Читать книгу "Сердце двушки - Дмитрий Емец"

– Ты заплатил? – спросила Фреда.

– Конечно! Я положил деньги в кассу! – сказал Макар.

Фреда недоверчиво цокнула языком. Она скорее поверила бы, что касса положила деньги в карман Макара.

– Сколько стоит хлеб? – спросила она.

– А че такое? Ты мне не веришь? Мне, шныру, не веришь?! За хавчик плати, за все плати?! Может, мне еще за туалет платить? Туалет – не туалет. Отдай топор – купи билет! – заорал Макар. Он давно усвоил, что в форме оглушающего вопля любые доказательства действуют лучше всего.

Фреда поморщилась. Она не любила шуток про туалет и вообще фекальный юмор. Если человек пошутил про туалет больше двух раз в сутки, то, скорее всего, и остальные его шутки будут на ту же извечную, оригинальную, вечно молодую тему.

Алиса смотрела канал про формирование живых изгородей и, запоминая, щелкала пустой рукой так, словно в ней был секатор. Она так много времени проводила в Зеленом лабиринте, что никто не смел там и листика отщипнуть, не спросив у нее разрешения. Как Меркурий единовластно владел когда-то пегасней, так и Алиса прибрала к рукам Зеленый лабиринт. Когда человек полностью растворяется в любви к какому-то занятию, он постепенно забирает себе все бразды правления, связанные с этим занятием. Это происходит автоматически, само собой, по неведомым законам. Даже Горшеня подчинялся Алисе, хотя бродил по лабиринту задолго до ее рождения.

Лара щекотала Илью, щипала его за толстую щечку и повторяла: «Дай пластилинчика, котлета!» Илья минут пять таращился и размышлял, как ему следует поступить, а потом решил пластилинчик кому попало не раздавать и оглушительно разревелся. Яра рассердилась и отобрала у Лары ребенка.

– Сама котлета! Своих надо заводить! – сказала она.

Лара, ничуть не обидевшись, загадочно усмехнулась и отошла. Яра удивленно посмотрела ей вслед.

Правда, уже через минуту Лара стала прежней. Заявила, что смотается в ШНыр, чтобы принести Илье серебряную ложечку на первый зубик. Лару не отпустили, поскольку отправься она сейчас за ложечкой – она бы вообще не вернулась. Отвлеклась бы на новое нужное дело. Например, надумала бы вымыть голову. У Лары начисто отсутствовали чувство времени и чувство приоритетности поступков. Приоритетность поступков – это когда вначале нужно увернуться от падающей на тебя бетонной плиты, а потом уже поднимать просыпавшиеся бусинки. Лара начала бы с бусинок.

Кирюша маялся от скуки. Ему хотелось внимания, но Лена сейчас больше интересовалась свитером. Кирюша взревновал и стал мешаться. Пытался просунуть голову между Леной и свитером, демонстративно звонил по телефону каким-то девушкам и болтал с ними.

Начиная раздражаться, Лена сказала:

– Кирюша, солнце! Давно хотела тебе сказать. Когда выходишь на холод, надевай, пожалуйста, теплые носочки, а то у тебя носик красненький!

Макар захохотал как гиена.

– Мужчины как дети… – сказала Яра. – Когда я говорю по телефону, я всегда глажу Ула по спине, иначе он ревнует и ужасно злится. А я когда была маленькая, то кусала дедушку за руку, если он гулял на улице со мной и вдруг останавливался и начинал с кем-то еще общаться! А вот когда он при этом гладил меня по спине или волосам – тогда ничего, терпимо. Ты понимаешь, что ты не забыта!

– Мне нечем гладить его по спине! У меня в руках спицы! – сказала Лена. – И свитер, между прочим, я вяжу ему!

– Одежда не подарок! – мгновенно отозвался Кирюша.

