Читать книгу "От Кяхты до Кульджи: путешествие в Центральную Азию и китай. Мои путешествия по Сибири - Владимир Обручев"

На межах китайцы большей частью сажают деревья – иву, вербу и др. и часто обрезают ветви до значительной высоты, употребляя их на плетение корзин, которые служат для перевозки угля и других грузов. Из прутьев же плетут большие сосуды в 2–3 ведра емкости и более. Эти сосуды обливают каким-то черным лаком и получают посуду, в которой хранят и перевозят жидкости – водку, рисовое вино, масло, а также соленые овощи.

С запада вдоль дороги тянулись обрывы западного плоскогорья, также расчлененного на горные гряды с зубчатыми гребнями, сложенные из каменноугольной свиты. В ущельях кое-где находились угольные копи, и на ночлегах в гостиницах не было недостатка в топливе из описанных угольно-глиняных шариков. Благодаря моему китайскому костюму уличная толпа не обращала на меня большого внимания, принимая меня за миссионера, к виду которого китайцы привыкли. Изредка только приходилось слышать произнесенный громко или вполголоса эпитет «янгуйцзы», т. е. «заморский черт», как называют европейцев, даже не желая их обругать, а по привычке, вместо «янжен», т. е. «заморский человек, иностранец». На постоялых дворах любопытные иногда заходили в отведенную мне комнату, наблюдали, как я пью чай, как и чем пишу, но вели себя не назойливо; их особенно удивляло, зачем я собираю камни. О геологии они, конечно, не имели понятия, а при незнании языка объяснить значение ее было невозможно. Поэтому я говорил, что в нашей стране таких сортов камня нет и я собираю их, чтобы посеять дома. Это было им понятно и даже льстило их патриотизму.

Если любопытных набиралось слишком много, Цоктоев их выпроваживал. При наличии в комнате окна, конечно заклеенного бумагой, в последней скоро оказывалось много дырочек, незаметно проделываемых языком, и через каждую смотрел чей-нибудь глаз.

На этом пути я видел часть процесса изготовления оберточной бумаги из рисовой соломы, копны которой покрывали целые поля. Очевидно, в этой долине имеется достаточно воды в виде речек, стекающих с западных гор, чтобы затоплять весной поля, на которых сеют рис. Солому разваривают в котлах и полученную из нее густую кашу разливают в маленькие квадратные формы, где она высыхает. Для окончательной просушки готовые листы прижимают на открытом воздухе к валам, сбитым из лёсса, с круто наклоненными боками, вышиной 2–2,5 м, хорошо выглаженным; на них видны были высыхавшие листы один возле другого. Эта бумага – буро-желтого цвета и низкого качества – довольно ломкая. Возле одного селения, занятого выделкой бумаги, таких валов было очень много.

В ущельях речек, глубоко врезанных в западные горы, в целом ряде мест находятся угольные копи, и мы постоянно встречали караваны ослов и мулов, нагруженных углем разного качества, в крупных и мелких кусках, и полученного из него хорошего кокса.

На четвертый день мы свернули с большой дороги, идущей по этой долине дальше на юг, в широкую боковую долину, направленную на запад. Теперь хорошо видна была сильная расчлененность западных гор, которые оканчивались высоким обрывом. Можно было различить, как толстые пласты, вероятно известняков, слагающие вершины гор, к восточному склону круто загибаются и уходят вглубь. Наша дорога углубилась в западное продолжение этих гор, и мы преодолели перед ночлегом довольно высокий перевал, а на следующий день – еще один и спустились в долину речки, впадающей в Желтую реку. По этой долине мы шли четыре дня. На этом пути я видел шахту, из которой добывали уголь. Она имела около 40 м глубины, 2 м в диаметре и была без креплений. Над ее устьем стоял большой барабан, рукоятку которого вертели 12 человек.

