Читать книгу "Игорь. Корень рода - Юлия Гнатюк"

– Да, я иной веры, – коротко выдохнул Хорь.

– Ты другой, но ты мне нравишься, я никогда никому не скажу об этом, только оставайся, Хурр! Я буду не просто женой, я буду твоей рабыней, буду делать всё, что ты прикажешь, и если ты прикажешь мне умереть, то я умру… – Она произнесла это с такой мукой в оборвавшемся голосе, что он ничуть не усомнился. – Захочешь ещё одну жену, я не скажу ни слова, даже если ты будешь любить её, я всё равно буду любить только тебя, не уходи, милый, необычный, единственный, умоляю тебя, не уходи!!! – Она глядела так просительно и так любяще, что Хорь уже и в самом деле не знал, что ему делать. Растерянный изведыватель постарался ласками успокоить Юлдуз. А когда она уснула, неслышной тенью выскользнул со двора.

Глава седьмая

Сварожьи близнецы

– Судя по тому, что ты пришёл под утро, у тебя всё ладится со Звездой? – с непонятным чувством то ли лёгкого осуждения, то ли скрытой ревности заметил сотник.

– Заговорщики соберутся в доме Мегди аль-Салеха после пятничной молитвы, – сообщил Хорь.

– Откуда ведомо?

– Вчера вечером к Юлдуз приходила одна из служанок, принесла украшения, которые надо нашить на платья. Юлдуз хотела пойти с примеркой в пятницу, на что служанка ответила, что в аль-Джума после намаза у хозяина будет много важных гостей, и он велел, чтобы никого постороннего в доме не было. Поэтому ей лучше прийти в день Первый, аль-Ахад.

– Гостей, значит, много будет важных? Хм, – потирая висок двумя перстами, как всегда, когда нужно было решить что-то важное, молвил сотник. – Добре, тогда и мы в гости заглянем, хоть нас-то как раз и не приглашали! – молвил он решительно. – О заговорщиках я князя упредил, он повелел крошить вражеское гнездо без пощады, кто жив останется – того в полон, дворец особо не рушить, там наша сотня по праву расположится.

– Только осторожней надо, на втором ярусе у него женщин много, и гарем большой, – напомнил Хорь. – А то местные вой поднимут, что мы воюем с жёнами.

– Не беспокойся, – как-то зло усмехнулся Гроза. – Тут народ таков, что чем более его стегаешь, тем он послушнее. Коли возьмём гарем бека, то более уважения к нам будет, потому как уважение здесь – это страх перед силой, а не почесть справедливости, как у нас.

– Да, в зреющем заговоре почтенный Мегди Аль-Салех не последний человек, – кивнул Смурной.

– Решено, ночью берём сих заговорщиков! – Как всегда кратко заключил Гроза. – А сейчас пойдём, при дневном свете получше его дворец разглядим, а Хорь нам подскажет, что где за оградой расположено. Только переоденься в воинское одеяние.

В сопровождении двух десятников и крепкого молчаливого воина Гроза отправился ко дворцу Мегди Аль-Салеха.

Неторопливо пройдясь вдоль высокого забора, сложенного из камней и промазанного глиной, они отметили, где находятся башни со стражниками, как укреплён сам дворец, и прикинули, откуда к нему лепше подобраться.

Встречавшиеся нечастые прохожие стремились либо поскорее укрыться в своих дворах, либо прошмыгнуть мимо русов, одетых, несмотря на жару, в свои железные кольчуги и вооружённых обоюдоострыми мечами, – предметом особого страха и зависти местных жителей и воинов.

Заканчивая «обход» дворца, за углом высокого каменного забора у старой крепости почти столкнулись с идущим навстречу высоким сутуловатым мужем, одетым в местную одежду. Гроза, думавший о предстоящей ночной схватке, остановился, а незнакомец и вовсе замер на месте от неожиданности. Шедший чуть сзади Хорь враз побледнел и глянул на Смурного. Тот тоже в полной растерянности переводил широко открытые серые очи с сотника на прохожего. Только молчаливый воин зашёл за спину местного и стал поодаль, чтобы видеть не только каждое движение незнакомца, но и всё, что делается вокруг.

Незнакомец и сотник несколько долгих мгновений разглядывали друг друга, и чем более замечали схожесть меж собой, тем больше недоумения рисовалось на их ликах.

– Ты кто? – спросил на местном наречии отчего-то вдруг встревожившийся сотник, а два его десятника стали с боков высокого. Оба изведывателя хоть и сделали это привычно, однако вид имели растерянный и бледный, что было заметно даже на загоревшем до черноты худощавом лике Хоря в надвинутом на самые очи шеломе с опущенным наносником.

Высокий муж в тёмно-синем халате и узорчатой тюбетейке отчего-то тоже молчал, продолжая глядеть на руса широко открытыми, такими же, как у сотника, голубыми очами. И носы у них были схожи, и уста, и слегка выпирающие скулы. Разве только у высокого были совсем седые волосы, да смуглая кожа.

– Зовут тебя, спрашиваю, как, и откуда будешь? – Уже настойчивее повторил сотник, чувствуя, как нарастает внутри уже давно забытое чувство непонятного волнения.

– Гроза, а может, он немой? У них ведь случается, в наказание язык отрезают, попадались нам такие, – предположил стоящий за спиной незнакомца воин. От этих слов лик высокого беспокойно дёрнулся, тени сомнения, радости и страха одна за другой отразились в его очах. Лик жалобно искривился, уста дрогнули, но он снова не произнёс ни звука.

– Вот, я же говорил, точно немой! – уверенно заключил крепкий воин.

Будто в подтверждение его слов, по загорелым ланитам незнакомца неожиданно потекли слёзы. Наконец, он заговорил странным, похожим на женский, голосом, но с хрипотцой крайнего волнения.

– Камил… меня зовут, – с трудом проговорил он на местном языке. А потом вдруг добавил на языке тавро-русов, но с сильным налётом чужого языка. – Теперь так кличут, а в детстве Калинкой мать называла… – он произнёс с разрывами, словно по слогам: Ка-лин-кой… – глядя на Грозу своими синими очами.

Всегда невозмутимый, уже изрядно поседевший к своим шести десяткам лет начальник изведывателей замер, будто вражеская стрела поразила его, и он сейчас рухнет на каменистую твердь улицы. Чело его побледнело, а в очах, в которых давно читалась пустота, вдруг мелькнула искра живой надежды.

– Калинка? Ты сказал… Калинка…. Может ли быть?! – Гроза шагнул вплотную к высокому, и они сколько-то времени глядели друг другу в глубину очей, где каждый увидел жизнь другого с той самой минуты, когда хазарские охотники за рабами горячим вихрем смерти влетели в их селение. – Так ты, выходит…не зря на меня похож… брат… – с трудом, почти пропавшим вдруг сиплым голосом молвил сотник, и непривычно неуклюже для своей крепко сбитой и подвижной стати обнял нежданно обретённого брата. Очи изведывателя подёрнулись туманом скупых слёз.

– Здрав будь, брат Калинка!

При этих словах Хорь и Смурной переглянулись меж собой и их лики, до того бледные и недвижные, стали оживать и обретать обычный вид.

Братья уселись в тени огромной старой чинары на больших плоских камнях подле заброшенной дороги, что прежде вела к источнику, который потом иссяк, и потому теперь по этой дороге почти никто не ходил.

Оба десятника и охоронец расположились поодаль, чтобы не мешать своему сотнику беседовать с нежданно обретённым родным человеком.