Читать книгу "Эфина - Ноэль Реваз"

Именно так Т. попадает в поле зрения модного постановщика: о нем пишут в газетах и говорят по радио, но Т. он не помнит. Однако, встретившись с ним в зале, очкарик всем своим тощим телом ощущает звериную силу великого артиста. Зверь, чудовище, животное. Обезьяна, горилла, орангутанг. Морская корова, мамонт. Разве можно забыть священных чудовищ, составлявших славу театральной сцены? Чудовища все еще имеют право играть. Они, конечно, слегка обветшали, но характер и интеллект формировались в течение всей жизни и не заслуживают забвения. Режиссер — коммунист, он хочет распространения доктрины. Он подходит к Т. и предлагает ему работу.

Нанимая Т., необходимо принять меры предосторожности. Следить, чтобы Т. не затевал склок с будущими партнерами, советуют бывалые режиссеры. И чтобы не замыкался в их присутствии. Необходимо все заранее выяснить и не брать в спектакль обидчивых или слишком строптивых актеров. Это ох как непросто, и молодой режиссер сбивается с ног в поисках тех, кого Т. никогда не критиковал, не разносил в пух и прах, не называл могильщиками театра, не трогал их жен и не увивался вокруг дочерей. Во-вторых, нельзя брать в спектакль «легких на передок» актрис, нужны неприступные, умеющие сказать «нет». Нельзя недооценивать умение Т. вносить раздор в дамский коллектив. В случае необходимости придется предупредить всех занятых в спектакле актрис. В случае необходимости предусмотреть для Т. приманку, взяв в ассистентки восхитительную студентку. Поручить красавице блондинке заведовать светом, брюнетку посадить в режиссерскую аппаратную, а трех граций взять в постановочную часть, чтобы держали Т. в тонусе. Пусть Т. увлечется командой и забудет о распределении ролей. Третье — не давать ангажемент наглым или слишком красивым первым любовникам. Т. не любит, когда его задвигают в тень. Четвертое — приставить к Т. шофера, няню, кухарку и ассистентку. Пятое — снять ему квартиру, желательно напротив театра. Шестое — составить надежную страховку. Седьмое — узнать у Т., нравится ли ему текст и не чувствует ли он ненависти к драматургу. Восьмое — запретить ему даже думать о писательстве. Девятое — затолкать в морозилку эго режиссера.

Выполнив все эти условия, можно заставить Т. играть и надеяться, что спектакль достигнет звездных высот. Что пьеса будет неожиданно хороша, а билеты станут бронировать за много месяцев. Что газеты всего мира закажут рецензии на спектакль и журналисты будут приезжать поездом и прилетать самолетом, чтобы выполнить задание. Что очередь в билетную кассу трижды обовьет кольцом здание театра, так что придется, по согласованию с дорожной службой, нанимать регулировщиков. Что люди, жаждущие купить билет, будут ночевать у театра в спальных мешках. И придется устраивать кемпинг. Перенаправлять движение по другим улицам. Оборудовать медпункт для слабонервных дамочек. Арендовать больший по вместимости зал. Отменить другие спектакли. Вот чего можно ожидать, на что надеяться, и все-таки умудренные опытом режиссеры ни за что на свете не рискнут заключить договор с подобным динозавром. Будь у них лишнее время и поменьше работы, они могли бы составить длинный список угробленных проектов. Спектаклей, ушедших в небытие по вине Т. И режиссеров, чью карьеру он погубил. Можно было бы даже припомнить одного повесившегося. И артистов, которые до сих пор сидят на антидепрессантах. Актрис, тайно прервавших беременность или давших своим детям имена фальшивых отцов. Количество пролитых слез. Истерик и воплей. Ругани, от которой сотрясались стены и лопались барабанные перепонки. Но нельзя не признать, что те же уши слышали неведомый нынешней молодежи гром оваций. Что множество глаз запечатлело великолепные сцены прославленных спектаклей. Десятки матерей называли детей именами сценических героев Т. Талант Т. заставил пролиться море слез. Белозубые улыбки сверкали в темноте зала, публика хохотала до упаду. И все благодаря таланту Т. Разве можно забыть, как однажды вечером Т. потратил весь свой гонорар на сотню роз и одарил всех билетерш? Сто роз каждой актрисе и сто роз кассиршам. Бывало, что на поклонах Т. до часу ночи произносил хвалебную речь в честь партнерши. А еще был тот славный год, когда Т. играл короля и выходил на сцену в мантии с горностаевым воротником. Правда в том, что скорее роли поселяются в Т., а не наоборот. Вошедший в роль Т. перестает быть собой. Он живет под именем своего героя и становится им. Никто не станет оспаривать тот факт, что Т. невыносим и изумителен на сцене. Молодой режиссер взвешивает «за» и «против». Пусть решает, оставаясь в твердом уме и светлой памяти. Пусть сходит к гадалке. Сыграет в русскую рулетку. Пусть не побоится ответственности. И предложит Т. роль.

