Читать книгу "Ангел Бездны - Лада Лузина"

— Мы не пара, — равнодушно прояснила ситуацию Катя. — Вы позволите войти?

— Прошу вас… Не пара? — Взгляд человека мира Виктории Сюрской немедленно вцепился в Красавицкого, как спущенный с поводка питбультерьер. — Вы позволите мне нарисовать ваш портрет? — спросила она Мира, едва они прошли внутрь.

Несмотря на то, что, по утверждению Вадима Вадимовича, известная художница редко бывала в Киеве, она оказалась обладательницей обширной мастерской, переделанной из чердака в старом киевском доме со стеклянной крышей. Других источников света в помещении не было. Да и на квадратных стеклах громадного окна в небо уже улегся непроглядный туман.

— Простите, но нет, — отказался от предложения Мир.

Виктория оправдала свое имя — она и не подумала отступать:

— Не сочтите за дерзость, но я могла б оплатить ваш труд натурщика. Очень щедро. Вы — превосходная модель. У вас невероятные брови. И глаза… и линия рта. А подбородок…

— Простите, я могла бы пока взглянуть на картину? — напомнила о себе Катерина. — Очень хотелось бы…

Она лгала: с того мига, как Катя перешагнула порог мастерской, она не могла думать ни о каком Котарбинском — ее сердце колотилось, дыхание участилось, кожу объял сухой жар, будто она была девчонкой, пришедшей на самое первое в жизни свидание с… алмазными серьгами огненноволосой художницы, встреченными ею на аукционе.

Сейчас уши Виктории были лишены украшений. Сияние исходило от руки и груди, на которой покоился красный бриллиант, относительно небольшой в сравнении с уже знакомым Катерине перстнем с алмазом цвета зари.

— Прошу вас, — художница рассеянно взмахнула рукой куда-то вправо. Викторию Сюрскую Котарбинский интересовал столь же мало — она смотрела только на Мира.

Подавив в себе жгучее желание немедля заговорить о серьгах, Дображанская подошла к небольшому сепиону «Тайна».

«Магическая, ирреальная вещь», — описал третью картину Вадим Вадимович. В ней поистине было нечто притягательное или, скорее, затягивающее, заставляющее пристально всматриваться в полотно, вдумываться в каждую мелочь. Ночь. Озеро или река. В воде на высоких сваях стояла небольшая избушка-часовенка с крестом на крыше и деревянной лестницей, уходящей прямо в воду. Из часовни лился умиротворяющий тихий свет. А из вечерней воды выступало почти неразличимое в темной ряби чистое и прекрасное лицо утопленницы… Лицо Ирины Ипатиной.

— Мир, — позвала Катерина, — пожалуйста, распакуй мою картину.

Мирослав быстро и ловко снял с оплаченной и прихваченной Катей из Аукционного Дома работы бумагу и бечевку и поставил «В тихую ночь» рядом с «Тайной».

И только теперь Катерина заметила, что в «Тихой ночи» на дальнем плане горит огонек. Огонь той самой часовенки!

«Это действительно комикс! Девушка тонет, затем ее тело всплывает, затем душа улетает вместе с туманом… Но где же в этой истории место Ангелу Бездны? И где она утонула? Много ли в Киеве часовен в воде?.. Много ли Виктория попросит за серьги? Я готова отдать за них… все. Все, что угодно!» — осознание настолько потрясло Катерину, что она замерла.

— Они прекрасно смотрятся вместе, — отметила Сюрская, разглядывая обе работы. — Хотите, я уступлю вам «Тайну»?

— Вы же только купили ее, — удивилась Дображанская.

— Такой уж я человек, — пожала плечами художница. — Не выношу, когда кого-то или что-то уводят у меня из-под носа, — показала она на отвоеванную Катей на аукционе «Тихую ночь». — А стоит получить — сразу остываю. И в личной жизни все так же. — Она снова прилипла взглядом к Миру. — Наверное, у меня только одна настоящая страсть…

— А почему вы не купили «Духа Бездны»?

— Не знаю, как вам объяснить, — сказала Виктория. — В нем есть что-то плохое… Какое-то обнаженное зло. Неподдельное. Я тоже художник, я знаю, о чем говорю. Дух Бездны — не аллегория, тот, кто писал его, видел то, что он пишет.

— А чем вам тогда не угодила она? — Катя показала на «Тайну». — На вид она сущий ангел.

Художница посмотрела на картину:

— В этом ангеле тоже есть нечто такое… Я предпочла бы избавиться от нее.

И Катя подумала, что «человек мира» правá — сейчас, когда она глядела не на открытки, а на оригиналы работ, лежащая в воде и воспарившая над ней дева смотрелась иначе. Из-под белизны ее кожи словно проступала какая-то тьма.

И сразу вспомнился Гоголь, игры утопленниц и та из них, что оказалась злой ведьмой: «…тело ее не так светилось, как у прочих: внутри его виделось что-то черное».

— Я подумаю над вашим предложением. А пока вы разрешите мне сфотографировать «Тайну»? — Катя достала из сумки мобильный телефон.

— Только если вы поможете мне уговорить этого красавца… Ну, дайте мне сделать хотя бы эскиз, — с шутливой мольбой обратилась художница к Миру. — Хотите, я встану пред вами на колени?

— Тогда окажите и мне услугу, — в нормальном состоянии Катя ни за что бы не сказала это столь прямо, так бездарно и в лоб. За всю свою жизнь она пост упала так глупо всего раз, когда в 12 лет сама призналась в любви однокласснику. — Продайте мне ваши серьги. Те, что были на вас на аукционе.

С полминуты Виктория молча изучала Дображанскую.

— Знакомо ли вам выражение «золотая лихорадка»?

— Конечно.

— Есть и бриллиантовая, — удостоверила Сюрская. — И я поздравляю вас, вы ее подцепили. Что вы готовы дать мне за них? — на миг в ее глазах мелькнуло презрение. И знание. — Я угадаю: все, что угодно! Настоящие камни всегда действуют так. Они овладевают человеком. За это я и люблю их… Они и есть моя настоящая страсть. И вы должны понимать меня как никто. Давайте проверим. Я не готова продать вам серьги, но могу поменять их на брошь или одно из колец, в которых вы были на аукционе!

Катерина рефлекторно прикрыла рукой лацкан пиджака, где еще недавно висела модерновая брошка.

— Я уже подарила брошь…

— А кольца? Вы молчите?.. Вот видите! — Виктория засмеялась. — Я слышала про вас и про вашу коллекцию. Ваша бабочка — прекрасная вещь. Но все же не такая прекрасная, как мои серьги. Простите, но я обманула вас. Я не отдам их никому, ни за что, — выговорила она по слогам.

— Но ведь в них есть дефект, — сказала Катя. — Одна из них меньше другой.

— Я знаю об этом. И заметьте, не вынуждаю вас их покупать. С дефектом или без, это самые прекрасные камни на свете. Мне надоедают люди, города, страны, дома, вещи… Но еще ни один из камней мне не удалось разлюбить. Их нельзя разлюбить. Невозможно. Полюбуйтесь, и вы убедитесь в том сами…

Художница подошла к стоящему на комоде большому бывалому дорожному кейсу для драгоценностей, открыла крышку, выдвинула ящик и с видимым удовольствием достала оттуда бархатный мешочек, а из него одну из сережек. В жесте, которым она обнажила ее, было нечто вызывающее и одновременно бесстыдное — эротическое, будто сверкающий камень был тайным и сокровенным человеческим естеством.