Читать книгу "Бухта надежды. Первый шторм - Галина Громова"

*залышкы - остатки

Так вы скисшее молоко нам! Как раз на закваску пойдет, а дрожжи мы пока прибережем. Все равно, перед тем как хлеб печь, закваска должна дня три-четыре простоять, подойти… - Предложил Александр Петрович своему тезке по батюшке.

Та забырайте! – отмахнулся Алексей Петрович.

Алексей Петрович, не отвлекайтесь. Что еще на вверенном вам предприятии находится?

Ну що-що… Сыры, смэтана, кэфир, ряжанка, ну молоко… йогурты там всяки… Але йих вже трэба розпродаваты, в них тэрмин дии скоро закинчыться. А якщо свитла нэ будэ й дали, то все инше також…. того.

Значит, йогурты, пока срок действия не закончился, направить в нашу столовую, в сад и школу. Пусть детишки лопают, пока есть такая возможность. Кстати, Харченко, - обратился Макар к стоящему возле окна светловолосому высокому мужчине. – Что у нас с охраной детских заведений?

В новых реалиях охранять теперь приходилось все. На обоих заводах теперь было по пять человек с ружьями, с наступлением темноты улицы быстро пустели – все старались не выходить из домов лишний раз.

К тому же, по слухам, где-то в округе завелся монстр. Прямо как в детских сказках-страшилках. Начали пропадать люди. При этом не просто пропадать - все признаки говорили о том, что их убили – кровь, беспорядок и тому подобное. Некоторые селяне говорили, что видели монстра, который двигался с огромной скоростью, делая невообразимо длинные прыжки, но толком в эти слухи никто и не поверил – мало ли что могло привидеться ненароком с перепою, коим грешил каждый третий, как только узнали, что эта зараза, поднимающая мертвых, по воздуху передается. Вот и пытались дезинфицироваться домашними методами, а умнее, чем ужираться самопальной самогонкой, ничего не придумали.

Макар Андреевич! – да мы-то сделали, но людей очень мало. Да и детей в школе практически нет - родители не отпускают.

Понятно. Я их понимаю – сам бы своих не отпустил… если бы… - Бебешко на какое-то мгновение замер, уставившись взглядом в одну точку и замкнувшись в себе. Потом вздрогнул и будто бы очнулся. – Ладно! Давайте действовать, времени в обрез. Фомин, что у нас с горючкой?

Надо сказать, что на территории поселка было две автозаправочные станции – одна крупная, вторая так себе… мелкашка. Но обе АЗС сразу же взяла под контроль новоявленная власть, не смотря на протесты персонала, который уже был готов нагреть руки на дармовом топливе. Но с предприимчивыми 'Остапами Бендерами' особо не церемонились – за шкирку и выкинули, предложив напоследок вступить в ряды правоохранительных органов.

Старая, изъеденная ржавчиной заправка, с торчащими из бетоновых плит арматуринами со всего одним заправочным автоматом не первой свежести, была заполнена на три четверти – незадолго до начала Беды ее как раз пополнял бензовоз.

Вторая же – с логотипом крупной нефтяной компании, с чистеньким бело-синим строением, обшитым пластиком, похожая на новогоднюю елочную игрушку – только наполовину. Но даже половина при тех объемах подземных резервуаров, что хранили в себе бензин и дизельное топливо, составляла больше, чем запас на первой заправке.

По предварительным подсчетам на малой АЗС было около шестидесяти кубов топлива – из них ‘дизеля' – пятнадцать кубов, на крупной – полностью было заполнено одно из трех ста четырех кубовых хранилищ ГСМ. Второе было практически пустым, а показатели количества топлива в третьем хранилище говорили о наличии чуть более шестидесяти кубов горючки. Помимо трех ста кубовых резервуаров, на этой заправке было еще пять двадцати пяти кубовых резервуара, заполненных в разной степени. Итого, в общей сложности, в наличии было дизельного топлива чуть более семидесяти кубов, а бензина перевалило за две сотни кубометров.

Пока достаточно, но, в общем – мало. Мы же, в основном, топливом расплачивались за рогатый скот. На данный момент дизтоплива – семьдесят пять кубометров, и сто шестьдесят бензина разномастного.

Как-то непонятно получается. Мы народ защищаем, пытаемся поднять производство, наладить торговлю… а остальные? Они-то что? – поинтересовался один из милиционеров. – Мы своими головами рискуем, мертвяков выискивая, а остальные возле теплых печек бока греют да шлюшками… тьфу ты… плюшками балуются?

Ну а ты что предлагаешь?

Оброк установить. Ну как князья древние делали? Они ж по сути крышевали крестьян, а те, в свою очередь, дань платили – кто едой, кто продуктами своего производства. Вот и у нас бы такое сделать. Хоть не зря парни будут головами рисковать.

Ну а с пенсионерами как быть? Они уж точно не смогут платить 'дань'… так что их бросать на произвол судьбы?

Ну, тут тоже можно найти решение. – Согласно кивнул Бебешко. - О тех, у кого есть дети – позаботятся эти самые дети, ну а если найдутся у нас совсем одинокие старики – еда и все необходимое в пределах нормы с нас. Возьмем на себя функции социальных служб. А пока нам нужно выполнить функции правоохранительных служб, так что собираем две команды.

7 апреля, Степан Рогов

Стёп! – раздался со стороны калитки звонкий голос Кристинки – двоюродной сестры Степана. – Стёп! Ты где?!

Тут я! – разогнул затекшую спину парень.

Да-а… Жизнь в сельской местности тогда, в городе, казалась менее тяжелой. Тогда как-то все представлялось в более позитивных тонах. А на деле оказалось все более чем печально и приземленно.

Когда пропало электричество, рабочий день резко сократился. От безделья вечером хотелось на стену лезть. Хорошо хоть Степан жил не один – Константин с племянником поселились с ним в одном доме. Благо, места хватало… Да и в одиночку жить было как-то страшновато. Вот по вечерам и сидели во дворе, при свете костра, да песни под гитару, найденную в доме, брынчали. Константин оказался неплохим музыкантом, да и певцом, кстати, тоже. Только репертуар у него был весьма … специфический для преподавателя психологии.

Первая переделанная песня на мотив из советского мультфильма ‘Бременские музыканты’ пошла на ура.

‘Ничего на свете лучше нету. Чем делить друзьям Петрову Све-е-е-ту’ – голосил красивым баритоном Константин, пока Юрка и Степан держались за животы, пытаясь сделать хоть один вдох между приступами неудержимого смеха.

Потом были 'А колбаса – это бывшие лошадки …' и 'На белом кафеле одна лежишь ты в морге у окна'.

В первую ночь, проведенную в поселке, Степан не мог спать – было слишком тихо. Ему, проживающему всю свою сознательную жизнь в городе, пусть и не большом, было ужасно непривычно оттого, что по ночам за окнами не шумят машины. Тишина напрягала. И темнота. Кромешная. Опять-таки в городе как-то светлее – фонари, наружная реклама, всяческие вывески, ситилайты, биллборды и прочая ерунда… а тут темнота, хоть глаз выколи. Степан захотел ночью выйти отлить, так еле-еле выход из комнаты нашел – темнота стояла кромешная. Пока глаза не привыкли, мыкался как слепой котенок по комнате, выставив перед собой руки, чтобы случайно не напороться лбом на что-нибудь.