Читать книгу "Темное торжество - Робин Ла Фиверс"

— Работаю, — медленно произносит кузнец.

Он не рад сознаваться в своем умении, ведь это означает, что я задержусь в его мастерской.

Женщина проявляет больше готовности:

— Золото слишком дорого стоит, чтобы выставлять его на обозрение, госпожа, но мой муж ничем не уступит лучшим златокузнецам города!

Спокойная, уверенная гордость, с которой она это произносит, необъяснимым образом вызывает у меня ответное чувство.

Кузнец, однако, недовольно косится на нее, и я убеждаюсь, что он вовсе не рад нашему посещению. Стало быть, я в самом деле нашла мастера, подходящего для моего дела.

— Можно ли мне взглянуть? — спрашиваю я.

— Конечно, госпожа. Сейчас лоток принесу…

— Погоди. — Я вскидываю ладонь. — Сперва хочу взглянуть, где он будет работать. Я свои драгоценности в свинарнике не оставлю!

Славная хозяйка прямо-таки ощетинивается при этих словах, но делать нечего — открывает распашную дверь и приседает в поклоне.

— Сейчас вернусь, — говорю я своим спутникам.

Мы с кузнецом уходим к дальнему верстаку, а жена все-таки идет с лотком за лучшими работами своего мужа. Я вручаю мастеру свой пояс. Он окидывает его наметанным взглядом и начинает ощупывать в поисках сломанного звена. Пока он этим занимается, я перемещаюсь так, чтобы другие не видели, чем мы тут занимаемся.

Кузнец, хмурясь, поднимает глаза:

— Но тут все в полном по…

— Тихо, — шепчу я и наклоняюсь, словно бы рассматривая что-то, что он мне показывает. — Я к тебе не с поясом пришла, добрый кузнец. Мне ключ нужен. — Я достаю из поясного кошеля бархатный мешочек для драгоценностей и передаю мастеру два кусочка воска.

Косясь на меня, он рассматривает отпечатки:

— Госпожа, я ведь не по железу…

Я довольно резко отвечаю:

— Думаешь, я твою вывеску не рассмотрела? Этот ключ будет подарком. Для особенного человека. — Я улыбаюсь, изображая этакую скромницу, и, кажется, он делает именно тот вывод, к которому я подталкиваю его.

Кузнец неодобрительно хмурится и открывает рот для отказа, но я снова запускаю руку в кошель и вынимаю кошелек поменьше:

— Я намерена хорошо заплатить тебе за работу. И за молчание.

Тут возвращается его жена с целым набором прекрасных золотых поясов, головных венчиков, браслетов, золотых кубков и четок. Когда она видит кошелек у меня в руке, ее лицо светлеет. Я вручаю его ей, прежде чем кузнец успевает все-таки отказаться от заказа. Никаких сомнений, если монеты окажутся у нее в кулачке, она, как и подобает доброй домохозяйке, уже нипочем их не отпустит.

— Да, и вот еще что… — говорю я, словно только что вспомнив.

Мастер, явно раздосадованный, смотрит на меня, наверняка желая, чтобы я убралась как можно скорее и дальше.

— Я вернусь часа через три, чтобы забрать… поясок.

— Госпожа, — пытается он возражать, — этого срока недостаточно!

— Но ты ведь справишься, не так ли?

Наши взгляды встречаются.

— Конечно, госпожа. Обязательно справлюсь.

Весь остаток дня мы бродим по магазинам Нанта. Жаметта купила себе розовую ленту и плетеный золотой шнурок для волос. Как же хочется этим шнурком ее и удавить! Тефани жадно смотрит кругом, точно голодный ребенок, забредший в съестную лавку, и в конце концов я покупаю ей красивый гребень. Это только для того, чтобы Жаметту позлить, говорю я себе.

Тремя часами позже колокола Нантского собора созывают прихожан к вечерней молитве. К этому времени даже Жаметта притомилась, ходивши из одной лавки в другую, стражи так и вовсе помирают со скуки, и мы возвращаемся к кузнецу.

Они с женой нас уже ждут, и теперь его хозяйка смотрит на меня исподлобья. Сам мастер помалкивает, несомненно считая мгновения, когда наконец за мной закроется дверь. Я снова прохожу в мастерскую и становлюсь так, чтобы мои спутники не видели верстака.

— Готов поясок? — жизнерадостно спрашиваю я.

— Как и было велено, госпожа.

Он протягивает пояс и вместе с ним подает бархатный мешочек. Ключ, спрятанный внутри, даже остыть не успел. Когда я забираю мешочек, наши пальцы соприкасаются, и я стискиваю его руку.

— Если проболтаешься, моя жизнь и твоя вместе с ней будут стоить не больше золы в твоем очаге.

Он заглядывает мне в глаза, потом отворачивается.

— Это я уже понял, — отвечает он так же тихо. — Ключ-то ведь не от спальни.

Он хочет отнять руку, но я сильнее сжимаю ее. Не знаю почему, но мне хочется, чтобы этот честный и простой человек увидел мое истинное лицо.

— Не все в замке поддерживают барона, — говорю я, на время отбросив всяческое притворство, чтобы он осознал правду моих слов.

Он пристально смотрит мне в лицо, потом коротко кивает.

— Спасибо, — с искренней улыбкой говорю я ему и пожимаю его руку. Он моргает. — Больше тебе и твоей семье не будет от меня никакой опасности, клянусь.

На его лице отражается неподдельное облегчение. Я прячу мешочек с ключом в свой кошель на поясе и ухожу.

ГЛАВА 11

Когда вечером мы возвращаемся в замок, д'Альбрэ с его людьми еще не прибыли из Ансени. Я целую вечность жду, пока Жаметта с Тефани раздевают меня и укладывают в постель. При этом Жаметта еще и болтает без перерыва, точно взвинченная сорока, и от этого время тянется еще медленней. Но все на свете кончается, вот и они довершают мой вечерний туалет и уходят.

Оставшись одна, я спешу к своему сундуку и начинаю перебирать яды, подыскивая быстрый и безболезненный, но такого не находится. Те, что мягко погружают в сон, действуют медленно. А те, что срабатывают сразу, причиняют слишком много неудобства, чтобы использовать их для убийства из милосердия.

Делать нечего, я беру свой любимый нож, вооружаюсь точильным камнем и усаживаюсь у огня править лезвие. Мне по-прежнему неизвестно, способен ли узник держаться в седле и скакать на лошади. Я даже не знаю, в сознании ли он. Если нет, для дела герцогини этот человек бесполезен. Разве что она решит использовать останки мученика, чтобы собрать под свои знамена верных людей.

Метка Мортейна на нем вряд ли найдется, но это больше не беспокоит меня.

Я привыкла бояться даже мысли о том, чтобы кого-то убить, не получив знамения Мортейна. Но теперь, когда меня оставила Его благодать, больше нет и страха. Да и не было мне от этой самой благодати особого проку. Я всегда опасалась, что, начни я убивать по собственному произволу, а не по воле Мортейна, сделаюсь ничем не лучше д'Альбрэ. Но в последние несколько дней я нередко спрашивала себя, в чем разница: быть дочерью Смерти — или дочерью бессердечного убийцы? Особых различий не наблюдалось, и на сей раз я решила сделать выбор сама. Доберусь до несчастного узника и совершу то, что послужит добру. Вот и все.