Читать книгу "Ничего личного - Наталья Андреева"

«Кто из них любовница покойного Паши? Кто?» – рассуждал он.

«Танечка Иванова – жена управляющего. Сразу вычеркиваем? Паша не любил бледных женщин. Ее и Эльзу, следуя его кобелиной логике, из списка удаляем. А может, Сергеев передумал и вкусам своим изменил? Сладенького обкушался, на пресное потянуло. С людьми все случается, а коммерческий директор – тоже человек. Эльза неважно выглядит, и не пила вчера совсем. Что бы это значило? Может, желудок больной, или принципиальная противница алкоголя? Так что ничего ее бледность значить не может, пока нет полной уверенности.

Елизавету тоже можно вычеркнуть. Слишком уж толста. Не польстится на нее Паша, даже несмотря на свою хваленую потенцию. Тем более, что других кандидаток полно, надо продвигаться ближе к телу. А тела у нас тут есть! Вон одно, великолепное: Марина Лазаревич, секретарша, подходит и по форме и по содержанию! Правда, с ней некий молодой человек по имени Николай, но это еще ничего не значит, Калачева вообще с мужем, но это ей не помешало караулить вчера соблазнительную дичь. Марину – в актив.

Ольга Минаева. Опять-таки, секретарь. Второй. Зачем Паше два секретаря? С делами, говорят, не справлялся. Ольга для определенного сорта дел вполне подходит: яркая блондинка, высокая, с прекрасной фигурой, умная. Хотя, ум – это уже для другого. Мог Паша на нее запасть? Мог! Значит, напротив Ольги тоже ставим жирный крестик.

Замужних мы уже вычеркнули. Казначееву, Корсакову, а значит, и Тамару Глебову. У нее ребенок, а для детей Паша еще не созрел.

Остается еще Наталья Акимцева – рыженькая. Невысокая, но стройная, очень миленькая, живая. Не такая яркая, как, скажем, Ольга Минаева, но зато более доступная. Есть женщины, которые приятностью общения с лихвой перекрывают достоинства любой фотомодели, так Наташенька – из их числа. Тоже, кстати, при кавалере, парень красивый, и, судя по виду, любитель жить на широкую ногу. Пашин тип. Не наводит ли это на мысль о склонности к определенному сорту мужчин?

Ты что, Леонидов, в магазине? Что тебе люди – конфеты на развес: одним нравится клубника со сливками, другим малина с молоком? Ладно, ладно. Короче, если бы я был на месте Паши Сергеева, то, исходя из моего, то есть его вкуса, я бы оставил троих: это Марина Лазаревич, Наталья Акимцева и Ольга Минаева. Брюнетка, рыженькая и блондинка. Нора блондинка, но это ничего не значит. И блондинка она крашеная. Ольга, кажется, натуральная. Вот так-то. Надо теперь ко всем троим присмотреться. А на кой черт вообще надо докопаться до Пашиной любовницы? Интуиция, брат, хваленая интуиция. В любом деле надо прежде всего найти женщину, все остальное приложится. Все правильно, Леонидов, все верно. Так которая?..»

Он разглядывал красавиц, пока не заметил, что на него в свою очередь, подозрительно смотрит жена. Называется, увлекся. Ох, и влетит! Разумеется, он объяснит, зачем разглядывал женские ножки, но поверит ли она? Скажет: врешь! Хорошо еще, что Нора уехала! С ее длинным языком.

И Алексей пожал плечами: а я что? Я ничего. И уставился на бутылку водки. Это понравилось Саше еще меньше.

– Не вздумай опять напиться! – прошипела она.

Черт знает! Ни женщин, ни выпивки! И куда смотреть? На Серегу? Барышев перехватил его взгляд и подмигнул. Мол, не забыл? Я за тобой присматриваю!

Все собрались за столом, налили, и на этот раз обошлось без тостов. Не чокаясь, тихо помянули Пашу. Потом люди разбились на небольшие группки, что называется, по интересам, сидели, жевали, вели неторопливые беседы.

