Читать книгу "Дом в Порубежье - Уильям Хоуп Ходжсон"

Я отвернулся и приблизился к окну. Теперь мне было уже известно, насколько успел я состариться, и неровная походка лишь подтвердила это. Некоторое время я задумчиво глядел на торопливо меняющийся ландшафт. Но и за эти мгновения успел миновать год, и с негодованием я оставил окно. Пальцы мои дрожали от старости, и с губ сорвалось короткое рыдание.

Некоторое время я неуверенно бродил от окна к столу и обратно, взгляд мой с нелегким чувством скитался по комнате, отмечая, как она обветшала. Все было укрыто густым одеялом пыли — темным, навевающим сон. Каменная решетка проржавела… цепи, удерживавшие в часах медные грузы, давно распались и лежали под циферблатом двумя горками ярь-медянки.

Я огляделся еще раз… мне казалось, что мебель вокруг гниет и распадается у меня на глазах. И это не было моей выдумкой: вдруг с треском перегнившего дерева на боковой стене рухнула полка, вывалившая на пол свое содержимое, подняв при этом в воздух мириады атомов пыли.

Какую усталость я ощущал! При ходьбе мне казалось, что суставы мои громко скрипят на каждом шагу. Я подумал о сестре. Неужели она тоже умерла, как Рыжик? Все случилось столь внезапно и быстро. Значит, именно так начинается конец всего мира! Я подумал, что надо бы сходить к ней, однако усталость не позволила мне исполнить свое желание. Потом… она так странно реагировала на все недавние события. Недавние — повторив это слово, я еле слышно расхохотался — в голову мне пришло, что с тех пор протекло не меньше половины столетия. Целых полвека! А может, и в два раза больше!

Я вновь подошел к окну, чтобы еще раз поглядеть на мир. В лучшем случае смену дня и ночи теперь можно было назвать мерцанием. Время все ускорялось, так что ночами Луна оставляла за собой светящийся след, призрачную туманность, прежде чем опуститься за горизонт, — все это повторялось и повторялось.

Мелькание дней и ночей убыстрялось. Дни сделались заметно темней, словно бы какой-то сумрак затмил атмосферу. Ночи сделались такими светлыми, что звезд почти не было видно, лишь кое-где вдалеке от Луны еще вспыхивали огненные волосинки, чуть извивавшиеся, следуя движению ночного светила.

Быстрее и быстрее мерцали, сменяя друг друга, ночи и дни, и, наконец, мерцание прекратилось… ровным светом озаряла мир пламенная дорога, могучими рывками колебавшаяся с севера на юг.

Небо теперь сделалось темнее, и в извечной синеве ощущался мрак, словно бы сквозь нее глядела на землю внешняя тьма. И еще — казалось оно ужасно пустым и чистым… лишь изредка замечал я призрачную тропу, устремлявшуюся к солнечному потоку, она исчезала и вновь появлялась. След этот оставляла Луна.

Рассматривая ландшафт, я замечал, как дрожала земля перед моими глазами; причиной тому были, возможно, тени, отбрасываемые колеблющимся солнечным потоком, или же невероятно быстро преобразовывалась сама поверхность нашей планеты. Снег то исчезал, то ложился — словно бы невидимый гигант то и дело прикрывал равнину белой простыней и снимал ее.

Время мчалось, и усталость моя сделалась непреодолимой. Оставив окно, я побрел через комнату, толстый слой пыли приглушал мои шаги. Буквально каждое движение давалось мне со все большим и большим трудом. Нестерпимая боль пронзала сразу все суставы, и я двигался вперед неуверенными шагами.

Возле противоположной стены я остановился и замер, забыв, зачем шел. И, поглядев налево, увидел свое старинное кресло. Видом своим оно сулило покой взбудораженным чувствам несчастного старика. Но теперь я был уже настолько измучен, настолько стар и немощен, что едва мог стоять, и только разумом стремился одолеть оставшиеся ярды. Я шатался на месте. Отдых сулил даже пол, но дремотный покров пыли казался слишком плотным и черным. Усилием воли я заставил себя повернуться и направился к креслу. А потом наконец с благодарным стоном осел в него.

Все вокруг меня потускнело. Немыслимо! Еще прошлой ночью я был крепким, хотя и немолодым уже человеком, а теперь, через несколько часов… я глянул на кучку пыли, оставшуюся от Рыжего. Часов! Раздался мой собственный дребезжащий старческий хохот — пронзительный, кашляющий, туманивший мой разум.

Наверно, я задремал. А потом, вздрогнув, открыл глаза. Где-то на другом конце комнаты что-то глухо ударилось об пол. Облако пыли вздыбилось над грудой обломков. Возле двери послышался треск — это повалился один из буфетов, но я настолько устал, что не мог уже повернуть голову и посмотреть. Закрыв глаза, я погрузился в дремотное полузабытье. Раз, а может и два, из-за каких-то далеких туманов доносились до меня слабые шумы. Потом я, наверно, уснул.

Глава XVI

ПРОБУЖДЕНИЕ

Вздрогнув, я проснулся. И какое-то время не мог понять, где нахожусь. А потом память вернулась.

Комната была все еще залита странным светом: лунным, солнечным ли — наверное, наполовину тем и этим. Я ощущал бодрость… усталость и дряхлость оставили меня. Медленно приблизившись к окну, я поглядел наружу. По небу текла река пламени: она поднималась вверх и опадала полукружьем огня, приплясывающим с севера на юг. Губительный серп времени, подумалось мне, разящий зубцами годов. Так ускорилось теперь время, что уже не было видно Солнца в пути его с востока на запад. Лишь с севера на юг пульсировал солнечный ручей, да и то так быстро, что движение его казалось теперь подрагиванием.

А я вдруг вспомнил о своем последнем путешествии к Внешним Мирам. О видении, что посетило меня… в котором я приближался к окраинам Солнечной системы и видел, как неслись вокруг Солнца планеты, словно бы повинуясь власти Времени, раскручивавшего Машину Вселенной за какие-то несколько часов… или мгновений. Воспоминание погасло, и я подумал, что, должно быть, дозволено мне заглянуть в иное пространство и время. Я глядел и глядел на текущее по небу Солнце. Скорость нарастала и нарастала. Миновало несколько жизней, а я все глядел.

И вдруг, со странной серьезностью, я удивился тому, что еще жив. Память о Рыжике заставила меня удивиться тому, что я почему-то избежал его участи. Достигнув предела своей жизни, пес умер, должно быть, просто от старости. А я — я жив, через сотни тысяч столетий после положенного смертного часа.

Некоторое время я просто дивился в рассеянности.

— Вчера… — начал я и умолк. Вчера! Какое вчера! Тот вчерашний день, о котором я хотел заговорить, канул в бездну годов… или даже веков. Мысль эта ошеломляла.

Наконец, я отвернулся от окна и оглядел комнату. Она преобразилась — стала совершенно, невероятно иной. И тут я понял, что именно показалось мне столь странным. В ней ничего не было… ничего, ни мебели, ни какого-нибудь другого предмета. Постепенно изумление мое испарилось: этим и должно было завершиться тление, которое, засыпая, ощущал я вокруг себя. Тысячи лет! Миллионы!

Пол укрывал густой слой пыли, поднимавшейся теперь на половину расстояния до подоконника. Слой этот утолстился до немыслимой величины за время моего сна… каждый из несчетных веков приносил с собой новую порцию пыли. В ней покоились рядом и атомы истлевшей мебели и те, что принадлежали некогда давно уже мертвому Рыжику.