Читать книгу "Любовь и честь - Мередит Дьюран"

Но прежде чем ответить, Эдриан долго молчал, потом безжизненно произнес:

— Да, в этой жизни я и правда доставил тебе много бед.

Нора была поражена. Какие странные слова! Что скрыто в них — извинение или насмешка? Нора ничего не могла прочесть по его лицу.

Эдриан сидел в расслабленной позе, привалившись к бочке с маринованными фруктами, вытянув одну ногу, а другую согнув в колене и положив на нее руку. Должно быть, его рана и правда не очень серьезна. Уж слишком спокойно он ведет себя, чтобы испытывать сильную боль.

Сама Нора ощущала острую, болезненную тревогу. Пожалуй, для нее естественно беспокоиться о нем. Ведь она чувствует сострадание не к мужчине, в которого он превратился, а к тому юноше, который был воплощен в этом теле и которого она любила, когда была девушкой.

И наверное, Эдриан прав — он сгубил эту девушку так же верно, как если бы сам отдал ее замуж за Тоу. Теперь Нора ее почти не помнила. Та девушка смотрела на мир как на бесценный дар и обещание счастья. Она видела в нем только прелести. Ей ни разу не случилось посмотреть в зеркало, чтобы понять, как ее оценят другие, какая улыбка их ублажит, а какая гримаса вызовет гнев.

В своем отражении она видела лишь себя, свои суждения, свои надежды и горести. Ей ни разу не пришло в голову, что она лишь собственность, ожидающая покупателя.

Брак открыл ей глаза. Женщина никогда не принадлежит себе.

— Ты так странно на меня смотришь, — мягко произнес он. — Такие глаза я видел в темных переулках, когда ко мне приближались люди с ножами.

Нора мимолетно удивилась, что в своем воображении он связывает ее с ночными убийцами. Но, как видно, он прав, и это пламя, сжигающее ей душу, — ненависть.

— Ты винишь меня, — пробормотал он.

Никакие другие слова не могли поразить Нору сильнее. Они стрелой застряли в ее груди. Он признает, что знает... Но чему он тогда удивляется?

— Да. — Слово сорвалось с ее губ и кануло в тишину, растаяло в ней как дым. Как тихо в доме. Кажется, что во всей вселенной остались только они вдвоем, запертые в этом крошечном облаке света, который тоже скоро умрет, проглоченный темнотой.

В этом замкнутом, объединившем их мире горькие мысли вдруг облеклись в слова, и слова эти падали на голову того, кто их заслужил.

— Да, я виню тебя, — отстраненно проговорила она. — Справедливо ли, не могу сказать. Но... — Лучше бы ей никогда его не знать. Или пусть, бы они остались такими, как в раннем детстве — дальние соседи, почти ничего не значащие друг для друга. — Иногда мне действительно кажется, что ты погубил меня.

Эдриан никак не реагировал, только смотрел на нее, и все.

— Прямо библейский сюжет, — наконец произнес он.

Нору охватил дикая, первобытная ярость.

— Можешь смеяться, если хочешь! Для меня это не шутка. Ты уничтожил... все. — До встречи с ним она не обращала внимания на мужчин. Была необузданна и свободна. Никто на нее не смотрел. Но он заманил ее в страну любви и вместе с этим взвалил на ее плечи тяжелый груз женской доли. А потом сбросил ее на руки другому мужчине. И какому! Она никогда бы не смирилась с ним, будь у нее выбор. А у нее был бы выбор! Если бы не сидящий перед ней Эдриан, ей позволили бы выбрать самой. — Ты обольстил меня ложными обещаниями, — сквозь зубы процедила она. — Ты помнишь, какие красивые слова говорил? Говорил, что настанет день, когда мы будем танцевать вдвоем перед всеми — открыто и не стесняясь. Не будем бояться слишком громкой музыки и множества чужих глаз. Ты будешь моим мужем, и весь мир будет принадлежать нам. Но мир никогда не был к нам настолько щедр. Ты никогда не собирался на мне жениться. Ты лгал. А я была дурой, которая тебе верила.

— Не стоит себя так винить, — едва слышно проговорил он.

Губы Норы раздвинулись в жесткой усмешке.

— Ты прав. Вину я оставлю на твою долю.

— Ее разделяют наши отцы.

Нора с мрачным видом открыла рот, но раздумала и не сказала ни слова. О чем это он?

Пауза затянулась. Он мог бы объясниться, но почему-то молчал. Сидел не двигаясь и просто смотрел на Нору. Своим фальшивым спокойствием он напоминал ей кота, застывшего в ожидании мыши и в любую минуту готового прыгнуть.

Чувствуя горечь во рту, Нора ждала. Если он хочет что-то ей объяснить, пусть говорит, но она не станет его упрашивать. Ей все равно нет дела до его извинений! Она и без него знает, что тогда произошло. Зачем ей его сказки?

— Но я виню себя, — не выдержала она. — Ты, как видно, считал меня дурочкой. Даже когда мне велели тебя забыть, — брат, отец, — даже тогда я надеялась, что ты придешь. Надеялась, что ты придумаешь способ, что появишься — любой ценой! Ну разве не глупость? Не предел девичьей наивности? Рассчитывать на такого, как ты!

— Без сомнения, — отвечал он.

Ей показалось, что он ударил ее по лицу. Какой жестокий ответ! Жестокий, жестокий!

Нора отвернулась, пытаясь сдержать слезы. Она заслужила эту жестокость. Это расплата. Чего еще от него ждать?

— Чтоб вам провалиться в преисподнюю, лорд Ривенхем!

— Так, несомненно, и будет, — отозвался Эдриан. — Бог не любит дураков. А я был дурак, не лучше тебя.

Я искал способы, о которых ты говорила. Ждал, пока кузены заснут, чтобы отомкнуть замок на своей цепи.

А глупее всего оказалось другое. Сумев вернуться, я был уверен, что ты меня ждешь, что ты найдешь в себе силы и будешь сопротивляться браку с Тоу, продержишься неделю, день. Час!

Невидящими глазами Нора смотрела в темноту и молчала до тех пор, пока не убедилась, что голос не предаст ее. Воздух с трудом проник в пересохшую гортань.

— Конечно, глупость. Ведь, в конце концов, я была просто девчонкой. Как же высоко ты меня ценил, если считал, что я способна сделать то, чего не может ни одна женщина, когда за нее все решили мужчины.

— Да, — согласился Эдриан, — я очень высоко ценил тебя. Как видишь, мы оба оказались в дураках — и ты, и я.

Как он несправедлив! Стараясь удержаться от слов, Нора вонзила ногти себе в ладонь. Пусть умершее остается мертвым, а прошлое пусть истлеет до конца. Но теперь, когда они уже пошли по этой дороге, Нора не могла остановиться. Слова полились сами собой.

— Значит, ты думал, что Я волшебница? Разве ты не знаешь, как убеждают девушку? Меня заперли, не кормили и не поили. Неужели ты думаешь, что я могла питаться святым духом три года, пока ты не вернулся с континента?

— Двадцать дней.

Норе показалось, что эти слова грянули, словно гром, и эхом отразились от стен, но повторение не прояснило их смысл. Двадцать дней?

— Я не...

— Я нашел тебя через двадцать дней.

Двадцать дней...

Она начала дрожать и не могла поднять на него глаза. Ей вдруг показалось, что это самое опасное дело на свете. Двадцать дней... Значит... Нет, это невозможно!