Читать книгу "Все божьи дети могут танцевать - Харуки Мураками"

Вскоре над глазом Дружиша Квака образовалась большая опухоль и стала расти. Затем опухоли появились на плече, под мышками, и вот уже все лягушачье тело стало сплошной язвой. Что произойдет дальше, Катагири даже представить себе не мог. Он, затаив дыхание, наблюдал.

Вдруг одна из язв с треском лопнула, кожица в том месте отскочила, потекла густая жидкость, разнеслась жуткая вонь. Вслед за первой начали лопаться и остальные язвы. Сразу из двадцати-тридцати мест стены окатила гнойная жидкость с липкими кусками кожи. Тесную палату окутал нестерпимый смрад. На месте язв открылись черные дыры, из которых наружу полезли разные личинки — большие и маленькие, вялые, белые. За ними последовали сороконожки — они противно перебирали своими бесчисленными лапками. Казалось, насекомым не будет конца. Тело Дружиша Квака — то, что прежде им было, — все кишело этими тварями из мрака. Упали на пол два огромных глаза. Черные жуки с крепкими челюстями набросились на поживу. Полчища червей, будто наперегонки, устремились вверх по больничным стенам и вскоре захватили потолок. Они затмили собой свет лампы, проникли даже в противопожарный датчик.

Весь пол тоже устилали насекомые. Они облепили лампочку торшера, и комнату окутал мрак. Кровать они тоже не миновали. Сотни тварей забирались в постель Катагири, ползали по его ногам, проникали под пижаму, в пах. Маленькие личинки и черви набивались в задний проход, в уши, в нос. Сороконожки разжимали ему челюсти и одна за другой ныряли в глотку. Катагири в отчаянии закричал.

Щелкнул выключатель, палату залил яркий свет.

— Господин Катагири? — послышался голос медсестры. Он открыл глаза. Все тело было мокрым от пота, будто его окатили из ведра. Никаких насекомых — лишь тело зудит от их скользких прикосновений. — Опять кошмар? Бедненький вы.

Сестра быстро приготовила раствор и вколола ему в руку. Катагири сильно и глубоко вдохнул, затем выдохнул. Сердце колотилось.

— Что вам такое снится?

Где сон, где реальность — эту грань он уловить не мог.

— Не все то правда, что мы видим, — сказал сам себе Катагири.

— Точно, — улыбнувшись, подхватила медсестра. —Особенно, что касается снов.

— Дружище Квак, — пробормотал он.

— Что он такого сделал, этот ваш Дружище Квак?

— Он один спас Токио от землетрясения.

— Вот и славно, — согласилась медсестра и поменяла капельницу. — Вот и хорошо. Куда еще для Токио бед? Расхлебать бы то, что есть.

— Но Дружище Квак погиб и его больше нет. Или вернулся в муть. И больше сюда не придет.

Медсестра улыбнулась и промокнула лоб Катагири:

— Вы, кажется, любили этого самого Дружища Квака.

— Паровоз, — слабеющим языком произнес Катагири. — Сильнее всех.

Закрыл глаза и погрузился в тихий сон без сновидений.

Медовый пирог

1

— Медведь Масакити набрал столько меда, что есть —не переесть. Перелил его в ведерко, спустился с гор и пошел в город его продавать. Масакити был известным бортником.

— А откуда у медведя ведерко? — спросила Сара.

— Просто было и все. Валялось на дороге, вот он и подобрал. Подумал, когда-нибудь пригодится, — объяснил Дзюнпэй.

— Вот и пригодилось.

— Точно. Медведь Масакити пошел в город, приглядел на площади местечко, выставил табличку «Вкусный натуральный мед, полный стакан — 200 иен» и начал торговлю.

— Что, медведь умеет писать?

— Ноу. Писать медведи не умеют, — сказал Дзюнпэй. — Он попросил одного мужичка, стоявшего рядом. Тот и написал ему карандашом.

— А деньги считать он умеет?

— Йес. Деньги считать умеет. Масакити с детства жил у людей. Там и научился говорить и считать деньги. Он смышленый.

— Значит, он отличается от обычных медведей?

— Ага, от обычных немного, но отличается. Масакити — медведь особенный. Поэтому его сторонятся медведи неособенные.

— Что значит «сторонятся»?

— Ну, значит, говорят: «Смотри, кого он из себя строит» — и стараются с ним не дружить. Не могут с ним поладить. Особенно не любит Масакити дебошир Тонкити.

— Бедный Масакити.

— Действительно бедный. Хотя… по виду он медведь, но люди так не считают. Говорят: «Ты умеешь и деньги считать, и на человеческом языке говорить». Но ни те ни другие полностью своим его не признают.

— Бедный, бедный Масакити. А друзей у него нет?

— Друзей — нет. Медведь ведь в школу не ходит. Где же ему найти себе друзей?

— У Сары в садике друзья… есть.

— Конечно, — сказал Дзюнпэй, — конечно, у Сары есть друзья.

— А у Дзюн-тяна есть друзья? — Саре было лень произносить полное «дядя Дзюнпэй» и она звала его просто «Дзюн-тян».

— Папа Сары — мой самый лучший друг. И мама тоже очень хороший друг.

— Хорошо… когда есть друзья.

— Точно — сказал Дзюнпэй. — Хорошо, когда есть друзья. Твоя правда.

Дзюнпэй часто рассказывал Саре перед сном только что придуманные истории. Когда она чего-то не понимала — задавала вопросы. Дзюнпэй обстоятельно отвечал на каждый. Вопросы все как на подбор: острые и глубокие. Обдумывая ответ, Дзюнпэй выкраивал время, чтобы сочинить продолжение.

Саёко принесла дочери теплое молоко.

— История про медведя Масакити, — пояснила Сара матери. — Масакити известный бортник, но друзей у него нет.

— Масакити большой? — спросила у Сары Саёко. Та растерянно взглянула на Дзюнпэя:

— Масакити большой?

— Не то чтобы очень, — ответил Дзюнпэй. — Я бы даже сказал, мелковатый. Примерно с Сару. Характером спокойный. Панк и хард-рок не слушает. Любит в одиночестве наслаждаться Шубертом.

Саёко замычала «Форель».

— А как Масакити слушает музыку? У него что, есть компакт-диск-плейер? — спросила Сара у Дзюнпэя.

— Нашел где-то на земле магнитолу. Подобрал, принес домой.

— Что-то слишком много в лесу потерянных вещей… — с подозрением заметила Сара.

— Ну, там это… слишком крутой обрыв. У людей начинает кружиться голова, вот они и сбрасывают все лишнее. «Больше не могу. Тяжело. Сейчас умру. Зачем мне это ведро? И магнитола тоже». Вот так и лежат нужные вещи на дороге.

— Как я их понимаю, — сказала Саёко, — когда хочется все бросить.

— А Сара — нет.

— Потому что ты маленькая жадина, — сказала дочери Саёко.

— Никакая я не жадина, — запротестовала та.

— Это потому, что Сара еще маленькая и очень шустрая, — поправил Саёко Дзюнпэй. — Так, а теперь быстро пьем молоко. Выпьешь — буду рассказывать дальше.