Читать книгу "Финальная шестерка - Александра Монир"

– Саки плохо, – всхлипывает Наоми. – Я думала, ей лучше, и вот…

К нам, протирая глаза, присоединяется Ашер.

– Что случилось?

– Саки заболела, – говорю я. – Пошли.

Втроем прибегаем в крыло для девочек. Из комнаты Наоми и Саки несутся странные звуки.

– Предупреждаю, картина довольно жуткая, – говорит Наоми.

– Ничего, – отвечает Ашер. – Я в армии служил, а Лео… – Можно не продолжать. «У Лео вся семья погибла, больную девочку он уж как-нибудь выдержит».

– Открывай уже, – говорю я. Наоми открывает, и я замираю.

На постели с пеной у рта мечется существо наподобие дикого зверя. Оно пытается что-то сказать, но издает лишь нечленораздельные вопли. Кожа больной приобрела голубовато-серый оттенок, кровать под ней сотрясается… это уже не Саки.

– Никогда такого не видела, – в ужасе выдыхает Наоми. – Я думала, это скоро пройдет, но ей все хуже и хуже. Хотела к медсестре ее отвести, но одной мне ее не поднять, и вообще припадочных нельзя трогать – если это припадок.

– Давай-ка беги за помощью, – говорю я Ашеру. Голос мой звучит на удивление твердо, и Ашер с заметным облегчением подчиняется. – Все хорошо, сейчас тебе помогут, – бормочу, подступая к Саки. Она, определенно не слыша меня, выбрасывает руки и сжимает мои запястья, впившись в кожу ногтями.

– Та хай хочжэ, – хрипит она. – Та хай хочжэ.

– Ты, случайно, по-китайски не понимаешь? – спрашивает дрожащая Наоми. Я трясу головой.

– Та хай хочжэ. – Саки отпускает меня и теряет сознание.

– Нет! – Наоми бросается к ней. Не могу больше видеть, как умирают. Особенно девочки.

– Она дышит! Дышит! – Наоми нащупывает пульс у нее на шее. Уф-ф… хорошо, что шанс еще есть.

Дверь распахивается: Ашер привел Ларк и доктора Такуми. Конвульсии возвращаются; Саки бьется головой о стену, выкрикивая свое «Та хай хочжэ».

– Что с ней такое? – в отчаянии спрашиваю я взрослых.

– И что она говорит? – подхватывает Наоми. – Может, вы понимаете?

Бледная Ларк беспомощно смотрит на доктора. Он молча подходит и поднимает Саки с кровати. Она визжит, мотает головой, когтит воздух. Доктор Такуми все так же спокойно достает из кармана шприц…

– Что вы ей… – Договорить Наоми не успевает: игла входит в кожу больной, и становится тихо.

– Всего лишь легкое успокоительное. – Доктор с Саки на руках идет к двери, Наоми заступает ему дорогу.

– Куда вы ее уносите?

– У нее аллергическая реакция на РСБ, – объясняет он. – Положим ее в госпиталь здесь, в Центре Джонсона. Вам сообщат о ее состоянии.

Он уходит, и от Саки остается лишь запах страха, витающий в воздухе.

Ларк тяжело вздыхает.

– Мне жаль, что вы это видели. Когда организм отвергает вакцину, симптомы бывают ужасными. Но о ней хорошо позаботятся, можете быть уверены.

– Если эта вакцина так опасна… – начинает Наоми.

– Далеко не для всех, – перебивает Ларк. – Из двадцати четырех человек реакция проявилась только у одной Саки.

Пока, мысленно добавляю я. Кто знает, что будет дальше.

– После такого заснуть будет трудно, – говорит Ларк, – но день завтра напряженный, так что постарайтесь все-таки отдохнуть.

– Погодите, – недоумевает Наоми. – Занятия будут продолжаться, несмотря ни на что?

