Читать книгу "Спящий тигр - Розамунда Пилчер"

— Ты, наверное, привык к таким приключениям, — и попыталась отжать подол платья. — Но ведь ехать было совсем не обязательно. Мы вполне могли спрятаться и переждать грозу. Рудольфо наверняка нас впустил бы…

С негромким стуком он опустил на стол стакан, пересек комнату и, шагая через две ступени, поднялся по лестнице на галерею.

— Вот, — сказал он, бросая ей мужскую пижаму. — И вот, — вниз полетел купальный халат.

Она слышала, как он открыл и закрыл выдвижной ящик комода.

— И еще.

К ее ногам упало полотенце. Он стоял, опираясь руками на ограждение, и сверху смотрел на нее.

— Иди в ванную. Сними мокрую одежду, как следует разотрись и переоденься.

Селина подобрала с пола халат, пижаму и полотенце. Когда она входила в дверь ванной, на пол за ее спиной полетела с галереи мокрая рубашка, а за ней такие же мокрые джинсы. Она быстро проскользнула внутрь и заперла за собой дверь.

Когда Селина, вытертая досуха и облаченная в громадную мужскую пижаму, с тюрбаном из полотенца на влажных волосах, вышла из ванной, то обнаружила, что с домом произошла новая метаморфоза.

В очаге ярко полыхал огонь, по углам мерцали три-четыре свечи, воткнутые в пустые бутылки. По радио негромко звучало фламенко, а Джордж Дайер не только вытерся и сменил одежду, но даже успел побриться. На нем был белый свитер с высоким воротом, синие брюки и красные кожаные сандалии. Он сидел на каменном выступе рядом с очагом спиной к огню и читал английскую газету — ни дать ни взять благородный джентльмен на отдыхе в своем загородном доме. Услышав, что она выходит из ванной, Джордж поднял глаза.

— Вот и ты.

— Что мне делать с мокрыми вещами?

— Брось в ванной на полу. Хуанита разберется с ними утром.

— Кто такая Хуанита?

— Моя помощница. Сестра Марии. Ты знаешь, кто такая Мария? У нее магазинчик в деревне.

— Мать Томеу?

— Значит, ты успела познакомиться с Томеу.

— Томеу показал нам вчера дорогу; он ехал впереди на велосипеде.

— А в его большой корзине ехал цыпленок; сейчас он в духовке. Иди присядь у огня и погрейся. Я налью тебе выпить.

— Я не хочу пить.

— Ты что, совсем не пьешь?

— Бабушка этого не одобряла.

— Твоя бабушка, уж прости за выражение, была просто старой стервой.

Помимо воли Селина улыбнулась.

— Вообще-то нет.

Ее улыбка его удивила. Все еще глядя Селине в лицо, он спросил:

— Где ты живешь в Лондоне?

— В Куинс-гейт.

— Куинс-гейт, Южный Уэльс, 7. Очень милый район. Наверняка няня водила тебя гулять в Кенсингтонский сад.

— Точно.

— У тебя есть братья и сестры?

— Нет.

— Дядюшки и тетушки?

— Нет. Никого.

— Неудивительно, что ты так отчаянно хотела найти отца.

— Не то чтобы отчаянно. Просто хотела.

Джордж покрутил свой стакан, наблюдая за тем, как плещется в нем янтарная жидкость.

— Знаешь, я тут подумал… люди, которых ты любишь… они живы до тех пор, пока не явится какой-нибудь идиот и не скажет, что они умерли…

— То, что мой отец погиб, мне сказали много лет назад.

— Знаю, но сегодня я сказал это во второй раз. Как будто собственноручно убил его.

— Ты не виноват.

— От этого не легче. — Он добавил более мягким тоном: — Тебе все-таки нужно выпить. Просто чтобы согреться.

Она покачала головой, и Джордж сдался, однако почему-то ощутил странную неловкость. Проведя некоторое время с Фрэнсис, он привык к тому, что она пьет наравне с ним, порцию за порцией, и хотя к концу вечера бывает очевидно пьяна и в любой момент может начать скандалить, утром просыпается с ясной головой и выглядит так же молодо, как обычно; только наметанный глаз заметит легкую дрожь в руках, когда она тянется за десятой за утро сигаретой.

И тут это дитя. Он посмотрел на Селину. Ее кожа напоминала слоновую кость — чуть кремовая, без единого пятнышка. Заметив взгляд Джорджа, Селина сняла с головы полотенце и начала сушить им волосы — и он заметил ее уши, трогательные и нежные как у младенца.

Она спросила:

— Как же нам теперь быть?

— Что ты имеешь в виду?

— Как раздобыть деньги. Мне надо расплатиться с Рудольфо и вернуться назад в Лондон.

— Пока не знаю. Надо подумать.

— Я могу телеграфировать в свой лондонский банк, они наверняка что-то пришлют.

— Да, наверное.

— А сколько времени это займет?

— Три-четыре дня.

— В таком случае мне, видимо, будет лучше остановиться в отеле Кала-Фуэрте?

— Я сомневаюсь, что Рудольфо это допустит.

— И я не могу его за это винить. Даже трезвый Тони был не подарок. Пьяный он, наверное, превратился в настоящее чудовище.

— Только вряд ли ему удалось напугать Рудольфо.

— Тогда… где же я буду ночевать?

— Здесь, где же еще? На матримониале. Я все равно собирался на Эклипс, только не в такую погоду. Посплю на диване, мне не впервой.

— Если кто-то должен спать на диване, то там лягу я.

— Как хочешь. Мне все равно. Жаль, что Каса Барко устроен недостаточно комфортабельно, но с этим уже ничего не поделаешь. Никогда не думал, что ко мне приедет пожить дочь.

— Я не твоя дочь!

— Значит, ты Джордж Дайер-младший.

7

Шесть лет назад, когда Джордж Дайер только-только обосновался в Кала-Фуэрте, Хуанита сама постучала в его двери и с достоинством сообщила, что хотела бы у него работать. Муж ее был фермером в Сан-Эстабане; они растили четверых детей, которые уже пошли в деревенскую школу, и нужда частенько маячила у них на пороге. Она должна была работать, потому что ее семье не хватало денег, однако это никак не сказывалось на ее величественной, полной достоинства манере держаться. Хуанита была невысокая, крепко сбитая, приземистая, как большинство местных крестьянок, с темными глазами, короткими ногами и обаятельной улыбкой, которую слегка портило разве что отсутствие привычки чистить зубы.

Каждое утро она поднималась в половине четвертого, делала работу по дому, кормила мужа и детей, провожала их, а потом спускалась по склону горы из Сан-Эстабана в Кала-Фуэрте, чтобы в половине восьмого оказаться у дверей Каса Барко. Она убирала, готовила, стирала и гладила одежду, расчесывала кошку и полола садик, а если возникала необходимость, с тем же достоинством поднималась на борт Эклипса и дочиста выскабливала палубу.