Читать книгу "Внизу наш дом - Сергей Калашников"

Шли дни. Я питался и накачивался. Про меня, определённо, забыли. Или где-то что-то происходит? Такое, что всем не до меня.

Когда отпуск стал подходить к концу, обратился к мужчине, что работал по дому, с вопросом, как доехать отсюда до вокзала?

– А я машину вызову. Тебе завтра нужно?

– Завтра. На Одессу.

– Тогда, как позавтракаешь, тут и заедут за тобой.

Всё так и вышло – на другой день я сел в подкатившую легковушку и получил от водителя билет. Это хорошо, а то моих денег хватило бы только впритык. А так, я ещё успеваю пробежаться по привокзальным магазинам и поискать подарок своей Мусеньке. Только вот чемоданы, а их у меня теперь два, придётся оставить в камере хранения.

– Я завезу тебя в магазин по дороге, чтобы ты мог запастись едой, – словно прочитав мои мысли, сказал водитель. – Все командированные так делают. Ты-то молодой совсем. Небось, в первый раз?

– Да. Спасибо, дяденька, что надоумили. А мне бы сначала куклу сестрёнке купить. Настоящую, фабричной выделки. А где они продаются, не знаю.

– Это не беда, потому что я знаю. Со мной не пропадёшь.

Купил я и куклу в красивом платье, и хлеба, и сала шматок. И в поезд сел без проблем. Опять был мягкий вагон, купе на двоих и молчаливый попутчик, всю дорогу глазевший в окно. Он с собой провизии не прихватил, так что я его каждый раз любезнейшим образом приглашал разделить со мной трапезу. Доехал без приключений.

В аэроклубе не посмотрели, что я с дороги – сразу запрягли делать ревизию снятому с машины мотору, поэтому до села я добрался, когда уже начинало смеркаться. Мусенька мне обрадовалась, а после получения подарка долго и задумчиво на него смотрела.

– Это что? Намёк? – спросила она наконец.

Я некоторое время тупил, пока не смекнул, что она как-то специфически восприняла моё подношение. Бывает такое с женщинами, когда непонятно, отчего она надулась или пришла в восторг. Но ясность внесли сестрёнки:

– Мама! Смотри! Шурик Муське ляльку подарил!

Вот, поди, сообрази, что невинный подарок могут воспринять в качестве намёка на будущих детей!

И ведь восприняли – позвали к столу.

* * *

Зима в этих местах слякотная. Летная погода бывает редко и не подолгу. Поэтому работы в мастерских шли неспешно, планово. Ни авралов, ни переработок. Свободного времени у меня было достаточно – я вернул своему самолёту старые элероны и настроил тяги. А потом призадумался. Крыло-то у меня хорошее, но ни мотора к нему подходящего нет, ни фюзеляжа я толком не сделал. В зимнее время на нём неуютно, да и летом прохладно под постоянно набегающим потоком воздуха. И никак не облагородишь подобную каракатицу в пределах заложенной в неё концепции.

Аппарат создавался под определённую задачу – произвести впечатление на нужных людей. Теперь он – отработанный материал. Другое дело – крыло, рассчитанное на более существенные скорости, недостижимые без настоящего авиадвигателя. Которого я не в силах раздобыть.

Словом, что-то меня начинало потихоньку тревожить. Будто оставил недоделанным важное дело. Правда, в том, какое это дело, я себе отчёта не отдавал – на глаза мне попался самолёт, вот на него я и вперил свой внутренний взор.

Маета эта продолжалась до февраля, до прихода на моё имя письма от Валерия Павловича. Его известность в эти годы не так велика, как после знаменитого перелёта в Америку через Северный полюс, но среди авиаторов он – человек авторитетный.

– Так ты с самим Чкаловым знакомство водишь? – спросил начальник аэроклуба, лично вручая мне конверт.

– Встретились в Москве, когда был в отпуске, – ответил я уклончиво. – Случайно разговорились в трамвае про авиацию, вот он меня и запомнил.

А потом я и сам призадумался. Мне же приходили письма от Поликарпова с этого самого адреса, причем фамилия отправителя на них значилась правильная. Они что? Не попадали ни в чьи руки, кроме моих? Не попадали – почтальон доставлял и вручал лично. А тут они угодили в общую кучу. Значит, надзор за мной со стороны компетентных органов ослаб. Позабыт. Позаброшен.

* * *

Письмо было написано слегка Эзоповым языком. Или Палыч прикалывался? Сообщил он, что с Поликарпова сняли судимость, но извинений за допущенную ошибку не принесли, отчего Николай Николаевич жутко обиделся и самым скандальным образом уволился из ЦКБ, демонстративно бросив все разработки. Переехал в Горький и устроился в конструкторском бюро тамошнего авиазавода. То есть стал рядовым производственным инженером.

По столице поползли слухи, что Поликарпов решил бросить изобретательство и нашёл для себя спокойную работу за хорошую зарплату.

На то обстоятельство, что ещё несколько сотрудников из его старого коллектива перебралось туда же, никто не обратил особенного внимания – отчего же не переехать, если директор завода даёт жильё! А Николай Николаевич не счёл за труд похлопотать ради старых приятелей.

В это же время на самом высоком уровне было принято решение, о том, что специализацией Горьковского авиазавода, который принято называть заводом номер 21, будут учебные и сельскохозяйственные самолёты. Также там сохранялось производство ранее освоенных серийных истребителей И-16.

Остальное я домыслил сам – мой план приняли и приступили к его реализации, немного подправив для убедительности. Наполнив, так сказать, толикой артистизма. То есть поддержка сверху прослеживается чётко. И что теперь я? Так и буду тут сидеть, притворяясь ребёнком? Да мне же нужно срочно переезжать к месту событий и, засучив рукава… что, засучив рукава? Хотя я вполне себе нормальный расчётчик. Прочность, динамика, винтомоторная группа. И вычислительная техника у меня самая современная – счёты для сложения-вычитания и логарифмическая линейка для всего остального. На должность ученика меня примут, а там уж без разницы, как называться, если работаешь в коллективе повёрнутых на идею изобретателей.

* * *

Отдышавшись от охватившего меня восторга, я задумался о предстоящей разлуке с Мусенькой. Боязно мне её надолго оставлять – она же такая замечательная! Уже двенадцать лет – на глазах хорошеет и выправляется. А если кто голову ей вскружит? Или ещё что? Но и с собой её взять не могу – она живёт в семье с родителями и сёстрами. Не такое перекати-поле, как я. Опять же и самого меня никто никуда не звал. Старый армейский принцип «От службы не отказывайся, на службу не просись» никто ещё не отменял. И он до сих пор меня не подводил.

Снова терзания, снова сомнения. Но недолгие. Начальник аэроклуба сказал, что посылает меня в командировку в Горький на авиазавод принимать у промышленности новые самолёты для Осоавиахима. Вроде как это не он так придумал, а ему сверху приказали.

– Пока на месяц оформляйся, а там, если дадут телеграмму – продлим, – сказал он на прощание. – Да смотри там, лишнего не задерживайся. Тут вот-вот начнутся полёты – кто будет за техникой присматривать!