Читать книгу "Убийство в музее восковых фигур - Джон Диксон Карр"

Детектив выждал, пока она уселась поудобнее, и затем спросил:

— Капитан Шомон после своего возвращения из Африки увидел большие изменения в поведении Одетты. Он ничего не мог сказать по существу, кроме того, что она вела себя «странно». Вам удалось заметить нечто подобное?

Мадам Дюшен ответила лишь после некоторого раздумья:

— Я размышляла над этим. Последние две недели, с того времени как Робер — капитан Шомон — вновь появился в Париже, она казалась немного странной, не такой, как обычно. Более грустной и какой-то нервной. Однажды я застала ее плачущей. Но я не придала этому значения. Так бывало и раньше. Ее огорчала любая чепуха, она страшно расстраивалась, пока не забывала. Обычно она делилась со мной своими «бедами», поэтому я не стала задавать вопросов, ожидая, когда она сама мне расскажет.

— И вы не можете предположить причину?

— Нет. Особенно потому… — Она заколебалась.

— Прошу вас, продолжайте.

— Особенно потому, что все изменения были каким-то образом связаны с капитаном Шомоном и направлены против него. Она изменилась лишь после его возвращения. Одетта стала подозрительной, сдержанной. Начала держаться с ним натянуто и формально. Не знаю, как лучше это передать… Она стала совсем не похожей на себя.

Я не спускал глаз с остававшейся в тени мадемуазель Прево. Ее глаза были полузакрыты, а выражение лица выдавало внутренние мучения.

— Простите меня за нескромность, — сказал Бенколен тихо, — но я не могу не задать этого вопроса. Не случилось ли так, что мадемуазель Дюшен заинтересовалась другим мужчиной, помимо капитана Шомона?

Ноздри мадам дрогнули от гнева, но он тут же сменился спокойным пониманием, даже с оттенком юмора.

— Нет. Было бы гораздо лучше, если бы она заинтересовалась.

— Понимаю. Вы полагаете, что ее гибель явилась следствием случайности, безмотивного нападения?

— Разумеется. — На ее глазах выступили слезы. — Дочь выманили из дома, каким образом — не знаю, не могу понять. Она собиралась на чаепитие со своей подругой Клодин Мартель и Робером. Неожиданно Одетта по телефону отменила встречу и вскоре выбежала из дома. Я была удивлена, потому что она никогда не уходила не попрощавшись. Так я видела ее в последний раз.

— Вы не слышали содержания телефонного разговора?

— Нет. Я находилась наверху и решила, что она отправилась на встречу с друзьями. Это Робер позже рассказал мне все.

Бенколен склонил голову набок, как бы прислушиваясь к стуку эмалевых часов. Я видел, как за серыми окнами под порывами ветра трепетали остатки листвы. Казалось, что кипит и бурлит какая-то алая масса. Это были клены. Джина Прево, закрыв глаза, откинулась на спинку дивана, в неярком свете были видны безукоризненная линия шеи и длинные, мокрые от слез ресницы. Было так тихо, что неожиданный звон дверного колокольчика заставил всех вздрогнуть.

— Не беспокойтесь, Поль, — промолвила мадам, — Люси в кухне. Она откроет. Итак, мсье?

Колокольчик еще не смолк, но с первого этажа уже донесся стук шагов.

— Может быть, ваша дочь, мадам, вела дневник? Или у нее есть записи, которые могли бы пролить свет?

— Каждый год Одетта начинала новый дневник, но бросала его не позже чем через две недели. Она хранила письма и записки. Я их просмотрела — там ничего нет.

— В таком случае… — начал Бенколен и тотчас смолк. Взгляд замер и стал полон внимания. Рука замерла на полпути к подбородку. Я почувствовал, как в груди от волнения зачастило сердце. Искоса взглянув на Джину Прево, я заметил, что она напряженно выпрямилась, судорожно вцепившись в подлокотник.

