала, давало основания думать, что ее мать — особа истеричная. Сабина вела себя с ней очень терпеливо. О маме она почти никогда не рассказывала, зато беспрестанно говорила об отце, мистическом и голубоглазом, о его неизгладимой травме, о том, как он понимает добро и зло. Казалось, она и сама не сознавала, что общается с мамой гораздо больше. Как будто что-то мешало ей общаться с отцом.

Однажды она показала мне фотографию своих родителей. Красивая пара. Ее мама, темноволосая и сильная, как Сабина, и почти такая же красивая. На фотографии она была еще довольно молодой, не старше сорока.

Почему мы никогда не были у нее дома? Почему я позволял ей проявлять внимание к моим родителям? Может быть, я был недостаточно добр к ней? Или не показывал, насколько она мне нравится? Может быть, я был ленив?

6

Почти целый час я потратил на звонки во все школы Фордена, Зутфена и окрестных деревень, которые нашлись в справочнике.

Наконец неподалеку от Зутфена обнаружилась та, в которой некий господин Эдельштайн преподавал историю. Только вчера и сегодня его не было в школе. Телефона мне не дали, но после долгих уговоров удалось получить адрес.

7

Папа никогда и никому не давал свою машину. Даже мне.

— Она ушла! Пап, послушай, что она мне написала!

Папа, конечно, удивился, но отреагировал спокойнее, чем я ожидал. Кажется, ему показалось, что мне трудно говорить о случившемся, и он повел себя так, словно его это не касается, довольно неуклюже демонстрируя уважение к моей частной жизни.

— Пап, для меня это так же неожиданно, как для тебя! — кричал я сердито. — Она собиралась сегодня праздновать со мной шабат, мы должны были на следующей неделе ехать в Париж!

— Она всегда была немного странной.

— Что ты имеешь в виду, черт возьми?

— Ну… эти истории, и бесконечные расспросы, и эта… несколько истеричная… одержимость войной…

— Ты хоть сейчас не мог бы подумать о ком-то, кроме себя? Она, черт побери, разговаривала об этом с тобой — для тебя!

— О, — он помолчал, — но она всегда вела себя несколько импульсивно… беспокойно.

— Она ушла! Я должен узнать куда и почему!

— Тебе это действительно нужно?

— Господи, папа, она моя подруга! Единственный человек в мире, кому я доверял, и она меня, черт бы ее побрал, бросила! — Конечно, папе это тоже казалось ужасным, и он хотел меня ободрить. Но в результате только разозлил. — Ты что, не понимаешь? Она ушла, и я знаю: случилось что-то ужасное. Я в этом уверен! — орал я.

— Никогда нельзя знать наверняка, Макс. Особенно в твоем возрасте… Мне она тоже очень нравилась, но она так молода. Ты уверен, что у нее нет кого-то еще? Такое, знаешь ли, случается.

— Откуда мне знать? Она всегда была рядом со мной. Навязалась на мою голову.

— Макс, может статься, в ваших отношениях что-то умерло? И она ушла, потому что не могла этого вынести?

— Ты думаешь, со мной случилось что-то обычное! Рациональное! Вовсе нет. Я чувствую. Знаю. Я тебя не понимаю. Ты всегда так… так… Господи. Дай мне маму.

Он позвал маму.

— Боже, Максик. — Она помолчала, подбирая подходящие слова. — Я и сама не могу поверить, малыш. Вот ужас-то. Конечно, тебе надо туда поехать, найти ее родителей, попробовать что-то узнать.

Она замолкла, и вдруг я услышал, как она обратилась к папе:

— Сим, черт возьми! Дай мальчику машину, есть вещи поважнее, чем поцарапанная дверь или помятый бампер!

— Я другого боюсь, и ты это хорошо знаешь, Тин. — Голос его звучал уже не так спокойно, как раньше.

— Дай ему машину, Сим, возьми и дай. Ты дашь нашу машину моему сыну!

— Нашему сыну.

— Да, нашему сыну, нашу машину.

Мама в роли психотерапевта? Что это с ней случилось?