Читать книгу "Кислород - Эндрю Миллер"

— Не пора ли тебе, Ласло, — игриво спросил Кароль, — написать что-нибудь со счастливым концом?

— Хотелось бы, — ответил Ласло, — но тогда это будет сказка. Вещь для детей.

— У Ласло кишка тонка придумать счастливый конец, — заявил Франклин, угощаясь дополнительной порцией кальвадоса. — Намного безопаснее в эпилоге вывалять всех в дерьме.

Лоранс принялась выговаривать мужу. Ласло поднял руку.

— Не надо, моя милая. Может, он и прав. Просто в моем возрасте трудно посмотреть на мир другими глазами. Мы ведь составляем мнение о нем еще в молодости, а потом всю жизнь собираем доказательства тому, что увидели.

— Телефон, — сказал Курт.

— Пусть звонит, — ответил Ласло.

— Скажи мне, — спросил Кароль, кладя огромную руку на худое плечо Ласло, — какое из твоих воспоминаний самое счастливое?

— Чтобы ты украл его и использовал в своей очередной книге?

— Слушай, я расскажу тебе свое, — заявил Франклин, растягивая слова и тяжело облокачиваясь на стол. — Корея, двадцать четвертое декабря пятидесятого года. Мы, кучка пехотинцев, сидим на берегу в Хуньнаме и ждем, когда за нами придет десантный катер. Морячки крутят через громкоговорители «Белое Рождество», а мы греем банки с томатным супом. Уже неделю мы не мылись, не брились, не меняли одежду. Олли Уоранд из Мишн-Виехо. Датч Бибал из Балтимора. Сержант Стоффер, Уолт Бейтман. Еще трое или четверо из третьего пехотного. Многие наши друзья так и остались навечно в той дерьмовой стране, но у нас было полно курева, и мы ехали домой. Помню, я просто пялился на огонь и нюхал суп — черт, когда голоден, во всем мире нет запаха лучше. И слушал, как над берегом разносится пение Кросби, а ребята тихонько рассказывают, что собираются делать, когда вернутся в Штаты. Мечтают о девчонках, выпивке и бейсболе. Такой был холодный, тихий день. Канун Рождества тысячу лет назад. Мне было девятнадцать. Девятнадцать, боже правый. И только когда я вернулся в Су-Сити, вылез из униформы и попытался наладить жизнь, меня внезапно осенило, как счастлив я был, сидя там, на берегу. Так счастлив, что даже через много лет, стоило мне открыть банку «Кэмпбелла», у меня по коже бежали мурашки. Клянусь, я всегда покупал его, когда мне бывало хреново. Думаю, я был супоманом.

— А ты когда-нибудь рисовал это? — спросил Курт. — Тех людей на берегу?

— Если бы я рисовал это, то что-нибудь изменил бы, так что я решил за эту сцену не браться. Тем более, — сказал он, усмехаясь, — что ее нарисовал Уорхол.

— Кто следующий? — спросила Лоранс.

Кароль раскрутил на столе нож. Нож указал на Курта.

— Мне нравится думать, — сказал Курт с серьезным и спокойным выражением лица, выражением, которое обожал Ласло, — что у меня еще нет самого счастливого воспоминания. То есть что самое большое счастье у меня еще впереди…

— Сразу видно оптимиста, — сказал Кароль.

— Но я часто вспоминаю один день, который провел с отцом на Старом Дунае под Веной. Папа работал на фабрике покрышек в Семперите. У него не было образования. Он работал руками, спиной. Работал на износ. Но летом по утрам в воскресенье он всегда будил меня до восхода солнца, мы брали удочки и сети и ехали на реку. Рыбак из меня был никудышный. Бездарный. Но в тот день я закинул удочку и поймал самую красивую форель во всей Австрии. Клянусь, она была длиной с мою руку, а когда я сматывал леску, вода в реке пылала от восходящего солнца, и казалось, что я тащу рыбину из кипящей лавы! Когда мы вернулись домой, я подарил ее маме. Вы ведь знаете мальчишек. Я вручил ее, словно голову дракона, сраженного в честном бою. Мама поцеловала меня и непонятно почему заплакала. Плакала и улыбалась. Думаю, она мной гордилась. — Он пожал плечами. — Не знаю, почему именно этот день запомнился, а другие, тоже хорошие, позабылись. Может, это был последний полностью невинный день моей жизни…

— Нет! — запротестовала Лоранс, которой была ненавистна любая мысль о невосполнимых утратах. — Ты и сейчас все тот же мальчик. Ведь правда, Ласло?