Снизу из зала до нас явственно доносился голос человека, который только что звонил в дверь. Человек сказал просительно:

— Тысяча извинений. Не могу ли я увидеть мадам Дюшен? Меня зовут Этьен Галан.

Глава 8

ОТКРОВЕНИЯ У РАСКРЫТОГО ГРОБА

Никто не пошевелился и не заговорил. Голос был настолько необычный, что, услышав его впервые, хотелось немедленно выяснить, кому он принадлежит. Глубокий, ласковый, мягко-сочувственный. Я представил, как Галан стоит в открытых дверях на фоне мокрой листвы. В руках у него шелковый цилиндр, плечи чуть опущены под безукоризненным утренним пальто, как будто он просит извинения, и на вас участливо взирают его серо-зеленые глаза.

Я взглянул на присутствующих. У мадам было совершенно отрешенное лицо — она уже глубоко погрузилась в свои думы. Джина Прево была ошеломлена и выглядела так, как будто не верила своим ушам.

— Нездорова? — проворковал голос. — Какое несчастье! Мое имя ей ничего не скажет. Я был большим другом ее покойного супруга и очень хотел бы выразить глубочайшее соболезнование… — Последовала пауза; казалось, что посетитель размышляет. — Может быть, что-то удастся сделать? Мне кажется, здесь сейчас мадемуазель Прево? Ах, я прав, прекрасно. Может быть, я смог бы побеседовать с ней как с другом семьи? Благодарю вас.

Мы услышали легкие шаги горничной, направляющейся к лестнице. Джина Прево поспешно поднялась с дивана.

— Я не хочу, чтобы вы утруждали себя, мадам Дюшен, — сказала она, выдавив подобие улыбки. — Не беспокойтесь, я спущусь вниз и приму его.

Она с трудом произносила слова, как будто страдала сильной одышкой. Мадам оставалась неподвижной.

Я обратил внимание на то, как побледнела девушка, когда быстрыми шагами прошмыгнула мимо нас. Лишь только за ней закрылась дверь, Бенколен поспешно прошептал:

— Мадам, быстрее. Есть ли в доме черный ход и лестница вниз?

Она медленно подняла глаза. Между ними мгновенно протянулась нить взаимопонимания.

— Да, есть. Вниз от столовой к кухне и оттуда к боковой двери в дом.

— Можно ли оттуда попасть в вестибюль?

— Да. Через комнату, где сейчас Одетта.

— Вам знаком этот путь? — резко спросил детектив Робике. — Прекрасно. Покажите его мсье Марлу. Поторопитесь, Джефф. Вы знаете, что надо сделать.

Он метнул в мою сторону яростный взгляд. Ясно, любой ценой я должен услышать их разговор. Робике был настолько изумлен, что начал спотыкаться на каждом шагу. Но и до него, кажется, дошел призыв поторопиться и не шуметь. Было слышно, как Джина Прево спускается по парадной лестнице. Робике показал мне узкие, ведущие вниз, к счастью, покрытые ковром ступени и при помощи пантомимы попытался объяснить нужное направление. Дверь у основания лестницы издала легкий скрип, но я беспрепятственно протиснулся через нее в полутемную столовую. В противоположном конце через полуоткрытую дверь виднелись поникшие цветы. Сюда! Из комнаты, где стоял гроб, вторая дверь вела в вестибюль. Она была почти полностью прикрыта тяжелыми портьерами.

Я прокрался к двери, чуть не сбив по пути огромную корзину с белоснежными лилиями. Закрытые ставни, сквозь которые пробивались полоски света, удушающе сладкий аромат цветов, серый гроб с бронзовыми ручками… В тишине этой печальной комнаты были слышны голоса. Пара стояла в центре вестибюля. Я понял, что они говорили так, чтобы было слышно на втором этаже, а самое важное, нужное лишь им, добавляли шепотом. Я едва-едва разбирал это бормотание.