Т. жаждет работы. Но он не может показать, как подавлен, как скучает по сцене. Он дает себя поуговаривать и для начала выдвигает уйму причин, по которым не стоит возвращаться на подмостки. У него будет болеть спина. Он почти старик. Нужно уступить дорогу молодым. Он утратил интерес. Но если режиссер настаивает и действительно хочет рискнуть и взять в дело старого рысака. Если он уверен, что ему нужны не молодые герои-любовники, а старпер Т. Если он уверен, что ему необходима не красота, а опыт. Если он не боится осложнить себе жизнь болваном и увальнем. Что же, тогда Т. сдается, уступает его настойчивости. Он вернется на сцену, хоть и утратил былые легкость, гибкость и изящество. Режиссер все еще может передумать, старина Т. не обидится, он стоит на краю могилы… Т. произносит дежурные фразы, но его глаза блестят, он уже поднимается по лесенке на сцену и протягивает руку за текстом, а режиссеру не терпится вручить ему экземпляр пьесы. Дать наставления своей большой кукле. Поставить ее на сцену и начать игру. Направить священное чудовище, управлять им, повелевать, заставляя ходить туда-сюда, наклоняться, рычать, реветь, выть и умирать. Водить зверя на веревочке. Режиссер выбрал пьесу с пятью женскими персонажами, двумя маленькими мужскими ролями и главной ролью для Т. План работы составлен. Репетиции назначены. Первым делом нужно выучить текст. Потом поработать в малом зале с Т. И наконец, вывести на сцену Т. с партнерами.

Второсортный актер возвращается к своей подруге. Он учит текст в гостиной. Она наблюдает за ним с другого конца дивана. Текст становится ролью в ее стенах. Среди ее мебели и подушек, на ее кафельном полу и лестницах.

Т. и режиссер репетируют в малом зале. Одна стена зала наклонная, составленная из многоцветных, разного размера стеклянных пластин. Некоторые гладкие и полупрозрачные, другие — желтые и бугорчатые. Свет, проходя через эту цветную мозаику, причудливо преломляется, становится жарко, и Т. репетирует в тенниске. Что позволяет ему продемонстрировать режиссеру свое волосатое тело. Крепкие, красивой формы руки в буграх мышц. Кряжистую багрово-красную шею. Скажи кто-нибудь Т., что ему может понравиться восхищение другого мужчины, он бы умер со смеху. Тем не менее это так. Т. с удовольствием расхаживает по сцене, а режиссер не спускает с него глаз, завороженный зверем, которого пытается укротить. Зверь, разумеется, всего лишь фигура речи: в Т. — в его глазах, руках, расслабленном затылке — чувствуется нечто хрупкое, беспрестанно распадающееся и срастающееся. Но в остальном режиссеру кажется, что харизма и сила, энергия и мощный инстинкт Т. ощущаются на расстоянии многих километров. От звуков его голоса вибрирует стеклянная стена. От его взгляда у людей встают дыбом волоски на руках. Кажется, что солнце проглядывает из-за туч, повинуясь его взгляду. Плоть Т. отзывается на любовь. Когда им восхищаются и находят красивым, его талант сияет во всю мощь, он способен подниматься до небывалых высот, если нравится окружающим. В противном случае… об этом лучше даже не говорить, тогда случается полная катастрофа, Т. не может играть и скрывает это за капризами, придирается к мелочам, устраивает сцены и скандалы, не думая о том, что может сорвать спектакль. Но если он чувствует обожание. Если им восхищаются, как вот этот молодой режиссер. Если его игра потрясает. Если не могут оторвать от него взгляд, реагируют на малейший взмах ресниц. Если проявляют о нем особую заботу. Если ставят его на пьедестал. Вот тогда Т. — его не назовешь ни неблагодарным, ни скупым, он великодушен, как все талантливые люди, — тогда сердце Т. подпитывается от этого огня и он способен играть, как бог.