Читать книгу "Южные помидоры. Рассказы о доме с синей дверью и черешневом компоте - Олеся Куприн"

Если ты когда-нибудь уезжал, то знаешь, что бывает на другом конце дороги. Там тебя тоже ждут, готовят объятия и вопросы, переживают, ставят чайник, часто поглядывают на часы. Однажды и оттуда тебе придется уехать. И тогда все по новой: деление на части, вокзалы, аэропорты, мятый пакет петербургских пышек с Большой Конюшенной, необходимость быть в пути.

Если ты когда-нибудь уезжал, ты обязательно снова соберешься ехать.

* * *

Быть лучше, Намного лучше, Чем это могло случиться. Морская горчица Растет на Балтийском море. И кажется, Что-то снится, Но душно, И сложно проснуться В Москве в июле. Улей Из глупых мыслей, Роится Между ушами — Что дальше с тобой и нами? — дрожью по пояснице И холодом по загривку. Не новый любимый город, А просто повод забыться? Ты знаешь, Морская горчица… Что, я уже говорила? Вина и сила, Все это в одной грудине. «Столица тебя не примет» — фраза на середине Стихнет и пропадет. Гнет Обещаний тебя погубит. Я не хочу, не могу, не буду Снова прощаться С вами. Мыслями и словами, Чем-то пустым в дорогу. Медленно, понемногу Прочь. Хочется горбить спину, Или побыть в печали, Хочется, чтоб не случалась Ночь.

Июль, 2019.

Душевные окна

Окно родильной палаты я не помню, наверное, оно было чистым и большим, часто открывалось, смахнув шторы, чтобы показать новоиспеченным отцам, стоявшим по ту сторону стекол, детские носики и лбы для сравнения с их собственными.

Окно дома на самом Дальнем в мире Востоке было наполнено снегом, потому что в марте не бывает никакой весны, она наступит немного позже, когда мы уже уедем. Когда будем перелетать Байкал, и я ничего не увижу в узкий самолетный иллюминатор.

Окно нашей южной квартиры, на четвертом этаже пятиэтажного дома, было самым высоким из всех. Семья, жившая над нами, в расчет не бралась, наверняка они боялись высоты и даже никогда не вглядывались в помутневшие от одиночества стекла.

Окна бабушкиного дома, все три в комнате с телевизором, по одному в ее и моей спальне, и несколько окошек на кухне — я помню их все.

У бабушки был дом с крохотной кухней. В доме все было привычного и понятного размера, и только кухонька словно откололась от другого двора и прильнула к бабушкиному дому, чтобы согреть его жаром печи, чтобы не остаться одной.

В кухне был невысокий потолок, я могла коснуться его, вытянув руку, те самые окна, через которые был виден виноградник, и обеденный стол. За этим столом бабушка резала мне помидорные салаты, готовила густой суп и лепила абрикосовые пироги. На кухне мы проводили вечера с чаем и растворимым кофе из красной жестяной банки.

Окна бесконечных плацкартных вагонов были пыльными, запечатанными и тоскливыми. К ним прилагались звон металлической ложки о край стакана, наполненного чаем, проводницы, каждый раз немного стареющие за время пути, и гул тяжелых железных колес, сопровождающий скучающих пассажиров. Слишком много дней подряд я провела в дороге за этими окнами, то и дело переезжая от распахнутых настежь форточек бабушкиного дома к плохо вымытым окнам студенческих комнат и обратно.

Окна лучшей петербургской квартиры были балконными, я помню их весной и летом, и совсем не могу вспомнить, сколько времени мы провели вместе. Сразу за ними были тяжелые и глубокие, упрятанные в толщу стены, окна исторического центра города. А уже после появились два небольших окна, нашей с Н. первой квартиры. Их подоконники обживали коты, заполоняли стопки книг и забытые кофейные стаканы, эти окна показывали соседние дома, с такими же кухонными столами, забитыми до отказа полками платяных шкафов, и задумчивыми людьми, расхаживающими между комнат, но, как и многие другие, они тоже остались позади.

Окна московской квартиры быстро стали родными. Все, что есть, они развернуты к высоким пожилым деревьям, и иногда, в самый разгар лета, кажется, что мы где-то на даче, и можно выйти на улицу, чтобы есть пироги и пить чай, в тени старой яблони. Эти окна, они и сегодня с нами, не любят штор и весенней уборки, скрипят под натиском непогоды и не пускают в комнаты дождь. Мы смотрим на Москву через их стекла уже второй год и не собираемся прощаться, но уже с нетерпением думаем о тех, которые встретятся нам дальше, которые покажут новые города.

Давай останемся дома

Заварим чай.

Я испеку печенье или снова сожгу кофе. Возьмем еду в постель, укроемся одеялом и расскажу тебе о том, где была моя школа, где останавливался автобус, который забирал нас с уроков в начале осени и увозил собирать яблоки. Расскажу, где жили мои друзья, взрослые и серьезные сегодня, тогда мы ходили в один класс в теплых полосатых колготках.

Расскажу тебе, как я не вспоминаю учителей, хотя и помню каждого из них. Как забыла многих, с кем когда-то дружила, хотя изо всех старалась не забывать.

Давай останемся дома. Прогуляем работу, встречи и университет. Будем смотреть мультики, которые найдем на случайных каналах, потом посмотрим в окно на то, как с прохожими происходит весна, а после я достану фотоальбом со старыми снимками и расскажу тебе, кто этот мальчик с большими глазами, девочка с бантом в белую мушку и за что я так люблю папу.

Давай останемся дома. Выключим телефоны, не будем проверять почту и открывать дверь, даже если кто-нибудь постучит. Запустим долгий хороший фильм и обязательно выдержим до конца. Закажем обед или лучше приготовим сами, мы же решили никому не открывать.

Давай останемся дома. Обернем вокруг себя котов, обнимемся, подержимся за руки. После обеда поспим и увидим сны. Я буду накручивать твои волосы на палец, чтобы у тебя тоже были кудри, а ты скажешь, что если не выйдет, то нам хватит моих. Я прочту тебе стихи, свои и чужие, не обязательно про любовь.