На барабан был намотан канат, к концам которого привязано по плоской корзине; при вращении барабана одна корзина опускалась, другая поднималась. В этих корзинах поднимали добытый в шахте уголь, а также спускали и поднимали горнорабочих. Я хотел посмотреть подземные работы, но рабочие отказались спустить меня. Как я узнал позже, китайские горняки очень суеверны и боятся, что посещение постороннего человека, в особенности женщины или «заморского черта», вызовет какое-нибудь несчастье. А так как подземные работы ведутся у них почти без крепления, то обвалы случаются нередко, и посетитель, не знакомый с подземными ходами, действительно может вызвать обвал по неосторожности.

В последний день этого пути дорога ушла из долины речки, превращавшейся в непроходимое ущелье, и сделала крутой перевал через горы, покрытые толщей лёсса, в долину Желтой реки ниже г. Убаочен. Эта могучая река течет здесь почти в ущелье, врезанном в твердые песчаники и сланцы, покрытые лёссом. Ввиду быстрого течения она поздно замерзает, и нам предстояла переправа; по реке плыло уже много льда. Переправляют в больших плоскодонных лодках очень грубой работы, напоминающих короткое и широкое корыто с тупым носом и такой же кормой; они сколочены из толстых досок, кривые весла привязаны веревками к бортам, руля нет. Мой караван разместился в двух лодках, и перевозчики перевезли нас очень быстро. Правда, ширина реки здесь всего около 100 м и была еще сужена большими заберегами[6] льда.

За рекой мы попали в очень глухую часть провинции Шэньси, представлявшую плато, покрытое большой толщей лёсса и глубоко расчлененное долинами притоков Желтой реки. Два с половиной дня дорога поднималась высоко на плато и опять спускалась в ущелья речек, где из-под лёсса обнажались толщи зеленых песчаников и глин. Только за г. Суйдечжоу дорога пошла вверх по долине речки Сяолихэ и сделалась менее утомительной для вьючных животных. По этой долине мы шли четыре с половиной дня. Селения попадались довольно часто, постоялые дворы самые скромные. Население здесь, как и вообще в стране лёсса, занято земледелием, но далеко не все склоны гор были террасированы. В нескольких местах производилась также добыча каменного угля.

Я заметил также оригинальную добычу соли китайцами. Из неглубоких колодцев на дне долины вычерпывают слабый рассол и поливают им кучи лёссовой почвы, сгребаемой тут же. Затем эту почву разбрасывают тонким слоем по выровненной площадке и опять неоднократно поливают, пока на комьях лёсса после испарения воды не появятся густые выцветы соли. Очевидно, пористый лёсс является градирней для обогащения бедного рассола путем испарения воды. Затем этот лёсс сгребают в кучи и наваливают в плоские чаны с отверстием на дне и снова поливают. Густой рассол стекает по каплям в подставленные сосуды и вываривается в чугунных котлах, подогреваемых каменным углем в лачугах, стоящих тут же, на дне долины. Полученная соль довольно белая, но на вкус малосоленая, вероятно, содержит много извести.

На этом пути, еще на перевалах между Желтой рекой и г. Суйдечжоу, пришлось видеть, как ветер приносит лёссовую пыль из пустыни. На северо-западном горизонте появилась серая дымка, и через полчаса она двинулась на нас и окутала все окрестности при полном безветрии. Она была так густа, что недалекие вершины были еле видны, а более далекие совсем скрылись; солнце потускнело и стало чуть красноватым, а небо – серо-голубым в зените и серым на горизонте. Вскоре с северо-запада начался ветер, который сначала дул порывами, затем все сильнее и сильнее бушевал всю ночь до рассвета. Таким образом, туча тонкой пыли двигалась впереди ветра, который, очевидно, нес ее из больших песков Ордоса. Такое же движение пыли впереди ветра я наблюдал еще не раз в Китае и затем в Джунгарии, и оно показывает, каким способом мелкая пыль выносится из пустынь в окружающие степи, где оседает и наращивает толщу лёсса, представляющую накопление подобной же пыли пустыни за минувшие многие тысячелетия.