Читать книгу "Темное пламя любви - Елена Арсеньева"

– А что это значит, отношение не по Маяковскому? – робко спросил молоденький лаборант.

– Это значит, что отношение не плевое, – пояснил кто-то.

– А, так это он того Маяковского имел в виду, который поэт, а я думал, может, какое-то светило реанимации! – хихикнул лаборант.

Вслед за ним засмеялись все.

Атмосфера реанимационного зала, несколько взвихренная явлением главного «подводника», постепенно приходила в норму.

Когда все нужные приборы были подключены, а на мониторах замелькали показатели, от нового больного отошли, убедившись, что с ним все в порядке, и Ольге стал виден его профиль.

Где-то она уже этот четко очерченный профиль видела… нос с горбинкой, высокие скулы… что-то восточное в лице…

– Би Гантимур, этэвумну мова, – внезапно пробормотал неизвестный, не открывая глаз.

Стоявшая неподалеку Виктория Сергеевна быстро подошла, наклонилась над ним, но пациент больше не издал ни звука.

– Бредит, наверное, – пробормотала сестра и отошла к другой кровати.

– Би этэвумну мова! – снова прозвучало едва слышно.

Виктория Сергеевна оглянулась, пожала плечами, опять отвернулась. А Ольга нахмурилась сосредоточенно, вглядываясь в профиль соседа.

Стоп, да это же не кто иной, как загадочный древоруб, которого она сама сдавала сегодня в приемный покой Центральной больницы! Древоруб с разбитой головой, ненавистник сухих лиственниц!

Ну и встреча. И опять Ольга слышит те же слова, которые он бормотал, когда его укладывали в машину «Скорой». Еще там было что-то… ах да, мол, его никто не может победить, только какой-то мугды.

А Егорыч, конечно, не преминул свести этого мугды к обычному общему знаменателю…

Однако что-то сегодня урожайный день на тарабарщину, как выразился великий Борцов! Этот лопочет невесть что, «полковник» Витя орал жуть какую-то…

Кстати, очень странно: как ни жутко Ольге вспоминать его слова, они все же сохранились в памяти.

Интересно, что эти слова все-таки значили? Они чем-то похожи на те, которые произносил древоруб. Звучанием, интонацией… Может быть, он их сможет перевести, когда очнется?

Если очнется, конечно…

Словно почувствовав ее мысли, древоруб медленно, с усилием повернул голову, и его черные удлиненные глаза встретились с глазами Ольги.

И в это мгновение она внезапно ощутила, что лежит на своей каталке голая – как и положено в реанимации. Конечно, прикрыта легким одеялом, но под одеялом на ней и нитки нет! Раньше не думала об этом, даже когда Кирилл сидел рядом и таращился на нее горячими, ревнивыми глазами, – а сейчас необычайно остро почувствовала вдруг свою незащищенность.

От кого? От чего? От мужского взгляда?

Но она же все-таки прикрыта одеялом!

Смутилась, потянула его повыше на плечи…

– Здравствуй, страж высоты, – внезапно прошептал древоруб. – Я Гантимур, страж деревьев.

Вот странно! Медсестра, стоявшая по другую сторону кровати, даже ухом не повела, а Ольга отчетливо слышала каждое слово, тем более что теперь незнакомец говорил по-русски.

Бред, конечно, однако довольно поэтичный бред. Опять про какого-то стража высоты! А Гантимур, надо думать, – это имя древоруба?

– Да, – шепнул он, вновь услышав не слова ее, а мысли. – Имя.

– Имя очень красивое, но какой же ты страж деревьев, если их рубишь? – слегка усмехнулась Ольга. – Ничего себе страж!

Почему-то она с легкостью обратилась к нему на «ты». Ну что ж, он ведь и сам говорил ей «ты»!

– Сухую лиственницу непременно надо срубить и сжечь, – серьезно проговорил Гантимур. – Особенно покрытую паутиной. Это может оказаться мугдыкен, на котором обитают мугды, не попавшие вовремя в мир мертвых и ставшие убийцами. Если мугдыкен не сжечь, паутина перелетит на другие деревья, они иссохнут и тоже станут приютом для мугды.

Ольгу дрожь пробрала! Что-то неведомое и вместе с тем знакомое вдруг приоткрылось перед ней после этих страшных и почти непонятных слов – что-то неведомое и в то же время дышащее воспоминаниями: она только одним глазком туда заглянула – и оказалась на лестнице, по которой, задыхаясь, взбиралась на верхний ярус колокольни, дергала за веревку тяжелого колокола, а потом увидела притаившееся в углу существо в белом колпаке… нет, в белой каскетке!

Ольга с ужасом зажмурилась, вцепилась в края кровати, боясь даже взглянуть на Гантимура, боясь каждого нового слова, которое он произнесет!

Кто он такой? Кто он такой?! И почему назвал ее стражем высоты? Да, он именно ее так назвал, именно с ней поздоровался!

Она не успела спросить.

– А это кто еще здесь объявился? – послышался вдруг чей-то резкий голос, и Ольга открыла глаза.

Открыла – и удивилась. Возле кровати Гантимура стоял Кирилл.

Вот только голос у него сейчас был совершенно чужой, и сам он… никогда в такой ярости Ольга его не видела, даже представить не могла, что вспышка дурного настроения способна так изменить человека!

Интересно, с чего это он так завелся?

– Мы не знаем, Кирилл Максимович, – осторожно начала Виктория Сергеевна, тоже, по всей видимости, озадаченная тоном доктора Поликанова. – Его привез сам Борцов, сказал, что у него клаустрофобия…

– У него? – ткнул пальцем в Гантимура Кирилл. – Какая еще клаустрофобия?! Да он же бешеный! Он сумасшедший! Его надо связать! Он нам тут сейчас всех с ума сведет… принесите веревки, ремни! Он же буйный, вы что, не видите?! Чего вытаращились?! Ну, говорю вам, давайте ремни!

Никто не сдвинулся с места – все просто оцепенели, не веря ни глазам своим, ни ушам. Таким доктора Поликанова они тоже никогда не видели! А Кирилл вцепился в спинку кровати Гантимура и рванул ее так, что пациент едва не свалился на пол. Однако он все-таки удержался, вцепившись в бока кровати, и яростно выдохнул:

– Мугды! Вернись в свои края, вернись на свой мугдыкен!!

Кирилл мгновение смотрел на него расширенными глазами, потом схватился за голову, вцепился пальцами в волосы и вдруг издал не то крик, не то вой, не то рычание, в которых смешались ненависть и страдание, а затем обернулся к Ольге и уставился на нее.

Глаза, его светло-карие, ясные глаза, сейчас были словно бы сплошь закрашены чем-то белым – да, белые у него сделались глаза, белые, с холодным, мертвенным, серебристым отблеском, рот искривился жуткой судорогой, пальцы судорожно, хищно сжимались и разжимались, и это было так страшно, так… так страшно, что Ольга вжалась затылком в подушку и что-то закричала громко, надрывая горло…

Только умолкнув, она сообразила, что именно выкрикнула. Это были те же самые слова, которые она слышала от «полковника» Вити, те слова, которые остались записанными в ее телефоне… те ужасные слова, которые она запомнила неожиданно для самой себя: