Читать книгу "Страницы моей жизни - Франсуаза Саган"

После таких приятных похвал в собственный адрес я возвращаюсь к моему дорогому Матье и к тому, что он считает концом своей жизни. После выхода романа «Прощай, печаль» я получала письма, на которые мне нечего было ответить, впрочем, ответа никто не просил. Люди, ожидающие смерти, плевать хотели на автографы или банальные утешения. Они ограничивались тем, что признавали точность моих описаний, и посылали мне письма, даже если им не нравился конец книги, этот «хитрый ход» автора. Я бы, пожалуй, предпочла, чтобы они не хвалили меня за точность описания, потому что у меня складывается впечатление, будто я использовала их болезнь в качестве материала для книги. Один из корреспондентов поблагодарил меня за то, что «почувствовал себя менее одиноким», но он не указал обратного адреса. И это доказывает, что смерть воспринимается как постыдная вещь не только теми, кто болен СПИДом. По правде говоря, я, как ни странно, не предполагала, что эту книгу будут читать больные. Не думала, что они, возможно, купят роман, предположив, что в нем, как и в других книгах, будет рассказана одна из обычных моих любовных историй, способных развлечь читателя в первую очередь. Сюжет романа «Прощай, печаль» накрепко привязан к смерти, а конец слишком легковесен, несомненно, по моей вине: мне всегда нравилось изобретать банальные развязки драм, я всегда любила смешивать сладкое с соленым, холодное с горячим и т. д.

Но, признаваясь в этом, я испытываю бесконечное и безграничное сочувствие к некоторым моим читателям, и особенно к тем безнадежно чуждым мне людям, что присылают мне такие письма:

Уважаемая госпожа Саган!

Я читал Ваши книги всегда. И отношусь к Вам с большой теплотой и уважением. Вот почему считаю, что должен рассказать Вам о фантастическом – для Вас и для меня – проекте. Видите ли, я прожил бурную жизнь, настолько бурную, что Вы и представить себе не можете, как, впрочем, не сможет и никто другой. Я хотел рассказать о ней Вам непосредственно или записать этот рассказ на магнитофон, поскольку у меня не было времени научиться печатать на машинке. Вы же это умеете, и если поможете мне оформить мою историю и опубликуете ее (поскольку у Вас есть связи в литературном мире), мы разделим гонорар пополам. Мы даже можем поделиться славой, если Вам это важно (а если действительно захотите поставить на обложке только свое имя, мы всегда сможем об этом договориться: я человек честный, Вам это каждый подтвердит).

Жду с нетерпением ответа на мое послание.

С дружескими чувствами и наилучшими пожеланиями, Ваш преданный и верный читатель, а в скором времени, может быть, и коллега Жан-Пьер Дюбуа, Невер.

Я не отвечаю на такого рода письма. В них изначально заложена самоуверенность, которая мне претит. Но иногда я все же пишу горе-писателям, переживающим отчаяние оттого, что они действительно верили в свой талант и проработали над книгой полгода или больше.

Эти достойные люди увлечены литературой в большей степени, чем можно себе представить, и, не имея ни малейшего таланта или шанса на успех, страстно желают, чтобы их книги были опубликованы и прочитаны. Они живут этой мечтой и, витая в облаках, рано или поздно наталкиваются на рекламное объявление в какой-нибудь газетенке, одно из тысяч объявлений, единственная цель которых – польстить людям, жаждущим писать, и признать их право на существование; так, под заголовками типа: «Вы должны писать!» или «Почему не вы?» – рекламирует себя издательство «Ля плюм франсез». Бедняги сохраняют рекламу с адресом. И в конце концов, уступив соблазну, посылают в указанное «издательство» накопленные посредством жестокой экономии двадцать-тридцать тысяч франков, востребованных «издательством»: 1 – для издания книги; 2 – для оплаты услуг знаменитого писателя, который, прочитав ее, даст начинающему автору настолько ценные советы, что его гадкий утенок превратится в лебедя. После чего утенок ждет месяц, два, иногда больше, редко – меньше, во всяком случае, достаточно долго, чтобы при получении восторженного отзыва большого писателя кричать от радости, тем более что ему обещана встреча с ним во время предстоящего визита знаменитости в столицу. К сожалению, на организацию этой встречи и пребывание молодого человека в столице именно в тот период времени, что ему обещан, потребуется дополнительная сумма в двадцать тысяч франков. Наш уже разоренный герой разбивается в лепешку, но ухитряется собрать необходимую сумму, после чего взирает на своих скептически настроенных друзей с таким загадочным и торжествующим видом, что те просто поражены. Он ничего не рассказывает друзьям, потому что они высмеяли бы его и вновь попытались бы разрушить его мечту. Итак, в издательство «Ля плюм франсез» отправлен новый чек, и через две недели наш мечтатель получает по почте двадцать пять «еще горяченьких» экземпляров своей книги, размноженной, естественно, на ротаторе. А вот об этих двадцати страницах в газете «Эко дю Керси», например, была написана восторженная статья, копию которой ему пришлют отдельно. Наш герой ликует. Ему понадобится месяц, чтобы найти, заработать или занять необходимую сумму для поездки в Париж, где он встретит своего писателя-наставника, а также издателя, которому он должен оплатить две трети стоимости билета по маршруту Париж – Марсель, туда и обратно. Ну разве он не безумец? О чем размечтался! И все-таки страсть побеждает, он находит еще три тысячи франков. Но тем не менее встревожен. И не без оснований.

Ведь в течение этих трех, а может быть, и шести месяцев наш бесталанный писатель будет верить в свое призвание. Будет верить и следовать дьявольскому и вместе с тем творческому предназначению, соответствующему его подлинному «я». И кто мне докажет, что, любя или думая, что любимы, мы испытываем разные чувства? Наш герой искренен, но обречен; и тем не менее он испытает счастье борьбы с чистой страницей, смятение перед последним листом рукописи, скрип пера по бумаге, шорох перевернутой страницы, запах чернил и т. д. Будет работать ночами, узнает, что такое предрассветная усталость, и, счастливый, вытянется на еще не разобранной постели и пр. Он заснет, повторяя фразу, написанную ночью, и тут же подумает, что надо будет заменить в ней одно прилагательное. Затем десять раз встанет и ляжет опять, вылизывая написанное; эта ночь измотает его, но принесет удовлетворение и восторг, он так будет доволен собой… Вот оно, блаженство!

И какое счастье противопоставишь этому его блаженству? Как убедишь человека не верить в него? Это невозможно, если только вместе с похвалами от «Ля плюм франсез» он не получит хотя бы денежный чек, вместо того презрительного молчания, которым его «одаривают» сегодня. И я со слезами на глазах отворачиваю взгляд от этих сентиментальных неофитов, которых, между прочим, так часто, но безуспешно предостерегали от всякого рода «Плюм франсез», где иногда случайно попадается такой мошенник от литературы, умеющий подстегнуть энтузиазм одних и удвоить цинизм других.

Увы, помимо афер с мечтой, немало других бед подстерегает писателя-неофита. Например, проблема пунктуации, в которой все как будто разбираются, но это большая ошибка. Я прочитала немало книг на эту тему, написанных специалистами, страстно, безумно влюбленными в запятую и настроенными резко против точки, восклицательного и вопросительного знаков или нарочито присоединенных к ним других знаков препинания.