Читать книгу "Викинги – люди саги. Жизнь и нравы - Аделаида Сванидзе"

Между королем и представителями знати в ходе борьбы за земли, за лены и власть возникали сложные отношения, которые особенно обострились после того, как походы викингов завершились.

Пожалование недвижимости было обычным способом примирения с влиятельным человеком. В сложном случае, описанном в мифологической «Саге о Xервёр», «король Гардов» (великий князь Киевский. — А.С.) дал одному удрученному знатному скандинаву много денег «для дружбы», но тот вовсе не был удовлетворен. Тогда по совету жены великий князь наделил этого человека землей, властью, дал ему много воинов и в конце концов отдал в жены дочь, которую тот с радостью увез с собой[1522]. При всем сказочном характере этой саги данный ее эпизод, как и многие другие, отражает если не действительные факты, то известные обычаи или мечты.

В своей «Младшей Эдде» Снорри рисует очень интересную систему престижей, влияний, как бы конструирует собственную «лестницу власти» в обществе людей саги. Эта конструкция вырисовывается в связи с толкованием кеннингов, что и привлекло мое внимание. Так, с его точки зрения, конунга, «которому подчиняются конунги — данники или вассалы», правильно называть «конунгом конунгов». «Кесарь» — это именитейший из конунгов. За ним следует конунг, правящий большой державой. В отношении и того и другого скальды применяют одинаковые кеннинги. Следом идут мужи, называемые ярлами или конунгами-данниками, и в кеннингах они приравниваются к конунгам[1523]. Но конунгов-данников нельзя называть «державными конунгами». Далее в произведении в качестве примера использована полустрофа Арнора Скальда Ярлов, в которой он называет ярла Торфинна «конунгом ярлов».

Затем «Младшая Эдда» переходит к херсирам. «Следующими в поэтических кеннингах идут люди, называемые херсирами. Херсира можно обозначить в кеннингах так же, как и конунга либо ярла. Можно звать его также „вождем войска и битвы“. Ибо всякий державный конунг, повелевающий многими землями, назначает себе в помощники правителями этих земель конунгов-данников и ярлов. Они вершат суд по законам этих земель и защищают от врага те земли, которые находятся в отдалении от конунга, и их приговоры и наказания должны признаваться наряду с конунговыми. А в каждой земле есть много областей, и конунги обычно ставят над этими областями правителей, вверяя им столько областей, сколько находят нужным. Эти правители зовутся по-датски[1524] херсирами или лендрманами, в Стране Саксов — графами[1525], а в Англии — баронами. Во вверенных им землях они должны быть справедливыми судьями и справедливыми защитниками. Если конунг далеко, перед ними во время битвы следует нести знамя, и они тогда считаются военачальниками наряду с конунгами и ярлами».

«Следом идут люди, называемые хёльдами, — продолжает „Младшая Эдда“. — Это бонды уважаемого рода и пользующиеся всеми правами. В кеннингах они зовутся „раздающими богатства“, „призревающими и примиряющими людей“. Эти кеннинги „могут относиться и к правителям“»[1526].

Порядок ступеней на «лестнице власти» в сагах и в «Младшей Эдде» не вполне совпадают. Однако из текста, из описания обязанностей высших чинов королевства становится ясно, что на вершине власти непосредственно после конунга располагаются ярлы, лендрманы-ленсманы, нередко фигурирующие в сагах и как сборщики даней[1527], и херсиры. Это высшая знать, «графы» и «бароны» скандинавов того времени — люди одновременно знатные, чиновные и богатые.

А на местах после королевских управителей, хёвдингов и не только следуют те же хёльды (хольды) норвежцев и исландцев, стурбонды (большие, «великие», «могучие» бонды) шведов, играющие видную роль на местных собраниях, где они «примиряют людей», и в своих округах, где они выступают патронами («раздают богатства») местных рядовых бондов. Последние при этом, видимо, оказываются с ними в вассальных отношениях, обязаны оказывать им какую-то поддержку, в том числе на суде.

Процесс централизации власти проходил столь тяжело и болезненно для всех Скандинавских стран, что они неоднократно снова распадались, а люди часто вели себя непредсказуемо. В том, что касалось знати, положение вообще было неоднозначным. Большинство не только королевских назначенцев на высокие посты, но и воинов из верхней дружины принадлежало к родовой знати, в известных (редких) случаях к верхушке бондов. И исполнение возложенных на них королем государственно-административных, воинских, фискальных и прочих обязанностей еще больше обогащало их, а также развращало обретенной безнаказанностью. Несомненно, что, судя по сагам, большая часть родовой знати в ходе создания монархий получала служебные функции. Если говорить о складывающейся таким образом новой, служилой знати, то в окружении монарха, в высшей правящей среде новая знать, включая верхнюю дружину, составляла единый придворный круг, спаянный общими военно-политическими функциями, своим положением при государе, общим менталитетом. Король был внутри этого круга, поскольку он выходил из той же высшей среды, но, став правителем, считался уже «первым среди равных». Важнейшую роль при выдвижении в этом круге — при других благоприятных условиях и нужных свойствах кандидата — играло наследование высокой должности.

Но знать не была единой. И если в предыдущие времена она делилась по степени знатности и богатства, то теперь ее членение стало более сложным. Не все знатные люди были привлечены к королевской службе. Тем более не все служилые люди принадлежали к родовой, наследственной аристократии, ведь последняя буквально уничтожала друг друга в ходе междоусобных войн, поэтому приток в элиту наиболее энергичных, инициативных людей из среды неродовитых хозяев был необходимым и естественным процессом.

Создается впечатление, что возникновение различий в положении и настроениях внутри правящей элиты с формированием монархий начинает зависеть уже не только от степени знатности и богатства, но и от места пребывания: королевский двор — или ланды. В отличие от высшей знати, толпящейся у государева престола, в рядах ведущей провинциальной знати была сильна оппозиция королю и политике централизации. Тут играли свою роль и религиозные разногласия, жадность и жестокость с обеих сторон и, конечно, несогласие местных хёвдингов на задевающие их королевские поборы и умаление их авторитета. Они стремились сохранить местную автономию и, опираясь на бондов, поднимали восстания против королей, добиваясь их смещения. Позиция местной знати вполне обнаружилась в период христианизации (см. выше).