— По сравнению с такими прожженными стариками, как мы, — сказал тот, — ты невинен, как мальчик из церковного хора. Из венского церковного хора!

— Твоя очередь, Лоранс, — сказал Кароль.

Она устало улыбнулась и медленно покрутила одно из своих колец. С тремя маленькими сапфирами.

— Боюсь, самый счастливый день моей жизни — это день моего первого свидания с Франклином.

— О боже! — воскликнул Франклин.

— Мне было двадцать два года, и одета я была в кремовое шелковое платье в розочках. На Франклине был костюм, который он одолжил у…

— Эда Салливана, сейчас он уже умер.

— Не мешай ей рассказывать, — сказал Ласло.

— Мы пошли в «Ла Куполь». Франклин был уверен, что там собираются толпы знаменитых писателей и художников, но даже в те годы там собирались в основном американские туристы. Мы пили мартини с оливками, наколотыми на палочки для коктейля, как в кино. Я думала о том, как рассердился бы отец, узнай он об этом. Он был убежден, что женщины не должны пить ничего крепче вина. А потом, боже мой, Франклин заявляет мне, что у него совсем нет денег, ни единого су, и что нам придется сбежать, когда официант будет смотреть в другую сторону. Вот почему он выбрал столик поближе к двери! Я не знала, что и думать. Это такой американский юмор? Мне нужно смеяться? Как-никак я все еще не пропускала ни одной воскресной мессы в церкви Сент-Антуан. Но тут он схватил меня за руку, и мы помчались, как Бонни и Клайд, вниз по бульвару Монпарнас. Я так испугалась, что едва могла дышать. Я была уверена, что официанты за нами гонятся — вы же знаете, какие свирепые в «Ла Куполь» официанты, — но когда мы добежали до улицы Порт-Ройял… — У нее сорвался голос. — Я уже немного в него влюбилась.

— Как романтично, — вздохнул Курт.

— Помню, на ней были красные трусики, — сказал Франклин. — Если уж совсем точно, что-то среднее между карминным и коричневым. В темноте трудно было разобрать.

— Франклин! — воскликнула Лоранс. — Ты увидел их только потому, что заставил меня перелезть через решетку Люксембургского сада.

— В то время она была настоящей красавицей, — сказал Франклин.

— Она и сейчас красавица, — сказал Кароль.

Франклин кивнул:

— Вот Ласло помнит.

— А вот теперь ты расчувствовался, — сказал Кароль.

— Ласло? — Лоранс повернулась к нему. — Интересно, сумею я угадать твой самый счастливый момент?

— Уверен, что сможешь, — ответил Ласло. — Потому что я много раз тебе о нем рассказывал. Ноябрьский день пятьдесят третьего, когда Венгрия играла с Англией на лондонском футбольном поле. На стадионе Уэмбли. Никому еще не удавалось побить англичан на их собственном поле. Разве такая страна, как Венгрия, могла на это надеяться? Конечно, правительство желало этой победы, чтобы доказать состоятельность режима. Но обычные люди просто хотели, чтобы мир нас заметил, чтобы все увидели, что Сталин с Ракоши не до конца нас угробили. Но чтобы победить на Уэмбли? Невозможно! И все же мы очень этого хотели и почти поверили, что наша мысленная мольба поможет нашей команде. Возможно, в этом и было дело. Но в тот день произошло чудо. Венгрия победила со счетом шесть — три!