Алексей сидел рядом с женой. По правую руку возвышался Серега Барышев. Чувствовал его мощное надежное плечо и тихонько грустил. Он никак не мог выбрать жертву для очередной душеспасительной беседы, пока жертва не нашлась сама. Как только Саша и Анечка отошли в сторонку, посплетничать, на диван рядом с Леонидовым грузно опустился сам И. П. Калачев. Принявший к этому времени граммов двести водочки, он дохнул Алексею в лицо винными парами и сказал:

– Поговорить бы надо, следователь.

– Я не следователь. Следователь в прокуратуре. Я работник уголовного розыска. В простонародье – опер.

– Ну, это мне без разницы.

– К тому же я здесь как частное лицо. Почему с милицией сегодня не поговорили? Раз душа просит?

– Остришь? Я уже заметил: ты парень с юмором. Я таких люблю. Потому остри: дозволяю. Серебрякова мне все рассказала. Ты ей пообещал, что убийцу найдешь. Я знаю, ты под жену мою копаешь.

– Илья Петрович, к нам народ уже прислушивается, а у вас еще и голос громкий. Не лучше ли будет нам уединиться? Пойдемте в боковуху. Там хорошо, я уже проверил.

– Хорошо, говоришь? Ну, пойдем. Погоди, я бутылку возьму.

И Калачев прихватил початую бутылку водки, два казенных граненых стакана и пачку сигарет.

«Да, видимо, это и называется „мужской разговор“ – вздохнул про себя Леонидов, покосившись на „джентльменский“ набор. Желудок у него побаливал. Да и пить сегодня не хотелось. Вчера был явный перебор.

Несмотря на накрытый во второй раз обильный стол, коробки в номере, приспособленном под продуктовый склад, еще оставались. А в них и рыбка, и колбаска, и сырок. Спиртное закончилось раньше. Как это обычно и бывает. Кровати в номере по-прежнему были неубранными, на подоконнике стояла пепельница с окурками и грязная посуда. Запах сигарет отсюда и не выветривался. Алексей по привычке уселся в кресло, Калачев же первым делом потянулся к пепельнице.

Алексей со вздохом оглядел неубранный номер и подумал: «Вот что значит ничейное – ни одна зараза не попытается проявить хотя бы элементарную порядочность и прибраться. На ничейном и гадить проще: никто не будет лаяться, все пользуются, но никто не несет ответственности». Потом он покосился на Калачева, разливающего водку в граненые стаканы, и в голове мелькнула мысль: «В его люксе не чище. Но это уже личные проблемы И. П.».

– На сухую никак нельзя поговорить, гражданин, товарищ, барин? – поинтересовался он на всякий случай.

– Что ты, сыщик, как красная девка: хочешь, но за целку опасаешься? Тебе что, замуж выходить?

– Я бы с удовольствием покраснел, – покачал головой Алексей. – Илья Петрович, вы мне хамите или по жизни такой?

– Ладно, остри, – вздохнул Калачев. – Я же сказал: дозволяю. Я сегодня добрый. И чего ты ломаешься, когда тебе такой человек вместе выпить предлагает? Давай дернем по маленькой, праздники еще никто не отменял. Да и познакомиться поближе не мешало бы, не первый вечер за одним столом. – Калачев глядел ему прямо в глаза, пристально, цепко. Алексею стало не по себе:

– Допустим, что второй. Только вчера вы меня вроде как не замечали?

– Вчера я не знал еще, что моя дура такую штуку выкинет.

– Какую штуку?

Алексей уже понял, что не отвертеться, и поднял стакан. Чокаться с ним Калачев не стал. Поднял свой стакан и сказал:

– Ну, помянем Пашу.

И одним махом опрокинул водку в рот. Алексей последовал его примеру. Закуски не было. То есть, она была, но в вакуумной упаковке. Вакуум ему не мешал, поскольку сам по себе был ничто, но вот упаковка… Алексей поискал глазами нож, но не нашел. Пришлось закусить вакуумом.