Читать книгу "Людмила Гурченко. Золотые годы - Константин Купервейс"

39

Встречал я Люсю в депутатском зале Шереметьева с сопровождающим ее замом министра. Был январь месяц. Как помню, лютый мороз! Пришли в зал, замерзли, пока шли. Ждем багажа. А у Люси огромный чехол из красного бархата с золотыми вензелями высотой около метра. И в пакете коробка с орденом, высшей наградой Филиппин. Они обсуждают результаты фестиваля в ожидании багажа. Люся снимает красный чехол с приза. И моему взору предстает необыкновенной красоты сооружение. На позолоченном пьедестале справа и слева вверх взвиваются две позолоченные кинопленки. Вверху они обвивают земной шар-глобус, на котором гордо сидит золотой орел! На пьедестале надпись: BEST AKTRЕSS ON THE WORLD LUDMILA GURTCHENKO MANILA и год – 1982. Я восторженно смотрю. «Потрясающе!» – выдохнул я. И тут замминистра поворачивается к Люсе и с уверенностью говорит: «Ну а орла, Людмил (а Люся не переносила, когда ее называли Людмила, а тут еще и «Людмил»), ты, конечно, в Госкино отдашь, да?» Люся повернулась к нему и, глядя прямо в глаза, выдавила:

– Да фиг вам (по поводу слова «фиг» я могу ошибаться). Это ведь мне приз. Видите, написано: «Лучшей актрисе мира»! За мою роль. Я эту роль сыграла. Нет! Он будет у меня дома на видном месте стоять.

У меня аж ноги свело от услышанного. Замминистра промолчал. Мы получили багаж и уехали поздней ночью домой. Тем более что завтра уже начинались съемки «Вокзала…» Причем с последнего кадра фильма, где они с Басилашвили сидят спиной к спине, а он играет на аккордеоне. И это после филиппинской жары! Правда, после ее выпада в аэропорту Люся почему-то целый год не выезжала ни в одну страну, ни на один кинофестиваль. А этот зам, оказывается, курировал все загранпоездки… Позже эту картину купил в личное пользование миллионер Джерри Раппопорт, который был главной фигурой в прокате советских фильмов в США.

Он пригласил на премьеру Люсю и предложил ей взять с собой кого она хочет. Люся пригласила Сергея Шакурова. После их возвращения я слышал очень много сплетен об их романе, но я в это не верю. Очень долго у нас были прекрасные отношения с Сергеем.

Еще мне хочется рассказать про регулярную волну сплетен, анонимных звонков и писем об изменах Людмилы Марковны. Причем все эти «сигналы» всегда почему-то не сходились со временем и касались человека, который в эти часы был на другом конце света. Однажды звонит мне уважаемая актриса и взволнованно и зло уверяет, что Люся сейчас, именно сейчас, лежит в постели с ее мужем. Надо собираться и ехать их ловить. А я полчаса назад звонил Люсе в Милан и долго с ней разговаривал. Причем в те времена все международные переговоры заказывались через оператора «07». Это не то, что сейчас: звонишь на мобильный и не знаешь, где абонент. Я пытаюсь ей объяснить, что она в Италии. Нет, уверяет она меня, она с моим мужем. Причем звонила глубокой ночью. И таких «сообщений» было немало. Но я безоговорочно верил Люсе и, поверьте мне, не придавал никакого значения этим «новостям».

Итак, подходят к концу семидесятые. Мы по-прежнему живем в двушке на Маяковской, но предложения по квартире поступают все лучше и лучше. Люся уже отчаялась ждать, готова поехать уже куда угодно. Но умные люди подсказывают: ждите. И как раз в это время в Москве открывается очередной съезд Союза кинематографистов СССР и Люсю выбирают в президиум съезда, который пройдет в Кремлевском Дворце съездов. Она разволновалась, мол, зачем мне это надо, сидеть между партийными боссами. Люся не любила общественные мероприятия, она актриса, «мне легче десять песен спеть и станцевать чечетку, чем выступать с трибуны».

