Читать книгу "Дорога из Освенцима - Хезер Моррис"

Силка замечает, что доктор, повернувшись, смотрит на людей, лежащих у них за спиной.

– Пожалуй, лучше помолчу. – Она вновь растягивает губы в улыбке.

– Спасибо, Елена Георгиевна, что рассказали мне. Надеюсь, женщины из моего барака тоже смогут найти работу получше. И скоро.

– Понимаю. Я тоже надеюсь, – говорит Елена. – До завтра. – Елена, собираясь уйти, убирает руку с плеча Силки, но Силка по-прежнему смотрит на нее. – Что-то еще, Силка?

– Йося… Могла бы она выполнять мою канцелярскую работу?

С минуту Елена раздумывает:

– Не сейчас. Возможно, если ты будешь работать медсестрой полный рабочий день, мы переведем сюда Йосю. Но сможет ли она научиться?…

– Я буду ее учить. Она справится.

Это риск, думает Силка. Если Йося не сумеет справляться с заданиями, осваивать язык так же быстро, как Силка, то будут ли ее наказывать? Наказание – это даже хуже, чем возвращение к труду на шахте.

– Посмотрим, – говорит Елена и уходит.

Глава 8

Долгие темные дни и ночи. Температура опускается до каких-то немыслимых отметок. Силка продолжает работать в санчасти, не избавившись полностью от чувства вины и пытаясь смягчить его тем, что тайком приносит еду женщинам из барака. Хлеб, овощи, маргарин. Настоящий чай. Хватает всем на каждый вечер, если только не нагрянет с очередным рейдом Клавдия Арсеньевна. Антонина Карповна каждый вечер получает свою бóльшую порцию.

В течение следующих нескольких месяцев Силка, как губка, впитывает все, что ей показывают и рассказывают в санчасти. Она так наловчилась делать уколы, что пациенты просят прислать ее. Частенько они подолгу ждут, пока она не освободится и не займется ими. Силка сама удивляется тому, как ей удается свести боль пациентов к минимуму. Но по мере того, как отделение заполняется несчастными обмороженными пациентами, ей приходится напоминать себе, что ее возможности не безграничны. И все же зачастую Силка как бы отключается и продолжает работать как автомат. Елена замечает это, веля ей делать перерывы, но, если бы могла, Силка оставалась бы в санчасти двадцать четыре часа в сутки.

Каждый вечер она возвращается в барак с противоречивыми чувствами. С одной стороны, ей не хочется покидать «своих» пациентов, с другой – хочется увидеть Йосю и других женщин, убедиться, что они одолели очередной день на шахте, когда они таскают, собирают, складывают уголь со слезящимися от ледяного ветра глазами, с замотанными в тряпье лицами. Она уходит раньше женщин и возвращается позже, так что ей не приходится праздно сидеть, пока они заматывают лица шарфами, надевают на себя все, что можно, а вечером с трудом снимают промокшую одежду.

И есть еще частые ночные визиты мужчин. Их всегда слишком много, и у других женщин почти нет «выходных». Приходящие мужчины часто сменяются. Защищенный статус Силки и Йоси как «лагерных жен» Бориса и Вадима ограждает их от посягательств других, но не от криков соседок по бараку. Однажды вечером Йося пожаловалась Силке на то, что Вадим не появляется. Видимо, ревнуя, что он предпочитает ей других женщин. Силке тяжело это слышать. Ей не хочется учить Йосю, как себя вести, ведь она знает, что подобное насилие может подействовать на женщину или девушку непредсказуемым образом. Но она говорит Йосе, что на ее месте испытала бы облегчение, раз его нет.

После пятидневного отсутствия в бараке появляются Борис с Вадимом. Йося вскакивает, кричит на Вадима, обвиняя его в неверности. Вадим бьет ее наотмашь по лицу, а потом валит на постель. Силка в шоке. Совсем, что ли, Йося обалдела? Она не хочет, чтобы Йосю убили. Силка сама хочет ударить Вадима, у нее внутри все кипит, но вместо этого она позже просто предостерегает Йосю. Ей кажется это неправильным, но она не знает, что делать. Следующие несколько дней Йося избегает Силку, за ее спиной рассказывая другим о легкой жизни Силки в санчасти. Их отношения вновь обостряются. Как-то вечером Лена громко советует Йосе повзрослеть. Все они пользуются дополнительной едой, которую Силка тайком приносит им из санчасти, – ту не съеденную пациентами еду, которую Силка научилась ловко прятать в одежде.

И действительно, каждый вечер, войдя в барак, Силка опустошает карманы, быстро сама разделяет еду на равные порции, не доверяя это никому другому. Потом отворачивается, когда женщины бросаются вперед и хватают еду. Если Антонины нет, Силка засовывает ее порцию в карман, поскольку очень жестоко оставлять искушение на виду у голодающих людей.

Она отворачивается. Тяжело видеть, как хватают куски костлявые грязные пальцы. Раздвигаются потрескавшиеся губы в болячках. Закрываются испещренные прожилками веки, пока женщины медленно смакуют и жуют пищу.

Силка чуть улыбается Лене, выступившей в ее защиту. Хотя слова Йоси слышать очень обидно. Да, Силке на удивление везет. Но она вынесла такие страдания. Если бы они узнали, где она пробыла все эти годы, когда у них еще было изобилие еды, и питья, и тепла. Когда у них еще были семьи и домашний очаг.

Лена до сих пор остается для Силки загадочной личностью. Злобная, часто безразличная, она способна грубо обругать любого, и в то же время, если Лену застигнуть врасплох, проявляет сочувствие. Это ее способ выживания, часто думает Силка. У всех эти способы разные.

Подруга Лены Ханна, которая наконец заговорила после отсидки в карцере, остается враждебной. Эти две женщины сблизились, потому что, как выяснила Силка, они вместе сражались в Сопротивлении – в польской Армии крайовой. Сражались как против нацистов, так и против Советов. Силку пугает их отвага. И от этого у нее совсем пропадает желание рассказывать о своем прошлом.

* * *

На следующий день Йося приносит Силке два маленьких весенних цветка, которые она сорвала на обратном пути с шахты. Блестящие лиловые лепестки и черная с красным сердцевина. Нежный цветок окружают тонкие зеленые отростки. Силка видела, как эти цветки пробиваются сквозь корку льда у санчасти – признак наступающей весны. В ней, как и во всех, просыпается надежда на передышку от постоянного холода, жгучего ветра и снега, надежда на то, что жизнь станет для них чуть легче.

Силка старается не придавать слишком большого значения этому жесту Йоси. По правде говоря, впервые за время пребывания здесь она чувствует щекотание в горле, словно вот-вот заплачет. Она сглатывает. Цветы она ставит в чашку с отбитыми краями – теперь гордость каждой женщины в бараке. Они научились тащить все, что плохо лежит: кружки из столовой, маленький столик со сломанной ножкой, выброшенный из офицерского барака, старый чайник, в котором теперь постоянно кипятят воду на печке. Поскольку Антонине достается ее доля еды, приносимой Силкой из санчасти, она смотрит на подобные «излишества» сквозь пальцы. Похоже, эти предметы не относятся к контрабанде, которую ищет Клавдия. Барак приобретает более уютный вид. Ольга, вышивальщица, сумевшая придержать иглы после их первого вечера, учит своему мастерству некоторых женщин. Нити, вытянутые из края простыней, превратились в красивые салфеточки, развешанные по стенам барака. Силка продолжает собирать выброшенные бинты, кипятит их и отдает группе вышивальщиц. Несколько шарфов, которыми женщины укутывают головы и лица, украшены вышивкой.