Читать книгу "Четвертое июня. Пекин, площадь Тяньаньмэнь. Протесты - Джереми Браун"

вечером к себе домой. Ван хотел, чтобы Ли провел новую версию «Конференции семи тысяч кадров» 1962 года, когда партия имела дело с последствиями голода «большого скачка». Ван надеялся собрать чиновников вместе, чтобы «объединить мышление внутри партии и решить проблему беспорядков». Хотя Ли посчитал план «старого революционера» недейственным, он ценил поддержку Вана [там же: 145].

К концу дня 11 мая Ли Пэн, вероятно, чувствовал себя более уверенно и пытался осадить Чжао Цзыяна, который вел себя как настоящий генеральный секретарь. Будущее Чжао становилось все более тревожным. Так называемые «Хроники Тяньаньмэнь» – сборник первоисточников сомнительного происхождения – включают подробную расшифровку предполагаемой частной беседы между Дэн Сяопином и Ян Шанкунем, датированную 11 мая. Если старейшины действительно встретились в тот день, мы не можем знать наверняка, о чем они говорили: стенограммы «Хроник Тяньаньмэнь» ненадежны и не поддаются проверке. Но мы знаем, что спустя два дня, то есть 13 мая, Ян и Чжао отправились навестить Дэна. Чжао напомнил, что основной целью визита была подготовка к визиту Горбачева, но он не забывал и об обещанном диалоге и усилении прозрачности [Pu & Chiang & Ignatius 2009: 21]. Дэн отвечал уклончиво. Он сказал, что прозрачность – это хорошо, однако необходимо изучить вопрос о том, как обеспечить эту прозрачность. Позже в тот же день Ян Шанкунь передал Ли Пэну, что Дэн с недовольством сказал Чжао: «Я очень устал, голова еле работает, в ушах звенит. Я плохо понимаю, что ты говоришь». Ли интерпретировал комментарии Дэна о прозрачности как противостояние попыткам Чжао сделать прессу более открытой [Чжан 2010: 151]. Во время встречи утром 13 мая ни Дэн, ни Ян, ни Чжао не представляли, что в тот же день группа студентов сделает решающий шаг, который сведет на нет усилия руководства по предотвращению протестов.

* * *

В первой половине мая Шэнь Тун, Ван Чаохуа и Сян Сяоцзи и другие студенты пытались организовать встречи для диалога с правительством, которые так и не состоялись. Члены автономных студенческих групп стремились к демократизации организаций. Они обсудили возможные шаги как в краткосрочной, так и долгосрочной перспективах. Протесты на площади Тяньаньмэнь стали скорее рутиной, чем событием. Между активистами, стоящими за медленное пошаговое организационное движение, и теми, кто понимал, что окно для перемен закрывается, произошел раскол.

Среди тех, кто требовал немедленных действий, были Чай Лин, Оркеш Делет, Ван Дань и Чжан Боли – 29-летний журналист из Северо-Восточного Китая, поступивший осенью 1988 года на курс подготовки писателей в Пекинском университете. Чжан вспоминал, что «пришло время для нас, необходимо действовать решительно. Голодовка казалась нам наиболее действенным средством, мы не хотели прибегать к насилию» [Zhang 2002: 39]. Чай Лин вспомнила, как Чжан рассказал ей «с большим волнением, что Ганди использовал голодовку для достижения политических целей» [Chai 2011: 126]. 12 мая Ван Дань сказал Чай Лин, что он и около 40 других студентов Пекинского университета решили объявить голодовку, но он оказался в одиночестве, потому что студенческие организации проголосовали против этого шага, назвав его слишком радикальным. Чай согласилась присоединиться к Вану. В тот вечер они выступили с заявлениями и объявили о своем решении.

