Читать книгу "Побег в Тоскану - Кэт Деверо"

задали доклад на тему «История моей семьи».

– Им же всего четыре. Думаешь, мама купится?

– Я тебя умоляю.

– И то верно, – соглашаюсь я. Когда мы с Чарли были детьми, мама не слишком активно участвовала в нашей жизни. С чего бы ей и с внуками вести себя по-другому? – Спасибо тебе, Чарли. Ты даже не представляешь, как я тебе благодарна.

– Не за что. Но если честно, Тори, не знаю, как бы ты без меня справилась. Пора тебе учиться самостоятельности. Господи, каша убегает. Бен! Бен!! – И Чарли отключается.

10

Стелла

Когда я жила в родительском доме, мне никогда не удавалось понежиться утром в постели. Во время учебного года я шесть дней в неделю ездила в школу, а по воскресеньям ходила на мессу. В дни, когда уроков не было, я готовила завтрак на всех, а потом меня ждал длинный список домашних дел. Спать допоздна мне разрешалось, только если я болела, а здоровье у меня в то время было на зависть многим. В сорок четвертом я, помнится, заболела лишь однажды, и ту болезнь мне просто Бог послал.

Как-то в конце марта я вернулась из школы с отвратительной слабостью – верным признаком, что ты вот-вот свалишься с какой-нибудь дрянью. Мама сразу отправила меня в кровать, и я не стала с ней спорить. К утру поднялась температура, начал душить кашель, мать взглянула на меня и велела не вставать, она сама скажет отцу, что сегодня я останусь дома. Мне не хватило сил даже сказать «спасибо», я тут же снова провалилась в сон, но вскоре проснулась. Меня разбудили громкие голоса внизу – мама, папа и Акилле.

Сначала я лежала, пытаясь не вслушиваться. Решила, что внизу происходит очередной спор, и злилась, что меня разбудили. А потом я услышала слово rastrellamento[29] – и сон как рукой сняло. Rastrellamento мы называли облавы, гитлеровцы регулярно прочесывали район, устраивая налеты на город и обыскивая каждый дом. Иногда они охотились на мужчин и даже парней лет четырнадцати-пятнадцати, чтобы угнать их в Германию на принудительные работы.

В голове у меня вдруг прояснилось. Я встала, торопливо оделась и спустилась на кухню, где и обнаружила, что диспут в разгаре. Отец заметил меня первым. Он вскинул руку, призывая Акилле и мать замолчать.

– Стелла, глупышка, что это ты? Отправляйся в постель.

Я помотала головой, отчего виски тут же сдавила боль.

– Я хочу знать, что происходит.

– В Сан-Дамиано эсэсовцы, – заговорил Акилле – отец не успел его перебить. – Говорят, всю долину прочесывают.

– Тогда мы следующие, – слабым голосом произнесла я.

Мать перекрестилась. Акилле кивнул:

– Соберу вещи и отправлюсь в Санта-Марту.

– Зачем? – взорвалась мать. – Зачем подвергать себя еще большей опасности? Отправляйся лучше с отцом в Меркатале.

Под Меркатале, в Валь-ди-Пеза, тетя Джованна, сестра отца, держала небольшое хозяйство.

– Затем, что я не трус, – заявил Акилле. – И если надо скрываться, я сбегу туда, где от меня будет прок. Мне что, на сеновале отсиживаться? В Санта-Марте от меня пользы будет куда больше.

Отец грохнул кулаком по столу:

– Ты что, меня назвал трусом?

– Ты сам это сказал, не я, – парировал Акилле.

Отец взревел, мать вцепилась ему в плечи, пытаясь остановить. Я выскользнула из кухни и бросилась к задней двери, задержавшись, лишь чтобы накинуть старое материно пальто и сунуть ноги в боты. Действовать надо было быстро.

На заднем дворе у нас имелась пристройка, где Акилле держал свой мотоцикл, а я – велосипед. Еще там хранился всякий хлам вроде деревянных ящиков. В одном таком ящике я спрятала кое-какие вещи, собранные по добрым людям для нашей подпольной сети, – я намеревалась передать их партизанам, когда в следующий раз повезу боеприпасы. Среди этих вещей были старый револьвер, принадлежавший чьему-то отцу, пригоршня патронов, запальный шнур – к счастью, ничего крупного. Распихав все это по карманам пальто, я на цыпочках обошла дом, ведя велосипед за рога, а потом покатила к церкви Святого Христофора.

Улицы как вымерли. Может, во всем было виновато мое воображение – или жар, – но город словно притаился не дыша. Даже немецкие солдаты на пропускном пункте на виа Сенезе казались напряженными – замерли, не отрывая глаз от дороги, будто чего-то ждали. Возможно, побаивались, что эсэсовцы сочтут их недостаточно бдительными. Когда я проезжала, они взглянули на меня, но я, не обращая на них внимания, прислонила велосипед к паперти. Слава богу, велосипед дона Ансельмо на месте.

Войдя в церковь, я увидела его – он молился на одной из скамей. Я помедлила, не зная, кашлянуть ли мне, шаркнуть ли ногой или еще как-нибудь ненавязчиво обнаружить свое присутствие. Но дон Ансельмо уже понял, что я здесь. Он перекрестился, встал и повернулся ко мне со своей обычной ласковой улыбкой. Человек, не знающий дона Ансельмо, легко счел бы его старичком не от мира сего.

– Стелла, дитя мое, тебе нужна помощь?

– Мы можем поговорить где-нибудь с глазу на глаз? – спросила я, хотя мы и так были в церкви одни.

Дон Ансельмо кивнул:

– Конечно. Идем в ризницу.

Когда мы вошли и дон Ансельмо плотно закрыл за нами дверь, я достала из карманов револьвер, патроны и запальный шнур и выложила все это на стол, к ампулам с вином и святой водой. Дон Ансельмо снова кивнул:

– Молодец. Да. Отнесу вниз, ко всему остальному.

– Немцы скоро явятся сюда. Здесь безопасно? Вдруг немцы найдут туннель?

– О, об этом я не думаю. Не о себе я тревожусь – я не боюсь рисковать собой. А вот ты, Стелла, неважно выглядишь. Ты хорошо себя чувствуешь?

– Да. Нет, я… Со мной все в порядке.

Честно сказать, чувствовала я себя неважно. Адреналин улетучивался, и снова навалилась слабость. А еще меня прошиб холодный пот: я поняла, что понятия не имею, где сейчас Энцо. Знает ли он про rastrellamento? Успеет ли спрятаться где-нибудь? Подступила дурнота, перед глазами заплясали черные точки.

– Ну-ну. – Дон Ансельмо подвел меня к одному из стульев, выстроившихся у стены, и знаком велел сесть. – Нагнись вперед и опусти голову между коленей. Вот так. Дыши медленно.

Он протянул мне белый платок, и пока в горле стоял холодный ком, я прижимала платок к лицу, наконец тошнота пошла на убыль. Я подняла глаза, и дон Ансельмо протянул мне маленькую серебряную фляжку:

– Вот. Пей, только понемножку.

Под его взглядом я глотнула бренди, потом еще, еще и еще. Горло обожгло, глаза заслезились.

– Думаю, достаточно. – Дон Ансельмо мягко вынул фляжку у меня из пальцев. – Теперь скажи, у тебя ведь есть брат,