Читать книгу "Синий бриз - Кристин Лестер"

– Я мечтаю стать сороконожкой, – прикрыв глаза, со стоном отвечала она.

Только что на ее левую ногу водрузили великолепное творение итальянских обувных мастеров, на толстой кожаной подошве с фирменным тиснением, а на правую она надела мокасину ярко-бирюзового цвета с золотыми розами из крашеной кожи, и думала, какие взять.

– Тогда у тебя появится шанс износить все в этом сезоне?

– Скорее – в этой жизни. – Она вздохнула. – Нет, так не возможно… мсье, я беру вот эти. – Она подняла левую ногу.

Сейчас, встречаясь с Пьером, Жозе начала понимать, что имеют в виду люди, когда говорят о крайностях. Только что она была скована по рукам и ногам умелой дрессурой одного мужчины, как тут же другой, не успев появиться в ее жизни, дал ей полную свободу, содрал с нее «чужую шкуру» и теперь воспевал натуральную Жозе. Это касалось не только ее характера, но и в первую очередь – внешности.

– Будь моя воля, я бы заставил ходить тебя по улицам голой. Ты потрясающе выглядишь в том, что дала тебе природа. Тебе ничего не надо, чтобы казаться еще красивей! – восхищенно говорил он.

Жозе радовалась его изощренным комплиментам, нежилась, как кошка, в этих пряных словах, которые тешили ее израненное самолюбие, а Пьер был готов сыпать ими с утра до ночи. Особенно – ночью…

Наступил конец ноября, выставочная деятельность в Париже пребывала в самом разгаре, и ближе к Новому году обещала только разнообразиться. Павильон Пьера не пустовал, на него уже выстраивались очереди. Жозе проводила там много времени, потому что на работе ей теперь было нечего делать: считалось, что у нее творческая командировка без выезда куда-либо, и к середине декабря она должна была предоставить Льюису вполне осмысленный видеоряд и соответствующее текстовое сопровождение своей истории в картинках.

Она просиживала все время в том самом кожаном кресле, в котором познакомилась с Пьером, теперь оно считалось ее персональным и стояло в уютном уголке демонстрационного зала. Из его кожаных глубин Жозе смотрела веселыми глазами на жизнь вокруг и быстро что-то зарисовывала. Она была настолько увлечена, что ей не мешали люди, а разговоры она не слушала, только иногда отвлекалась, если Пьер приходил к ней. Он видел, что теперь на ее щеках постоянно играют ямочки, и это явно означало, что она чем-то очень довольна.

Теперь она растворилась в той реальности, погрузилась в воспоминания, снова и снова переживая каждый миг и каждое слово, сказанное героями истории. Жозе творила свою сказку со счастливым концом, а окружающее казалось ей просто театральной декорацией, в которой она заблудилась…

Всю свою неутоленную страсть к Шарлю, разгоравшуюся с каждым листком ее работ только сильней, она выплескивала ночами на Пьера, прекрасно замещая одного другим. Ее не мучило ничего, что можно было бы назвать совестью или вроде того, что иногда мешает женщине думать об одном, а спать с другим. Просто Жозе была уверена, что рано или поздно ожог по имени Шарль отболит и заживет, и все забудется. В принципе, это могло пройти и без Пьера, но гораздо медленнее.

Пьер не интересовался ее работой, считая, что не стоит залезать в «творческую кухню», он собирался посмотреть готовый, законченный вариант. Жозе тоже ничего ему не показывала, да и свободного времени в предновогодней суматохе у них едва хватало друг на друга, чтобы тратить его на обсуждение рабочих проблем…

Жозе не знала, что главный герой ее истории иногда звонит Пьеру, и они близко общаются, не подозревая ни о чем… Она также не знала, что Пьер давно поделился с лучшим другом своей главной новостью: он наконец-то встретил такую девушку, какую, может быть, искал всю жизнь… Она не знала и того, что Шарль отменил свадьбу и собирался посетить Париж… Все это было ей неизвестно, так как по каким-то странным, малообъяснимым причинам оба друга никогда не называли имен своих женщин.

…Когда Жозе поняла, что Пьер серьезно влюблен в нее, она точно не помнила, но окончательно это перестало быть для нее тайной уже в первых числах декабря. В редакции царила ужасная суматоха, в свободном кабинете Жозе целыми днями паслись студенты, а Льюис, вполне довольный ее досрочно сданной работой, снисходительно напоминал, что она должна готовиться занять его место сразу после праздников. Но Жозе уже была не та Жозе, которую воспитал Марк, и место Льюиса ее больше не интересовало.

– Я не поняла, когда выйдет тринадцатый номер! Это гораздо важнее!

– Ну ты и дотошная. Я думал, у тебя это пройдет. У нас, между прочим, еще двенадцатый не вышел! Ну хорошо, сделаем заказ, допустим, на… после Рождества. Двадцать шестое. А насчет моего места ты зря. Если не ты его займешь, то сюда может прийти чужой человек, а оно тебе надо?

– Я больше не…

– Не только тебе. Подумай, в этой комнате сидят еще пятеро художников, которые считали бы наименьшим из бед увидеть в качестве руководителя – тебя.

– Наименьшим из бед? Ну спасибо!

Льюис довольно зажмурился и захохотал. Ему было под пятьдесят, его давно звали в Сиэтл на хороший доход, и уже полгода он «сидел на чемоданах». Эта талантливая, но немного заносчивая девочка – самая подходящая кандидатура на его место.

Но она уже так не считала. Она уже вообще ничего не понимала в своей жизни. Начиная с того момента, когда автобус Жака сделал первый «чих» на дороге и в ее сердце закралось это липкое чувство тревоги – она не помнила себя. Отчетливо ей запомнились всего два момента: разговор с Шарлем ночью в комнате и разговор с Марком после возвращения. Там, в этих разговорах, она была немного похожа на себя настоящую. Пьер, кажется, любит ее, но все равно это не дает возможности видеть картинку своей жизни в цвете. Сейчас она – набросок, выполненный серым карандашом…

Шарль с Полем решили встретиться в одном из любимых уличных кафе, где сиживали еще студентами. По срочным рабочим делам Шарлю пришлось вылететь на сутки во Францию, хотя он и не любил таких скоропалительных поездок…

Профиль Жозе мерещился ему повсюду, как только он сошел с самолета в Париже. А теперь, почему-то, он видел ее за окном, словно с минуты на минуту она должна была войти в это кафе и сесть к ним за столик.

– Так ты уже не женишься? – Пьер удобно устроился на широком стуле и приготовился слушать увлекательную любовную историю.

– Похоже, что нет. – Шарль подвинул себе чашку кофе. – Ее беременность оказалась ложной.

– То есть?

– Она изображала ее для меня. Чтобы я сдался и сделал предложение. Представляешь, даже этот толстопузый Блур все знал.

– Подожди, а как ты сам узнал, что у Бетти не будет ребенка?

– Не будет ребенка? Пьер, его никогда и не было! А это разные вещи. Я случайно наткнулся на ее медицинскую карту. Она не была беременна! Ни в тот момент, ни когда-либо еще. Потом я позвонил ей, чтобы задать вопрос. Она долго плакала, что-то кричала, кажется, очень разозлилась, но я действительно не искал никаких следов специально… А потом сказала мне, что вы, мол, с отцом сговорились против меня.