Читать книгу "Пастырь добрый - Надежда Попова"

– Нам-то, может, и довольно, только странно что-то, когда вот так, через десяток лет, начинают поминать старую дружбу; не к добру это. С какого перепугу ты вдруг в это дело полез? Мало ли невиновных магистратские переловили…

Итак, мысленно подвел первый итог Курт, «майстер инквизитор», пускай и в тоне нахально-издевательском, остался в стороне; следует ли столь простое, на «ты», обращение к нему воспринимать как знак недобрый либо же как обозначение того, что его давнее пребывание в их мире осознано и в некотором роде официально принято? Если его хоть однажды поименуют старым прозвищем – значит, справедливо второе…

– И всякий раз Друденхаус вмешивался, когда успевал, – напомнил он. – Про студента пару лет назад слышали?.. Вот то-то, Кранц. А что до старой дружбы, которую я припомнил – у меня на то причины есть. Именно Финк много лет назад привел меня сюда, и если б не он – так и оставался бы я у своих милых родственничков, которые, в конце концов, или голодом меня уморили б, или б заколотили до смерти в один прекрасный день. Не ахти какая, конечно, жизнь тут была, а все же была. И только один Финк прикрывал новичка от тех, кто желал поразвлечься, подсчитывая мои выбитые зубы. Если бы не он когда-то – я бы окочурился на улице, под теткиной скалкой или – уже вот тут, под кулаком какого-нибудь жирного борова, которому повезло, что он старше, выше и сильнее.

Несколько взглядов сместились в сторону Шерца, и тот выпрямился, отчего внушительное брюшко его уперлось в стол, едва его не отодвинув.

– Так что, – докончил Курт, вновь обернувшись к Кранцу, – вот тебе причина: когда-то он не дал мне сдохнуть. Такое обыкновенно не забывают. Или за десять лет законы здесь изменились?

– Не гоношись, Бекер, – снисходительно и почти миролюбиво откликнулся Бюшель из-за стойки. – По нашим законам мы и говорить-то с тобой не должны бы.

Однако же, старая кличка все-таки произнесена, отметил Курт, усаживаясь поудобнее и несколько расслабляясь. Дальнейшую беседу можно предвидеть с небольшими вариациями, однако почти стопроцентной вероятностью. Для начала присутствующие захотят выговориться, осознавая вслух и в самом деле неслыханную мысль о том, что местный инквизитор в то же время является одним из них; и время этого факта не меняет, ибо не нарушено главное правило – попавшись, Курт не сдал никого, ни одного даже из самых страшных своих обидчиков, и при случае хозяин «Кревинкеля» и толстяк Шерц, сколь бы ни был он неприязненно настроен, это подтвердят.

– А вот это верно, – подхватил Бюшеля неугомонный предводитель делегатов. – Это просто-напросто небывало – мне в морду нашими правилами будет тыкать тот, кто вообще до нас не касается!

– Потому что на дело с тобой не хожу каждый вечер? – уточнил Курт, и тот кивнул на Знак на его груди:

– Вот поэтому.

– Ах вот оно что, – улыбнулся майстер инквизитор с подчеркнутым дружелюбием, и Кранц поморщился. – А скажи-ка мне, хранитель законов, если б тебе посчастливилось накрыть повозку, груженую золотом, – ты что б делал? Тысяч, скажем, на пятьдесят. Здесь бы все спустил? Я думаю – домик бы себе прикупил в хорошем квартале и в дорогом трактире лещей во кляре жрал бы.

– Ты это к чему? – насупился тот.

– К тому, что вот это, – Курт чуть приподнял медальон за цепочку, – мне привалило не по моему желанию. Сложилось так. Я не выбирал, куда мне идти и чем заниматься, ясно?

– Однако жопу рвешь на своей службе.

– Рву, – кивнул он невозмутимо, покачивая Знак на пальце, и заметил, как сидящая рядом с Шерцем потрепанная девица соблазняюще закусила губу, отчего внутри что-то похолодело и обозначилось нечто вроде тошноты – зубки у девицы были далеки как от пристойного качества, так и от положеного количества. – Вылавливаю всякую дрянь.

– И чем ты тогда от магистратских отличаешься? Та же псина.

– Тем отличаюсь, Кранц, что мои враги – и твои тоже, как и любого в этом городе, во всей Германии и на всем белом свете, потому как что ты, что я – все мы для них так, мясо. Хочешь кое-что по секрету? Если б не такие, как я, ты сейчас, может, на какой-нибудь шахте втыкал, на добыче камней для скучающего малефика, и это в лучшем случае. Я свою нынешнюю жизнь не выбирал, однако же оправдываться за нее не намерен. Перед законом, на который ты так напираешь, я чист: магистратские от меня десять лет назад ни одного имени не услышали. И до сих пор я рта не раскрыл, хотя кое о чем кое-что знаю.

– И решил, что тебя тут за это обнимать кинутся?

– Угомонись, Кранц, – тихо попросил хозяин подвальчика, и парень умолк тотчас же, захлопнув рот послушно, словно ребенок. – Потрендел – и будет. Ты что-то больно много воли сегодня взял… Ну, пускай оно так, – обратясь уже к гостю, кивнул Бюшель со вздохом. – Но тут-то ты чего забыл, Бекер? Если тебе и впрямь приперло отмазать Финка, здесь тебе ничем не помогут. Знаем не больше твоего, а то и, я так мыслю, меньше. За что замели – и то так, слухами да толками. Девицу он какую-то, говорят, прирезал, молоденькую, и оприходовал ее на полную. Так с чего ты взял, что он тут не при делах? Все может быть, он вчера нажрался до синих чертей…

– Девочку, – поправил Курт, отвернувшись от насупленного Кранца. – Одиннадцати лет. Изнасилована раза четыре, после чего изрезана вдоль и поперек и почти выпотрошена. Неужто только я уверен, что Финк такого бы не сделал?

– Мамочки! – шепотом пискнула какая-то девица за столиком у двери, приподнявшись и тут же усевшись обратно; Бюшель нахмурился:

– Да, это уж что-то для Финка слишком. По морде залепить мог бы, да и попользоваться, разрешения не спросив, но вот так вот… А все же – что ты здесь найти думаешь? Говорю же – никто тут ничего не знает, сам видишь.

– Да ты даже не дослушал, – укоризненно возразил Курт. – Вся штука в том, что если и могу я где-то найти для него оправдание – то только здесь. И свидетелей у меня, кроме вас, никаких нет.

– Вот это слово мне что-то не нравится, – вновь вмешался Кранц, однако уже более миролюбиво, хотя и по-прежнему настороженно. – «Свидетель» – это когда надо идти к вам, там отвечать на ваши вопросы, а потом меня же в соседнюю камеру?

– Если бы дело вел магистрат, вас бы и слушать не стали, не то что звать куда-то, чтоб пообщаться, – отозвался Курт, кивком пригласив все еще стоящего посреди комнаты собеседника присесть напротив. Поколебавшись, тот медленно приблизился и примостился подальше от него, на самом краешке трехногого трухлявого табурета. – У Друденхауса свои правила, весьма удобные. Никому и никуда идти не надо, хватит того, что я услышу здесь, а в отчете потом напишу «из заслуживающих доверия источников стало известно, что…»; и все.

– Здорово, – хмыкнул кто-то от дальней стены. – А откуда твое начальство узнает, что ты им мозги не крутишь?

Итак, разговор постепенно переходит во вторую фазу, отметил Курт про себя, улыбаясь любопытствующему посетителю «Кревинкеля» почти приятельски:

– Мое начальство – инквизиторы, помнишь? Узна́ют.