Лена оторвалась от свитера и задумчиво на него посмотрела. Хоть Кирюша ей и нравился, но все же он был какой-то недозрелый. Будучи девушкой умной, Лена сердцем ощущала, что для мужчины главным внутренним показателем готовности к любви, к очагу, хоть к чему-нибудь являются ясность и четкость намерений. Здесь же намерения были неустойчивыми, прыгающими, щенячьими какими-то. В одну сторону побежал, в другую, хвостиком поболтал, заскулил, спрятался за мамочку, сделал лужу… Значит, видимо, клиент не готов и надо ждать… или… а вдруг он до сорока лет дозревать будет? А потом раз – и свалил куда-нибудь на сторону. А ей что – на скамеечке в парке сидеть?

В ШНыр Лена попала из Киева. Папа у Лены был очень хороший водопроводчик, с гениальными руками. Хохмач и красавец. На него очередь стояла. Но существовали у папы и недостатки. Он легко мог загулять, выключить телефон и вернуться домой дней через пять, полуживой и стонущий, с фонарем под глазом или с запахом женских духов. Главной заботой мамы было уследить, чтобы в руки к папе не попадали деньги. Но как уберечь от денег водопроводчика, который с утра до ночи ходит по клиентам?

Мама чувствовала папу через пол, через бетонную стену, даже на другом конце города. Она точно знала, что делает папа в ту или иную секунду, потому что иначе было нельзя. Кто там у нас телепат? Белдо? Мама Лены дала бы ему триста очков вперед. Папа еще только начинал покашливать и трогать рукой подбородок – а мама уже могла сказать, что сегодня придется отложить все дела и водить его за руку. Видимо, и у Лены был этот же сценарий. И почему только мама всю жизнь терпела папу? Боялась перемен? Да нет, не боялась, тут сложнее. Просто мама была боец, но бойцом она стала потому, что рядом был такой папа. Труднее всего, невыносимее всего не бросать раненых, потому что так и тянет их бросить. Раненые только в кино выглядят романтично. В жизни же они ноют, проклинают тебя, обвисают и превращают твою жизнь в кошмар. Но ведь тебя тоже, возможно, однажды ранит, из тебя все это полезет, а раненый тогда окажется на ногах и вытащит?

Тут Лена обычно начинала путаться, потому что мысли достигали опасной зоны неопределенности. Нет, быть не может, Кирюша дозреет! Ведь он же все-таки шныр! За ним же прилетела пчела! В общем, на месте Кирюши стоило порой повнимательнее заглядывать в ищущие и пристальные глаза Лены.

Яра ходила по «красному дому», укачивая ребенка. Шныры шумели, мешая Илье заснуть. Яра шепотом попрощалась и вышла. Сашка вывез за ней коляску.

– Как ты? – спросил он, быстро взглянув на нее.

– А что? – напряглась Яра.

– Да ничего.

– Все хорошо, – неохотно ответила Яра – и соврала.

Яру уже несколько дней не покидало тревожное чувство. Будто кто-то дышал ей в ухо. Внешне все было в порядке. Никаких странных людей за ней не ходило, в окна не направляли биноклей, но она привыкла доверять шныровскому чутью. Яра пожаловалась Улу. Тот отнесся к ее словам серьезно. Вызвал Макса, Родиона, сам незаметно установил наблюдение и некоторое время спустя заявил, что Яре померещилось. Слежки нет. Ни простой, ни телепатической.

– Спи спокойно! Твоей бабушке тоже вечно все мерещится, чудо былиин! – неосторожно ляпнул он.

Сравнить Яру и БаКлу – это был удар ниже пояса. Ул сам не знал, какого опасного джинна выпустил на волю. Яра вспылила и больше с Улом ничего не обсуждала, но так стало только хуже. Тревога накапливалась и разрушала ее изнутри.

Илью она теперь повсюду таскала с собой, не оставляя его в коляске ни на секунду. Постоянно носила с собой шнеппер, а нерпь заряжала так часто, что фигурки сияли через рукав.