Читать книгу "День рождения женщины средних лет - Александр Кабаков"

Не останавливайся, мгновение, не надо. Сменяйся новым, таким же конечным, улетай, чтобы оставить сожаление. Грусть прекрасна, это муаровая подкладка счастья. Был такой классический американский фильм, режиссер Билли Уайлдер, – «Лучшие годы нашей жизни». Я бы обязательно, если б умел, снял бы что-нибудь под вечным продолжением этого названия: «Прошли».

Горестный процесс взросления заканчивается у всех в разном возрасте, но одинаково: «Родные и близкие, подходите прощаться...»

Вплоть до этого даже самые серьезные люди не могут считаться окончательно взрослыми – достаточно посмотреть трезво на многие человеческие занятия, чтобы это понять. Лысые и седые мальчики и девочки ведут бесконечные игры. Признайтесь себе: ведь и сегодня взрослыми вам кажутся другие, а вы только притворяетесь, становитесь на цыпочки, чтобы не выгнали с вечернего сеанса, чтобы просочиться в толпе мимо объявления «До шестнадцати...».

Но процесс всё же идет. Медленно и почти незаметно нечто стекленеет внутри, где-то в области сердца, там, где находится душа. Возникает какая-то дополнительная твердая и гладкая оболочка, по которой всё скользит и скатывается, скользит и скатывается. Быстрей и быстрей. К полной взрослости.

Свободный день раньше длился не меньше месяца, между яростно солнечным утром и темнолиловым вечером умещалась жизнь – с знакомствами, иллюзиями и разочарованиями, заботами и отдыхом, драмами и их развязками. Вечером начиналась еще одна жизнь, не менее длинная и совершенно другая. Между зимой и летом проходила вечность, это были разные эпохи. На ялтинском или сухумском пляже современники и очевидцы иногда припоминали какую-нибудь гололедно-слякотную историю из минувшей зимы, их слушали недоверчиво, как мемуаристов. Цветение сирени и выезд курса на картошку не имели конца. Внутри каждой вечеринки развивались многие сюжеты с кульминациями и завершениями – не говоря уж о том, что одна только подготовка к вечеринке была равна пятилетке с напряженным трудом, выходом из графика и, в конце концов, всё же с перевыполнением плана.

И всё задевало, царапало, проникало вглубь. Солнце прожигало насквозь, дождь и снег шли сквозь кожу, как сквозь незаконченную крышу, только что прочитанная книга содержала окончательную мудрость, а девочка, оставшаяся ждать другого трамвая, была так хороша, что следовало день за днем после этого, неделю, месяц, выходить в то же время, топтаться на остановке, пропуская свой пятый и надеясь, что вот сейчас она прибежит к ее тринадцатому, и дождаться... Всё продирало по живому.

Потом зажило, заросло, мелкие шрамы огрубели, и внутрь уже ничто не проникает. Некоторые, отчаявшись, испытывают прочность нажитой брони пулей, но это уже зря: если больше ничего не берет, то незачем трудиться, процесс и так уже закончен.

Лучше попробовать по-другому. Например, найти в сиреневой охапке пятерочку и медленно, бессмысленно глядя перед собой, съесть ее. Пока вы будете жевать, время остановится. От резкого торможения его колеса прыснут искрами, а потом закрутятся назад, медленно, быстрее, еще быстрее... Твердая заслонка души с едва слышным звоном распахнется... Жизнь прорвется в вас, заполнит целиком, как бывало...

Сирень-5 – качество, проверенное временем. Целый лепесток бесплатно.

Однажды уже написал: жизнь длинная, а проходит быстро, – теперь сформулирую наоборот: жизнь короткая, а тянется долго. И это тоже справедливо, и этому тоже есть масса подтверждений.

Самые очевидные из них – опять же изменения в материальном мире, которые укладываются в одну, даже еще не совсем завершенную биографию. Например, мою.

Когда я пришел на преддипломную практику в ракетное КБ, основным техническим орудием инженера была счетная машинка «Рейнметалл». В зале нашего отдела стоял непрерывный грохот их носящихся взад-вперед кареток, но некоторые консерваторы, мой начальник сектора к примеру, еще предпочитали логарифмические линейки, торчащие из нагрудных карманов. Линейки были в основном гэдээровского производства... Электронно-вычислительная машина М-20 занимала несколько объединенных комнат, дело с ней имели специалисты, обычные же конструкторы программирование осваивали опасливо и с трудом. Колоды перфокарт – с мелкими прямоугольными дырочками и срезанными углами – на просвет (так определяли асы правильность набивки программ) были похожи на светящиеся ночными окнами кварталы пятиэтажек...

Тут бы надо вспомнить нынешнего знакомого, пятилетнего мальчика, еще плохо выговаривающего «л», но управляющегося с семейным «макинтошем» лучше отца, некогда кандидата физмат наук, а нынче небольшого банковского служащего, – но что об этом говорить...

Где те «рейнметаллы» и перфокарты? Этот мальчик никогда их не увидит, и я никогда их не увижу – молодость свою...

Да бог с ними. А где «москвичи» с деревянными кузовами-фургончиками для развозки мороженого?.. Где само то мороженое в картонных стаканчиках с воткнутой закругленной щепкой?.. Где жестяные подстаканники с выдавленными высотками и собачьими профилями?.. Брючные черные пуговицы и подтяжки для носков?.. Янтарные мундштуки и фетровые заготовки-колпаки для дамских шляп?.. Керогазы с бьющимся в слюдяном окошке розовым пламенем и приемники «Звезда» из красной пластмассы под перламутр, с динамиками, скрытыми за узорчатой рогожкой?.. Кожимитовые подметки и книги – я их уж вспоминал – с вынесенными на отдельные листы цветными иллюстрациями под папиросной бумагой?.. Калоши с рваной сзади от вбивания ботинок красной байковой подкладкой и цветные сеточки, прикрывавшие колеса велосипедов?.. Ткани «метро», «ударник», ратин, креп-жоржет, креп-сатин?.. Оркестры в фойе кинотеатров?.. Дачный волейбол через сетку на мягкой старой сосновой хвое и отправление поезда под «всё гляжу, всё гляжу я в окошко вагонное, наглядеться никак не могу»?.. А обувь, сшитая на заказ?.. Впрочем, обо всем этом можно писать отдельно.

Среда меняется всё быстрее, окружение исчезает все бесследнее. Возможно, поэтому всё сильнее ностальгия. Бешеный век летит к концу, разбрасывая вещи и обычаи. Мы ежедневно просыпаемся среди незнакомых предметов.

Я хотел бы проголосовать за возрождение мирным путем манеры пожилых мужчин ходить с тростью. Но такого голосования не предвидится. А раз так – пусть всё идет как идет. Не оглядываясь. Вперед! Деваться-то некуда.

В кузове мы сидели спиной вперед на уложенных от борта к борту досках.

Собственно, это было необязательно, и если существовало «Наставление по перевозке личного состава на специально оборудованных досками грузовых автомобилях» (может, и существовало) – то ничего в нем не говорилось о расположении военнослужащих лицом к движению или наоборот.

Мы сидели наоборот. Потому что сзади был поднят брезентовый полог, и оттуда вместе с удушающей пылью поступало то, что приходилось считать воздухом. Я служил в Саратовской области, местные жители говорили: «За то, что мы здесь живем, положена медаль, а если еще и работаем – орден».

Впрочем, речь не об этом.

Речь о выбираемом многими путешественниками расположении: спиной к движению.