– Да, так здесь принято. Я тренировалась вместе с экипажем «Афины» и продолжала работать после того, как погибли мои друзья. Цель у нас все та же: найти для человечества новый дом, и никакие печальные события на нее не влияют. А то, что случилось сегодня, не так уж страшно: доктор Такуми, насколько я его знаю, сделает все, чтобы вылечить Саки.

– Будем надеяться, – шепчет Наоми.

– На этой бодрой ноте предлагаю разойтись по своим комнатам и еще немного поспать.

– Вы идите, я сейчас, – говорю я.

– Только недолго, – предупреждает, глядя искоса, Ларк.

– Спокойной ночи, Наоми. Все, надеюсь, будет в порядке. – Ашер, бросив взгляд на опустевшую кровать, выходит, и мы остаемся вдвоем.

Наоми переходит на свою сторону, с фотографиями и постерами (у Саки ничего этого нет) и сползает на пол, зарывшись лицом в колени.

– Это я виновата. Не надо было ее слушать. Обратились бы за помощью вчера, ничего бы этого не было.

– Откуда ты могла знать, тем более что ей вроде бы полегчало. – Я сажусь рядом с ней. – Мне за ужином тоже казалось, что она понемногу приходит в норму. Никто не думал, что все так обернется.

– Нельзя ей было делать второй укол, вот что. Может, ей и правда стало лучше, но еще одна доза оказалась фатальной.

– Ни в чем ты не виновата. Вакцину эту не ты придумала, и прививки делать приказывала не ты. Ты предложила ей помощь, она отказалась, и всё на этом. Говорю тебе как крупный специалист по чувству вины: выкинь это из головы.

– Ты прав, пожалуй, – говорит она, помолчав, – но больше я все равно не усну.

– Могу посидеть с тобой. Сколько надо.

– Спасибо, – чуть-чуть улыбается она. – Мне сейчас правда не хочется быть одной.

Я улыбаюсь в ответ. В груди шевелится что-то забытое.

– Поговорим о другом. – Наоми прислоняется затылком к кровати, глядя на меня краем глаза. – Знаешь, куда я всегда мечтала поехать? Еще до наводнений и всего прочего?

– И куда же?

– В Италию. У меня был альбом с фото и вырезками о разных местах, где я хотела бы побывать. Вот, думала, станет брату лучше, и мы с ним все объездим – Венецию, Флоренцию, Рим, Сорренто. Посмотрим все достопримечательности, попробуем все местные блюда. Здорово было бы…

– Мне тоже жаль, что ты ничего этого не увидела, – тихо говорю я. – Мы могли бы встретиться еще там.

– Да… Расскажи мне про свой Рим, ладно?

Вокруг сердца точно кулак сжимается. Я давно не позволял себе вспоминать, каким мой город был раньше, когда Колизей и площадь Испании стояли еще на суше и все мои были живы. Но образы уже наполняют голову, и я начинаю:

– Каждый, наверно, считает свой город пупом земли, но Рим во многих отношениях был им на самом деле. История напоминала о себе всюду – на арене, где сражались гладиаторы, в Ватикане. У нас были росписи Микеланджело и студия «Чинечитта», где снимал Феллини, а главное, жизнь кипела! Кафе, рестораны, ночные клубы, толпы на улицах в те дни, когда играл наш футбольный клуб «Лацио». Тишины там никогда не бывало, и мне это нравилось.

– Хорошо как… – Глаза Наоми полузакрыты. Я чувствую, как напряжение отпускает ее, и продолжаю:

– Город вроде бы и большой, а друг друга все знали. Пойдешь куда-нибудь с девочкой, так соседка, синьора Конти, потом месяц про нее спрашивает. Наш пансион был вроде местного клуба – по воскресеньям мы устраивали завтраки для гостей и соседей. Из шести блюд, между прочим, а потом мама садилась за пианино и все пели итальянские песни. Некоторые столетней давности, зато их знали все, и молодые и пожилые. Звездой там была Анджелика, моя сестренка, – мы-то все фальшивили почем зря и сами над собой хохотали, а она пела по-настоящему.