Читать книгу "Агония Сталинграда. Волга течет кровью - Эдельберт Холль"

Появился Марек. Он вытянулся передо мной и доложил:

– Приказ командира: в 18.00 совещание на батальонном КП.

– Нет, герр лейтенант, только утренний залп вызвал небольшую панику. К этому нужно привыкнуть.

Мы оба понимающе улыбнулись. Годы, проведенные с моими товарищами, создали атмосферу, которую внешний наблюдатель или невоенный человек поймет с трудом. С одной стороны, я был выше их по чину – и это факт, но, с другой стороны, я был их боевым товарищем, который шел в бой так же, как они, потому что каждый знал: без товарищей ты ничто. Такие отношения возникали, только когда постоянно общаешься со смертью – как мы. Было ли каждому страшно – уже неважно, долг связывал нас в успехе и поражении, хотели мы того или нет.

В 18.00 я пришел на батальонный командный пункт, со мной был Вильман. Как обычно, майор Вайгерт приветствовал нас серьезно и с чувством собственного достоинства. Там были и командиры трех других рот.

– Господа, я пригласил вас, во-первых, потому, что положение на передовой это позволило, и, кроме того, я хотел бы пролить свет на ситуацию вне зоны ответственности полка. На данный момент 276-й пехотный полк отделен от частей дивизии и подчинен 24-й танковой дивизии. Раньше она была 1-й кавалерийской дивизией из Восточной Пруссии. Мы заняли эти позиции в северной части города, примерно в 2–3 километрах от оружейного завода «Баррикады», которые должны удерживать до дальнейших распоряжений. По сравнению с предыдущими днями боев для нас это скорее период восстановления. Справа от нас – 203-й пехотный полк 76-й пехотной дивизии, слева – 544-й полк 389-й пехотной дивизии. Мы, 276-й пехотный полк, задействованы в зоне дислокации 24-й танковой дивизии. Я уже говорил, господа: позиции надо держать. Никаких разведок и патрулей, наш теперешний боевой состав этого не позволяет. В настоящее время мы не можем надеяться на пополнения; в лучшем случае нам передадут легкораненых и выздоровевших больных из тыловых госпиталей. Не могу сказать, сколько продлится это положение дел. Все зависит от продвижения атакующих дивизий. Направление действий наших бомбардировщиков показывает, что центром атаки являются заводы «Красный Октябрь» и «Баррикады», которые находятся строго на восток от нас. Если не будет неожиданностей, оперативные сводки направлять в батальон к 18.00.

Мы все были рады получить передышку. Атака всегда несет больший риск для атакующего. В обороне можно укрыться от противника. Атакующий не должен проявить признаков слабости. Это было хорошо для моих товарищей-судетцев. После ада на Царице они наконец обоснуются на этой тихой позиции.

Мы, командиры рот, обменялись впечатлениями, и командир нас отпустил. Вернувшись на свой КП, я принял рапорт гауптфельдфебеля Михеля. Роту уже покормили. На передовой было тихо. Над линией фронта – как обычно по ночам – жужжали русские «швейные машинки». Ночь была ясной, и мы надеялись, что она останется спокойной. Временами с юго-востока, от завода «Красный Октябрь», доносились звуки боя.

Штаб LI АК: 17.40 1 октября 1942 г. …24-я танковая дивизия удерживала позиции. Все атаки были отбиты. Противник перед линией фронта дивизии находится в бункерах, с танками на оборудованных позициях….

2 октября 1942 г.

Сколько я спал? Кто-то крикнул: «Тревога!» Я вскочил. Слово «тревога» способно сразу поднять опытного солдата из самого глубокого сна. Перед командным пунктом была слышна стрельба из винтовок, потом вступил пулемет, начали рваться гранаты, следом были слышны короткие очереди русских автоматов. Часовой снаружи доложил: «В группе Диттнера стрельба, явно справа и слева русский дозор, но сейчас ничего не происходит».

Он, похоже, был прав, потому что огонь прекратился так же неожиданно, как и начался. Наступившая тишина воспринималась вдвое острее.

Взгляд на часы показал, что было уже шесть часов утра. Я пошел к Диттнеру, прихватив Вильмана. До рассвета оставалось еще добрых два часа. В темноте была нужна осторожность, потому что враг мог оставаться поблизости.

Диттнер был в ярости и ругался со своим верхнесилезским акцентом. Услышав, что произошло, я его понял.

– Черт, это стоило ему жизни. Он не хотел слушать товарища, ефрейтора Кубаллу. Они оба были в «лисьей норе», наблюдали за сектором. Кубалла заметил, что к нему что-то движется. С ним был новобранец из Судет. Когда и он заметил, что происходит, то выпрыгнул из укрытия, чтобы схватить русского, который уронил гранату прямо у него перед носом, и – все.

– Кто?

– Рядовой Кернер.

– Тело вынесли?

– Так точно, лежит там, за развалинами. За выносом тела проследит унтер-офицер медицинской службы Пауль.

– Сколько было русских?

– Четверо или пятеро, герр лейтенант. Кубалла сказал, что попал в одного, но было слишком темно, чтобы что-то разобрать.

Мне стало грустно. Неопытность стоила жизни молодому солдату. Десятью днями раньше двое поддались панике и убежали. Это не было трусостью. Этим юнцам пришлось встретиться с тем, к чему они не были готовы, было неприемлемо, что их бросили в бой всего после двух месяцев в армии. А здесь один погиб из-за неопытности, пытаясь доказать свою храбрость, оставив безопасность окопа. Каждый из «стариков», то есть каждый, у кого было достаточно фронтового опыта – и неважно, каков реальный возраст, – знал, что в таких случаях нужно дать противнику подойти и потом воевать из укрытия; в темноте – тем более. Молодым нужно обязательно об этом рассказывать.

Штаб LI АК: 06.00 2 октября 1942 г.

Ночью 1 / 2.10. на линии фронта LI армейского корпуса наблюдалась лишь легкая боевая активность противника…

24-я танковая дивизия отразила отдельные дозоры…

Если я хотел выполнить свои планы насчет снайперской засады, мне нужно было поторопиться. Чтобы противник не заметил, позицию нужно было занять до рассвета. Павеллек и оба связных были предупреждены, что меня нельзя беспокоить, если только не случится что-то из ряда вон выходящее. Я вышел, неся бинокль, винтовку и патроны, а также две гранаты-яйца, и вскоре уже обустраивался на своем наблюдательном пункте.

Расположившись в темноте в трех метрах от двери на чердак, я начал наблюдение. Для большей точности я приготовил упор для винтовки. Если я увижу сто՛ящую цель, первый выстрел попадет в цель.

Одна из самых неуютных вещей для солдата – крик «Берегись – снайпер!». Один выстрел, одна цель падает, и никто ничего не понимает. Откуда был сделан выстрел? После этого испуган каждый солдат по обе стороны передовой.

Имея достаточно времени, я спокойно осматривал местность. Бинокль подолгу останавливался на местах, где я замечал самое оживленное движение. Я уже заметил отдельные посты в траншее по ту сторону улицы. Прямо перед моим наблюдательным пунктом, в 200 метрах, то есть в 100 метрах за русскими позициями, находился вражеский командный пункт.

Я мог видеть 10 метров траншеи, которая вела к блиндажу. Русские входили и выходили через неравные промежутки времени. Позиция располагалась в саду и была хорошо замаскирована. Это будет целью номер один. Дистанция до нее – 200 метров.