Но пришлось садиться в президиум и держать речь! К счастью, все прошло прекрасно, и после ее выступления за кулисами, где собрались на фуршет «сильные мира сего», Елена Ивановна Третьяк (я о ней уже рассказывал) уговаривает Люсю подойти к В. В. Гришину, первому секретарю МГК КПСС, фактически хозяину Москвы и очень влиятельному человеку в то время. Люся – ни в какую! «Не пойду, и все!» Елена Ивановна уговаривала как только можно, мол, такого шанса больше не будет никогда, просто тянула Люсю за руку. И она пошла. Молча. Елена Ивановна поздоровалась с ним, представила Гурченко и рассказала про затянувшуюся больше года историю о предоставлении народной артистке РСФСР, лауреату Государственной премии (за «Старые стены») большей квартиры, объяснила, что это обмен старой на новую, что она пережила тяжелейшую травму, геройски снялась в «Маме», признана лучшей актрисой мира, что жить в 29 кв. м тяжело и что Люся никогда ничего не просила… Как позже Люся рассказывала, она готова была от стыда провалиться сквозь землю! От какого стыда?!

Елена Ивановна рассказала, что Люся часто принимает зарубежных гостей, актеров, общественных деятелей, и их даже негде посадить за стол. Ведь действительно, у нас не было места для стола. Все происходило на кухне. После кухни гости шли в спальню, где стояло пианино. И начиналась вторая половина встречи – творческая. Люди сидели на пуфиках, на кровати, а иногда и на полу, точнее на ковре. И всю эту тираду Гришин выслушал молча, потом с доброй улыбкой посмотрел на Люсю и пообещал, что все будет хорошо. Потом они поговорили о новых планах в кино и вежливо распрощались. Люся посетовала, «ну зачем надо было все это рассказывать…»

Однако же уже на следующий день начались звонки, предложения. Мы стали ездить смотреть. Но у Елены Ивановны был свой план. «Не спешите, все идет своим чередом!» И правда. Вскоре позвонил сам начальник управления по распределению квартир и сказал: «Эту квартиру можете даже не смотреть, можете сразу соглашаться». И Люся согласилась. Меня тогда не было в Москве, я был на гастролях. И не совсем понял, как это можно было согласиться, не посмотрев?

Но Елена Ивановна объяснила, что все сделано правильно. Мы с Люсей тут же пожелали все же посмотреть новую квартиру… но, оказалось, что там живет высокий начальник из силовых структур, генерал, и он развелся с женой (что не приветствовалось в те времена) и съедет только после того, как его бывшей жене предоставят жилплощадь. Квартира эта была ведомственная, принадлежала Управлению делами Совета Министров и находилась в Безбожном(!) переулке. Кстати, Никита Михалков, узнав, что мы будем жить в Безбожном переулке, заявил, что в гости к нам не приедет. Мы часто ездили смотреть, горит ли свет в нашей новой квартире или нет. Дело это затянулось на несколько месяцев, а он все не выезжает. И опять Елена Ивановна куда-то позвонила, и «лед тронулся». И мы впервые переступили порог нашего нового жилья. Огромная лоджия, второй балкон, холл, внизу консьержка, красивый подъезд… У Лели своя комната (так Люся решила), все замечательно!

Глава десятая Народная любовь

40

Наступил 1979 год. Мы готовились к переезду. В это время мне предложили создать коллектив для работы с замечательной певицей Майей Кристалинской. Я стал готовить программу для нее, мы очень сдружились, и премьера ее сольного концерта прошла прекрасно. Она жила недалеко от нашей новой квартиры, на проспекте Мира, и иногда заезжала посмотреть, как идет ремонт. С Люсей у нее были хорошие отношения и не более. Конечно, Люсе было трудно привыкать, что я еще кому-то играю, и еще кто-то меня хвалит, и с кем-то еще и на гастроли еду, да еще и в Лондон. Но скрепя сердце Люся терпела. С трудом. Мне было иногда очень тяжело развести концерт с Майей и какой-нибудь поход на мероприятие с Люсей. Я уже не говорю про концерты с Люсей, которые отменять я никак не мог. Приходилось выворачиваться. Слава богу, что Майя это понимала и всегда шла мне навстречу.