В речи Чай Лин было два требования: снять ярлык «беспорядки» и вести диалог на равных. То, как она сформулировала общую цель, выглядело более убедительно, чем конкретные требования:

Дорогие сокурсники, жертвуя своим здоровьем, мы хотим увидеть истинное лицо нашего правительства. Когда мы росли, нас воспитывали так, чтобы мы говорили: «Мы любим нашу страну, мы любим наш народ». Теперь мы хотим увидеть, любит ли нас наша страна и заступится ли за нас наш народ. Мы хотим знать, стоит ли эта страна нашей борьбы, нашей жертвы, нашей преданности. Я хочу быть мужественной перед лицом смерти, так я борюсь за право жить.

Речь Чай вызвала аплодисменты и поддержку аудитории. После того как она закончила говорить, количество студентов, высказавшихся за участие в голодовке, возросло с 40 до 220 [там же: 131–132]. Шэнь Тун, активный участник делегации по проведению диалога, изначально не считал голодовку допустимым действием. Речь Чай Лин повлияла на него. «Это тронуло меня, как никакое другое выступление», – писал он.

«Чай Лин помогла мне понять, почему студенты захотят пойти на такую жертву», – Шэнь понимал, что усиление давления на правительство также повышает ставки в организации диалога. По его словам, «жизни участников голодовки зависели от нашего успеха» [Shen 1990: 237]. Фэн Цундэ также считал, что призыв Чай сильно повлиял на студентов, но он не был согласен с Шэнем. По мнению Фэна, когда Чай сказала, что хочет увидеть истинное лицо правительства, и добавила: «Мы хотим пробудить совесть нации», она имела в виду авторитарность китайского правительства, которой трудно противостоять [Фэн 2009: 281]. Чай требовала от людей действий, а от правительства – реакции.

И они действовали. На следующий день, 13 мая, более 300 участников голодовки из 13 пекинских вузов и более двух тысяч сторонников вышли на площадь Тяньаньмэнь, чтобы разбить лагерь. Толпа из 30 тысяч зевак окружила участников голодовки. [У 2014: 208]. Каждый день в течение следующей недели толпа росла, росло и число участников голодовки. Люди в Пекине были тронуты бедственным положением студентов – в округе раздавался вой сирен машин скорой помощи, врачи оказывали помощь терявшим сознание студентам. 15 мая начальник-японец сказал Ван Юань закрыть двери на балкон их офиса, потому что звук машин скорой помощи мешал работать. Когда Ван вышла пообедать, на улицах она увидела перемену. Прохожие говорили о голодающих студентах. Даже взгляды были красноречивыми: «Все глаза, которые я видела, безмолвно кричали, чтобы их услышали. Они излучали гнев, тревогу и даже беспомощность. Не было только равнодушия» [Wang 2019: 191].

Цель голодовки – показать властям, что студенты готовы умереть, чтобы изменить Китай. Это нашло отклик у широких слоев населения Пекина, особенно все наблюдали за реакцией Коммунистической партии: сначала было замешательство и безразличие, а потом было введено военное положение. 15 и 16 мая в поддержку голодающих прошли маршем сотни тысяч человек. 17 мая количество участников марша составляло более миллиона, 18 мая их число оставалось тем же. Выход на улицы в поддержку студентов стал признанным групповым мероприятием, организованным и поддерживаемым рабочими отрядами, рабочие несли транспаранты и были одеты в униформу своего предприятия. В марше также приняли участие бизнесмены, рабочие, журналисты, пенсионеры, учителя и даже полицейские и солдаты. Многие лозунги и петиции пропагандировали ненасильственный протест, критиковали Дэн Сяопина и систему: «Правительству стариков положить конец! Диктатор должен уйти в отставку!» [Han 1990: 222].

Студенты – участники голодовки на площади Тяньаньмэнь, число которых выросло до трех тысяч, сумели мобилизовать более миллиона человек для выступления против диктатуры и требования преобразований. Этот успех в расширении означал, что к середине мая студенты перестали быть главной силой движения. Конечно, они сами по-прежнему считали себя наиболее важной и заслуживающей внимания группой в Пекине – в последующие годы ученые, писатели и кинематографисты последовали их примеру. Но они все ошибались. Они пытались найти решение, но лишь немногие из их идей касались сотен тысяч людей, выходящих на улицы каждый день.

С середины мая и до раннего утра 4 июня 1989 года студенты