Читать книгу "Изгои Средневековья. «Черные мифы» и реальность - Гила Лоран"

В эпоху поздней античности и литературы Отцов Церкви, патристики, антииудейская полемика решала ключевые для молодой религии задачи. Она способствовала выделению христианской общины из еврейской, прояснению ее самоидентификации через отталкивание от иудаизма и искоренению наиболее многочисленного поначалу иудео-христианского сообщества, так называемой «церкви Петра», состоявшей из евреев, увлеченных новым учением, но не отказавшихся от старого закона, а затем и из неевреев, членов христианской общины, не чуждавшихся и иудейских заповедей и ритуалов. Так, епископ антиохийский и блестящий проповедник Иоанн Златоуст в своих антииудейских проповедях – восьми «Словах против иудеев» – обрушивался на христиан, державших иудейские посты, праздновавших иудейские праздники и захаживавших в синагоги:

А как некоторые считают синагогу местом досточтимым, то необходимо сказать несколько и против них. Почему вы уважаете это место, тогда как его надлежит презирать, гнушаться и убегать? В нём, скажете, лежит закон и пророческие книги. Что же из этого? Ужели, где будут эти книги, то место и будет свято? Вовсе нет. А я потому-то особенно и ненавижу синагогу и гнушаюсь ею, что, имея пророков, (иудеи) не веруют пророкам, читая Писание, не принимают свидетельств его; а это свойственно людям, в высшей степени злобным.

Сама прагматика сочинения этих антииудейских проповедей состояла в том, чтобы отвратить христиан, еще не твердых в своей вере, от иудаизма.

В ту же эпоху возникли особые жанры антииудейской полемики: testimonia, или собрание библейских цитат по разным полемическим темам, диалог и трактат. Стандартным названием антииудейских диалогов и трактатов было Adversus Judaeos, «против иудеев», ставшее уже обозначением жанра. Диалог как полемическое сочинение мог быть записью реального диалога, мог быть диалогом вымышленным, но представленным как реальный: таков, например, «Диалог Юстина-мученика с Трифоном-иудеем» II века, где Трифон – чрезвычайно слабый собеседник, чья функция состоит прежде всего в том, чтобы задавать вопросы и тем самым подталкивать красноречие Юстина, а своими неубедительными аргументами демонстрировать неправоту иудаизма и правоту христианства. Были также заведомо воображаемые диалоги – диалоги-видения или аллегорические диалоги. Во всех этих жанрах потом продуктивно работали средневековые католические богословы.

Иоанн Златоуст. Мозаика в соборе Св. Софии

Соседство христианского населения Европы с иудейскими общинами неизбежно приводило к сравнению вер, спорам, страху влияния и «заражения», обращения единоверцев в чужую религию. Инициаторами полемики, как правило, выступали христиане – как сильная сторона: христианство было господствующей религией, религией большинства и власти, церковь могла побудить светских правителей устроить диспут и принудить иудеев участвовать в нем. У иудеев, конечно, не было такого «административного ресурса». Но главное – христианству как позднейшей религии, выросшей из иудаизма и основывающейся на его фундаменте – Библии, представлялось необходимым для доказательства своей правоты уличить в неправоте современный иудаизм, а лучше всего – убедить евреев самих признать свои заблуждения и истинность христианства. Евреи тоже опасались влияния христианства – и не зря: случаи перехода в христианство были нередки, – и, соответственно, иногда затевали полемику с целью продемонстрировать своим единоверцам несостоятельность христианского учения. Но такое случалось крайне нечасто, в основном в исламских странах, где христиане были в более уязвимом положении, чем евреи.

Лист из «Истории франков» Григория Турского

В раннее и отчасти в высокое Средневековье, вплоть до XIII века, иудео-христианская полемика не подвергалась особому регулированию и по преимуществу была делом частным, спонтанным и вполне мирным. Целью таких камерных диспутов, диалогов или триалогов, был поиск истины, возможно, убеждение или даже высмеивание или унижение оппонента, но не немедленное его обращение в свою веру вкупе с искоренением важных атрибутов его собственной, как это сделалось впоследствии.

Подобные частные беседы между людьми высокопоставленными или учеными могли фиксироваться – с возможными искажениями, конечно, – в хрониках, письменных «диалогах» и даже в еврейских полемических сборниках. Так, например, спор о вере между франкским королем Хильпериком, его приближенным евреем, поставщиком двора Приском и епископом Григорием Турским был записан (или, возможно, сочинен?) последним в его «Истории франков». Спор начался с того, что иудей отказался от епископского благословения:

Итак, когда король Хильперик все еще находился в упомянутой вилле, он решил ехать в Париж и приказал отправить обоз. Когда я пришел к нему, намереваясь проститься, появился один иудей по имени Приск, с которым король был знаком, ибо он покупал для короля товары. Ласково потрепав его волосы рукой, король обратился ко мне со словами: «Приди, святитель божий, и возложи руку на его голову». Но так как иудей воспротивился этому, король сказал: «О дух строптивый и род всегда неверный (Мф 17:17), не понимающий, что сын божий возвещен ему голосами пророков, не понимающий того, что таинства церкви выражены в ее священнодействиях». В ответ на слова короля иудей сказал: «Бог и в брак не вступал, и потомства не плодит, и совладетеля царствия своего не терпит…» (пер. с лат. В.Д. Савуковой)

Далее король и епископ сыплют библейскими цитатами (по правде говоря, от варварского короля VI века трудно ожидать подобной учености), Приск же не очень убедительно, но упорно огрызается, однако не уступает, и самое главное – ему ничего за это не делают, все расходятся мирно и без последствий:

Несмотря на то что мы говорили и то и другое, однако несчастный никак не склонился к вере. Так как иудей хранил молчание и король видел, что до его сердца не доходят эти речи, король обратился ко мне, чтобы получить благословение и уехать.

О чем шла речь в этих религиозных спорах? Иногда евреи критиковали христианское учение, интерпретацию Писания, практику и этику, в частности безбрачие духовенства, в котором видели противоречие природе и божественной воле, заповеди «плодитесь и размножайтесь». Христианство продвигало идеал аскетизма, полагая, что дети у Адама и Евы родились после грехопадения и изгнания из рая, следовательно, и интимные отношения между ними начались после и были следствием грехопадения и признаком жизни во грехе, а значит, лучше воздерживаться от плотской любви: «Если можешь не жениться, не женись», – говорил апостол Павел.

Иудейская же экзегеза считала, что Каин и Авель родились еще в раю, а значит, брак и дети это хорошо, продолжение божественного труда по сотворению мира и исполнение заповеди, отказ же от этой заповеди равен убийству, а кроме того ведет к прелюбодеянию – втайне или в воображении. Критиковали евреи и дурные нравы христиан, обилие войн и жестокостей, никак не соответствующее провозглашаемым ими мессианским временам (между первым и вторым пришествиями Сына Божьего), и пышность их религии при отсутствии святости. В Иерусалимском храме, писали они, было божественное присутствие, и священники трепетали, а в ваших раззолоченных соборах можно поставить осла, груженного навозом, и молния не ударит, гнев Господень не поразит его, ибо Господу нет дела до ваших храмов.